Страница 4 из 5
Через полгода старик стал местной достопримечательностью. Через год попал в путеводители, и отель немолодой вдовы неожиданно стал пользоваться популярностью у туристов. Некоторые постояльцы соседних гостиниц даже приходили по утрам выпить чашку чая и послушать истории старика.
Постепенно старик начал забывать имена горничных и хозяйки. Постепенно. Это причиняло ему видимые страдания. Он стал подолгу смотреть в глаза горничной своими умными старыми глазами и молчать. Хозяйка догадалась первой. «Называйте меня мисс Понедельник», – сказала она однажды утром, видя, как мучительно старик старается вспомнить ее имя, хотя они заново познакомились всего несколько минут назад. С тех пор ее имя менялось каждый день. И даже прочие гости начали ее звать мисс Вторник… или мисс Суббота в зависимости от дня недели. Привыкли.
Да, старика любили здесь. Я не знаю, был ли у него где-то дом, была ли семья, которая беспокоилась и ждала его. Может быть, жена и дети, у которых уже подросли свои дети, искали его и не могли найти. Я не знаю. Не знала этого и немолодая вдова. Не знал этого никто в городе у моря. Хорошо это или плохо? Тебе решать…
Немолодая вдова, хозяйка отеля, посматривала в окно. Что-то сегодня задерживался старик. Его кофе уже готов. Его стул за столиком у окна свободен, и никто никогда его не занимает.
– Где же наш старик, мисс Четверг? – поинтересовалась молодая пара из Стокгольма. Путешественники и музыканты, они уже три дня встречали старика с прогулки. Старик даже успел стать «их стариком».
Мисс Четверг посматривала в окно. Пунктуальный старик не опаздывал никогда. Хотя она всегда знала, что это может произойти. Знала и боялась этого. Старик не опаздывал. Но однажды он мог просто забыть дорогу к маленькому отелю в городе у моря. Забыть навсегда, как забывал он имена, даты, города и страны.
«Пойду, пожалуй, посмотрю на набережной», – подумала немолодая вдова, набрасывая пальто. Прохладно. Октябрь все-таки.
Тигр Мориса Хиршфелда
«Нравлюсь? Ну и присядь, не стой». Ты не оглядываешься. Ты ведь одна пришла сегодня. Да и не то чтобы только сегодня. Ты вообще одна. И сегодня это не исключение. Правило. Правильно? Значит, кто-то за спиной. Непривычно, но хорошо. Знакомиться будем?
Это все МоМА (Museum of Modern Art). Запомни или запиши: музей художников, рисующих километры водяных лилий, перевернутых женщин с ведрами, нескладные голубые тени у бассейна и красные студии без перспектив.
Говорю все это не для тебя, конечно, ты и так знаешь. Пятьдесят третья стрит, пара кварталов до F-train и так далее.
Далее четвертый этаж. Поднимайся, не задерживайся. Этаж, который начинается с экспрессионистов, с двух бешеных псов Тамайо, что тебя всегда немного пугают.
Все, теперь молчи. Не отвечай, не оглядывайся и не пугай этих мальчиков, они так трогательно держатся за руки. Мне они тоже нравятся. Черненький чуть больше.
Я здесь. Не смотри в глаза, пожалуйста. Да, тигр, полосы на шкуре скручиваются вместе с травой, деревьями и небом в бесконечную спираль. Очень, очень много деталей и очень мало смысла. Один только тигр. Но не отойти.
Ты знаешь, возле тигра постоянно целуются. Не знаешь только отчего. И я не скажу тебе об этом.
Ты все-таки присела на кожаную твердую кушетку. Я чувствую, ты здесь и сейчас. И совершенно не понимаешь, о чем я. А я о своей присказке. О здесь и о сейчас тоже. Я как ты. Думаешь, ты настоящая? Думаешь, я настоящий? И пожалуйста, забудь про Борхеса. Мы не будем меняться местами. Ты не станешь нарисованным тигром, а я не стану медленно стареющей украинской эмигранткой. Тебе не нравится слово «медленно»? «Эмигрантка»? И мне не нравится. Вот мальчики ничего. Тот, черненький, как считаешь?
Конечно, ты знаешь, что я шучу. Но все же чувствуешь разницу между старой и стареющей? Годы имеют значение. Ты по-прежнему думаешь, что я у тебя в голове? Не знаю, кого из нас это касается, но тебя я касаться не буду. Не сегодня. Не здесь и не сейчас. Просто поговори со мной. Трудно быть восьмидесятилетним тигром. Такому игривому сюжету больше подходит тигренок. Хочешь встать? Хорошо. Иди. И возвращайся завтра. Завтра у нас снова будут здесь и сейчас. Они в соседнем зале. В компании музыкантов Пикассо. И может быть, завтра я коснусь мягкой тяжелой лапой твоей шеи. Там, где заканчиваются твои короткие темные волосы. Там очень нежно.
