Страница 8 из 15
Помещение Собрания великолепное. Огромный двухсветный зал с колоннами. Монументальная лестница. Большая столовая, библиотека, биллиардная комната, с портретами всех командиров полка и много других комнат. Полковой музей.
При казармах имеется полковая церковь, со склепом для погребения господ офицеров[48]. Начинаю постепенно осваиваться со службой, с Собранием и с топографией казарм.
На днях был у моих знакомых. Отец генерал Генерального штаба З. Сын его на фронте в Гвардии. Еще совсем недавно, мальчишками, мы проводили время вместе на пляже в Финляндии. Обе сестры моего товарища еще до войны вышли замуж за офицеров Гвардейской Конницы. Одним словом, это чисто военная семья.
Гостей принимала хозяйка дома. Было всего несколько человек, хорошо между собой знакомых. Говорили о театре, об общих знакомых, о близких на фронте и незаметно перешли на наболевшую тему – заговорили о войне.
– А знаете, господа, – сказала генеральша (ее все так заочно называли) – как в Царскосельском госпитале один офицер стрелял в Государыню Александру Федоровну. Мне рассказывали, что дело происходило приблизительно так: Государыня подошла к постели тяжело раненого офицера, милостиво с ним беседовала и, между прочим, спросила его при каких обстоятельствах, где и когда он был ранен. Офицер рассказал, что он был ранен пулей во время контратаки. Гвардейский Германский Гессенский полк[49] не выдержал русской штыковой атаки и бросился бежать, побросав оружие. «Это неправда», – сказала Императрица, – Гессенская Гвардия не могла бежать», – и не попрощавшись, отошла от раненого[50]. Офицер выхватил из-под подушки револьвер и выстрелил в Государыню, но промахнулся. Ночью он был расстрелян.
На меня этот рассказ произвел удручающее впечатление, хотя по своей неправдоподобности он похож скорей на сплетню.
Знает ли Правительство, что подобные «новости» передаются уже в семьях офицеров Генерального Штаба? Осведомлен ли Государь о подобном состоянии умов от генерала до солдата! И, вообще говоря, к чему могут привести вое эти разговоры, критика, сплетни! Ощущается какая-то особая атмосфера всеобщей напряженности, недовольства, отчаяния. Воздух насыщен каким-то электрическим зарядом. Но, может быть, это только кажется, ведь жизнь идет по-прежнему.
Последуем теперь примеру одного великого французского писателя и обратимся к мнению человека из «народа» – к нашей кухарке.
Муж ее работает на Путиловском заводе, то есть словчился от военной службы и зарабатывает очень хорошо, что не мешает ему быть против войны и правительства в результате ежедневной революционной обработки. Мысли свои он высказывает и нашей Наташе.
У нас часто бывает моя тетя, богатая помещица и ярая монархистка. Война помешала ей возвратиться в Рим, где она постоянно живет уже лет 20[51]. Западная Европа дала ей своеобразную «демократичность», что не мешает ей любить Россию больше Европы и быть православной и монархисткой.
Она очень любит иногда пойти на кухню и сама приготовить, с присущим ей талантом, какое-нибудь очень вкусное блюдо.
Вернувшись как-то домой из казарм и, узнав, что тетка моя священнодействует на кухне, я пошел туда, с ней поздороваться и случайно услышал конец крупного ее разговора с нашей кухаркой.
– И какой это Царь? – говорил голос Наташи.
– А какого же вам надо Царя? – кричала моя тетка.
– Как какого, – ответила наша кухарка, – ну вот хоть нашего барина (то есть, моего отца).
– Дура!
Я расхохотался от такого оборота спора. Отец мой никогда не разговаривал с прислугой и меня поразило его «избрание». У жены рабочего Путиловского завода цела монархическая традиция и уважение к своему барину.
Сегодня утром я вышел из дома в 7 с половиной часов утра и забыл надеть шашку. Спохватившись на полпути и, вспомнив Начальника Учебной Команды, я вскочил на первого попавшегося извозчика и полным ходом галопировал сначала домой за шашкой, а затем в казармы – как бы не пропустить выход белого шпица.
Слава Богу, всё обошлось.
Начались забастовки на заводах. Кажется, и женщины недовольны – ощущается недостаток в хлебе, выдают по фунту на человека. И это в России – житнице Европы. Может быть, виной всему расстройство перевозочных средств. Но других продуктов сколько угодно. По крайней мере дома я ничего не слышал о продовольственных затруднениях.
Некоторое время тому назад я записался пайщиком в Гвардейское Экономическое Общество, под № 37037.
