Наказание страстью

– Здравствуйте, Маргарет. Вы просили сообщить вам, когда состояние Билли изменится.

Спросонья я даже не сразу сообразила, о чем речь. Понадобилось не меньше минуты, чтобы я вспомнила мальчугана. Веселого, озорного… Вот уже почти год прикованного к больничной койке.

– Да-да, спасибо. Как он? Ему лучше?

– К сожалению, нет. Состояние ухудшилось, сейчас мальчику срочно требуется операция. Если ее не провести в ближайшее время – все наши усилия напрасны. Но счета нашего фонда заблокированы, я не смог оформить перевод, чтобы оплатить лечение.

Моя голова упорно отказывалась работать. Операция? Деньги? Ну почему именно сейчас, когда у нас с отцом и так все непросто!

– Постараюсь разобраться с этим в ближайшее время.

Собеседник поблагодарил меня и отключился, а я со вздохом откинулась на подушки. Вот и еще одна проблема, которую придется срочно решать. Фонд «Лучик» я организовала на деньги отца, чтобы помогать детям с онкологическими заболеваниями. Они совсем юные, кажется – вся жизнь впереди. Но страшное заболевание грозит оборвать эту жизнь в самом начале.

Отец поддержал меня и легко выделил деньги на благотворительный проект. Для него это – капля в море. Для меня – возможность сделать хоть что-то. Спасти хотя бы несколько жизней. Я всерьез занялась фондом, и теперь мы занимались не только онкологией. У того же Билли, например, был врожденный порок сердца. Мальчик перенес уже две операции, эта должна была стать третьей, решающей…

Быстро собравшись, я спустилась вниз. Может, отец еще не ушел на работу, и я смогу попросить его перечислить средства на лечение? Почему-то я всегда терпеть не могла просить о чем-либо по телефону. Лучше уж вживую, так, чтобы сразу видеть реакцию собеседника.

Отец был на кухне. Пил кофе, проглядывая утреннюю почту. Судя по его лицу, спал он тоже неважно и сейчас был не в духе:

– Доброе утро, Мардж. Как вчера отдохнула?

Меня передернуло: одного упоминания о вчерашнем дне хватило, чтобы я снова почувствовала ярость и стыд. Ужас перед огромной толпой внизу и жар от прикосновения горячего мужского тела к обнаженной спине… Усилием воли я отогнала воспоминания:

– Так себе, папа. У нашего фонда заморозили счета. А мне как раз нужно срочно сделать перевод для…

– Прости, дочка.

Я растерянно замолчала. Отец почти никогда так резко не прерывал меня. Даже в детстве, когда я часто несла откровенную чушь. Только сейчас я заметила, что его губы строго поджаты, а глаза обжигают прямо-таки арктическим холодом. Он побарабанил пальцами по столу:

– Ты, кажется, не понимаешь, насколько все серьезно. Я больше не могу выбрасывать сотни тысяч.

Я просто задохнулась от возмущения. Выбрасывать?! Неужели он не понимает…

– Когда ты только начала играть в благотворительницу, спасительницу – я не возражал. Мне на жалко денег на хорошее дело. Но сейчас – прости, но у меня нет денег. Совсем.

Я плеснула себе кофе и села напротив отца:

– Почему ты уволил Лайтмана?

Он, наконец, отодвинул письма в сторону и посмотрел мне прямо в глаза:

– Из-за тебя.

Я опешила. Такого поворота я уж точно не ожидала:

– Что значит – из-за меня?

– Он бегал за тобой, этот Лайтман-младший. Пока он просто плясал перед тобой на задних лапках и знал свое место, все было в порядке. Но потом… Я же видел вас там, на заднем дворе. Вы целовались! Ты, моя единственная дочь, и сын садовника. Разумеется, я немедленно его убрал. Ни к чему тебе путаться со всяким отребьем.

Я смотрела на него, широко раскрыв глаза. Так вот почему все произошло… У Кэлвина действительно есть повод ненавидеть меня. Не зря он так взбесился, когда я напомнила ему про детскую дружбу!

– И что потом? Что с ним стало?

Он равнодушно пожал плечами:

– Я не слежу за каждым, кто на меня работал.

Он немного помолчал и нехотя добавил:

– Кажется, он умер вскоре после этого.