Ты вздрогнешь. Я улыбнусь. Ты боишься улыбающихся тигров? И не напрасно. Я знаю. Старые тигры разбираются в таких вещах. Поверь мне. А теперь уходи. Завтра. Возвращайся завтра. Это очень скоро.
Дождливый друг
Я слышу его шаги на лестнице. Ты знаешь, здесь везде деревянные узкие лестницы с высокими ступенями и совсем нет лифтов. Поэтому мне хорошо слышно, как по старым скрипучим ступеням поднимается мой дождливый друг. Да. Сегодня ведь дождь, помнишь? С утра наладился, капал понемножку, а к вечеру зарядил. Дождь из Атлантики. Теплый, сильный. Значит, пора ставить кофе. Он уже близко. Мой друг близко. А дождь уже здесь.
Я переехал в Хобокен из Верхнего Истсайда несколько лет назад и все никак не привыкну к тишине. Там, рядом с Ист-Ривер и, главное, со скоростной трассой FDR, всегда было шумно. По восточному краю Манхэттена несутся те, кто всегда опаздывает, а вслед за ними летят те, кому просто нравится слушать грохот своих двигателей. Несутся. Неслись… А я слышал их днем и ночью, даже с закрытыми окнами. А потом вот переехал. Были причины, но об этом не сейчас.
Я ставлю кофе. У меня есть медная турка с подгоревшей деревянной ручкой и мятым боком. Подарок одной старой знакомой, с которой, пожалуй, у нас что-то могло быть… Но не сложилось. Я знаю, такие турки встречаются сейчас разве что у стариков. Я не пользуюсь современной электронной кофеваркой Mr. Coffee с цифровой панелью, часами и бесконечным выбором функций. Mr. Coffee уже привык, что я протираю с него пыль пару раз в неделю. Стоит без дела. Может, я и попробую когда-нибудь его искусство, но пусть он станет постарше. Mr. Coffee пока слишком молод для того, чтобы разбираться в хорошем кофе.
Стук в дверь застает меня врасплох. Как всегда. Я убираю с огня турку и иду открывать. Когда веселые черные парни-муверы вносили мои нехитрые завернутые в стретч-пленку пожитки в эту квартиру на третьем этаже, я обратил внимание на подковку рядом с глазком. Ровно посреди двери. У меня раньше таких не было. Это чтобы стучать. Я помню, подумал тогда: «Как это приятно и старомодно. Какой настоящий Нью-Йорк».
Нью-Йорк – это город будущего, когда ты смотришь на него с Бруклинского моста, и город прошлого, когда надеваешь очки и медленно идешь по замусоренной улице к прачечной с китайцами, понимающими по-английски всего несколько фраз.
Я открываю дверь. Впускаю моего дождливого друга. Он вешает темный мокрый плащ на крючок у двери. Аккуратно помещает на соседний крючок шляпу. С достоинством и спокойствием, которые мне так в нем нравятся. Проходит в гостиную. Или кухню, как я обычно называю эту маленькую комнату с окнами на кирпичную стену соседнего дома, где газовая плита, мойка и несколько кухонных шкафов подвинулись, чтобы дать место моему продавленному темно-синему дивану, кофейному столику с подставкой для газет, которые кончились в прошлом веке, и креслу, невесть как поместившемуся в углу у окна, под пожелтевшим пластиком кондиционера. Я не привык к этому дому. Говорил? Ну да, с возрастом я начал повторяться, ты уж прости.
Мой дождливый друг всегда занимает кресло у окна. Здесь лучше всего звучит дождь. Он стучит по нелепой, некрасивой коробке оконного кондиционера, торчащей из моего окна. И мы знаем: дождь пока не кончился. Не кончился. Значит, и наша история тоже продолжается.
Я вчера видел, как в маленьком парке по соседству мужчина с пуделем остановился посреди дороги. С ними шла женщина – подружка, не жена, это сразу понято. Издалека видно…
Пудель, наверное, был стар, давно не стрижен в модно-пуделиные шарики. Он устал и сел на асфальт. Прямо посреди дороги. Спокойно. Повесил свою голову и вообще весь как-то бессильно свесился на мостовую своими длинными ушами, потускневшей шерстью, вялым хвостом. Хозяин пуделя, мужчина лет сорока, подошел и взял его на руки. Также спокойно, все поняв, без разговоров, ободрений и сомнений. Взял своего старого друга и понес, не советуясь и не объясняя свой поступок подружке. Бережно придерживая. Боже мой, как это было правильно и по-человечески. Ты понимаешь? И я подумал: почему? Почему мы так небрежны со своими стариками? Почему? Ну, ладно…