На полковом плацу выстроены маршевые роты. Но их не посылают в действующий полк. Эти роты отправляются на побережье Черного моря для сформирования особого корпуса для производства десанта на Константинополь.
Странные роты. Негвардейского вида солдаты старших возрастов, ратники с бородами, мужиковатые. По-видимому, лучших солдат оставили для своего полка.
Полковник Яковлев[52], заведующий хозяйственной частью, обходит роты, опрашивая, нет ли каких-нибудь претензий или жалоб.
Затем появляется священник и служит молебен. Роты отправляются на Николаевский вокзал[53], и я назначен сопровождать одну из них. Выступаем.
Идем по Сампсониевскому проспекту. Казармы нашего полка со всех сторон окружены заводами и рабочими кварталами. На панелях стоят очереди женщин у продовольственных лавок. Я вижу это впервые. Но я думаю, что очереди стоят у рабочих кооперативов, а не у обыкновенных лавок.
В одном месте Сампсониевский проспект суживается. Очереди стоят с двух сторон. Вдруг женщины начинают кричать, махать корзинками и зажимать проходящие роты.
– Куда идете, родимые, довольно вас перебили. Когда же этому конец будет.
Крики усиливаются, толпа бушует. Меня хватают за рукава шинели, что-то мне кричат, не пускают.
Я отбиваюсь, роты налегают и протискиваются вперед. Проходим. Смотрю на идущего рядом со мной в строю уже не молодого мужика-ратника.
Он плачет. Разжалобили его бабы.
Я отлично знаю, что думает «народ»: вот баре затеяли войну-бойню и без толку убивают мужиков. А генералы и министры продаются немцам, – денежки наживают. В Петрограде не хватает хлеба, а каждый день подводы везут мешки с мукой на Финляндский вокзал – это Царица отправляет хлеб немцам. В Царском Селе имеется беспроволочный телеграф и немцам заранее известны планы русского командования.
И всё в этом роде.
Подобные настроения создаются не без участия оппозиционных партий, которые по-видимому не очень брезгливы в выборах способов борьбы.
Мы проходим через весь город, Литейный, Невский. Прохожие останавливаются, смотрят равнодушно.
На Николаевском вокзале мы сдали наши роты специальным офицерам. Они в шинелях солдатского, матросского сукна, носят морские палаши вместо шашек. Много прапорщиков: специальный выпуск одной из Школ прапорщиков для десантной операции. Я думаю, что если бы мы заняли Константинополь, то война была бы выиграна и окончена.
В городе неспокойно. Говорят, рабочие бастуют и даже выставляют политические требования. Полиция разгоняет сборища на улицах. Прапорщик Гилевич попал на Знаменской площади[54] в бушующую толпу. Ему пришлось остановить свой автомобиль, так как толпа проколола шины. Занятия в батальоне идут нормально, хотя количество солдат, идущих в караулы значительно увеличено.
Жду моей очереди тоже быть отправленным в город для защиты порядка, то есть династии.
48
Церковь во имя Архангела Михаила (Б. Сампсониевский пр., 61) заложена в 1905 по проекту арх. А. Г. Успенского; освящена 20 ноября 1906. Внутри храма на стенах висели бронзовые доски с именами погибших офицеров Московского полка. В ноябре 1923 в церковном здании открыли клуб, в 1924 – столовую; в 1930-е снесли.
49
Как известно, такой полк в Германской армии не существует – Прим. автора [полоса бумаги с этой фразой отпечатана и вклеена в «Записки» позднее].
50
Императрица Александра Феодоровна происходила из Гессенского Дома (Алиса Гессенская).
51
Анна Николаевна Кутукова (1871–1925) – дочь Николая Николаевича Кутукова и его жены Марии Павловны, урожд. кнж. Мансыревой (Мансуровой). Певица, пианистка. В 1896 выйдя замуж за художника Александра Александровича Сведомского (1848–1911), переехала вместе с супругом в Рим. Последние годы жила в Сан-Ремо вместе с дочерью Анной Александровной Сведомской (1898–1973), в замужестве Джизмонди.
52
Петр Михайлович Яковлев (1878–1931) – военачальник. Окончил 3-е Александровское училище. Служил в Лейб-Гвардии Московском полку. В 1917 вышел в отставку. Позднее служил в Красной армии. Преподавал на Петроградских пехотных курсах. Затем работал в Военно-медицинской академии кассиром, шил и чинил обувь для театров, был военруком Финансового – экономического института. Был арестован по обвинению в утаивании утвари полковой церкви и организации контрреволюционного заговора и был расстрелян.
53
В настоящее время – Московский вокзал.
54
Совр. пл. Восстания.