Я встала из-за стола и подошла к окну, невидящим взглядом уставившись на буйную зелень сада. Это меняло все. Я думала, что травля, которую развернул Кэлвин – просто его глупая прихоть. Оказывается, так он мстил за смерть мистера Лайтмана… Вполне вероятно, что он счел моего отца виновным: наверняка тот, выгоняя садовника, не постеснялся в выражениях. Но и я вполне могла попасть под раздачу. В конце концов, именно наш с ним поцелуй и стал причиной всего.

Значит, мы несем заслуженное наказание, и Кэлвин вполне может считать, что поступает с нами справедливо… Но Билли и другие дети уж точно не при чем! А именно они пострадают больше всех. Если я не решу вопрос с финансированием фонда, причем быстро – они могут просто не дождаться необходимого лечения.

Я залпом допила кофе: кажется, у меня просто не осталось выбора. Раз вся история закрутилась из-за меня, мне ее и расхлебывать. На отца я даже не смотрела. Он сейчас так удручен разорением своего дела, что о другом думать просто не в состоянии. Я привела себя в порядок, села в машину и поехала к Лайтману. Приходилось спешить: я чувствовала, что могу просто струсить и передумать, если задержусь дома еще хоть на минуту.

Его офис поражал роскошью: не показным шиком, за которым стоит только желание пустить пыль в глаза. Нет, обстановка свидетельствовала о солидности, основательности. О том, что владелец действительно преуспевает и не стесняется показать это.

У меня было достаточно времени, чтобы изучить интерьер, от картин на стенах до узора на ковре: в приемной я проторчала не меньше получаса. Уж не знаю, действительно ли Кэлвин был настолько занят, или просто воспользовался случаем еще раз унизить меня, но в его кабинет я вошла, с трудом сдерживая гнев. Но эмоции пришлось убрать подальше. Сейчас я должна была любой ценой добиться того, чтобы он оставил нас в покое.

Кэлвин стоял спиной ко мне. При моем появлении он даже не соизволил повернуться:

– Привет, Маргарет. Что ты решила?

Я с трудом сглотнула: в горле внезапно пересохло. Нужные слова находились с трудом, но я все-таки выговорила:

– Кэлвин, я согласна. Только оставь в покое мою семью.

Некоторое время он молчал, продолжая смотреть в окно. Потом повернулся ко мне, и я вздрогнула от того презрения, что излучало его лицо:

– Другого от тебя я и не ожидал.

Глава 3

Он разглядывал меня в упор, так, словно впервые видит меня. Причем презрительное выражение лица говорило о том, что увиденное не слишком впечатляет его. Сперва я просто не знала, куда деть взгляд. Смущение нахлынуло с новой силой. Я уже успела пожалеть о том, на что согласилась, о том, что вообще сюда приехала. Но потом в голове мелькнула мысль: «А о том поцелуе ты жалела? Тебе же понравилось, настолько, что ты сама была не против повторить его. Вот и расплачивайся теперь, Кэлвин свою цену уже заплатил!»

Я подняла голову и смело встретила его взгляд. На мгновение он удивился, потом его глаза сузились:

– Пытаешься показать характер? Напрасно… Ничего, поживешь у меня месяц – станешь как шелковая.

– У тебя?!

Он коротко хохотнул:

– Конечно, у меня. Я хочу, чтобы моя рабыня всегда была под рукой.

«Моя рабыня»… При этих словах меня просто передернуло, но я постаралась не показать виду. Не хотела, чтобы Кэлвин видел, как сильно это задевает меня.

– Мне потребуется время, чтобы собрать вещи…

– Не потребуется. Все, что нужно, у тебя будет.

Я пожала плечами. Конечно, было понятно, для чего это ему нужно. Лишить меня всего, сделать полностью зависимой. Перетерплю. Наверняка это мелочи по сравнению с тем, чем он заполнит этот месяц… По спине пробежал холодок нехорошего предчувствия, но я снова взяла себя в руки. Выбора-то все равно нет… Кэлвин между тем продолжал:

– Теперь о правилах. Ты на этот месяц принадлежишь мне. Делаешь то, что я захочу. Говоришь, только когда спрошу. Не жалуешься. Не огрызаешься. Если вдруг поймешь, что больше не в состоянии это выносить – просто уходишь.