Страница 24 из 26
Притупляет ли рутина страх опасности? Судя по тому, что произошло, надо думать, что да. В тот момент, когда лесорубы вновь выкрикнули: «Падает!», по опушке, волоча ветку размером с него самого, пробежал ребенок. Какой-то мужчина взревел:
– Маэль!
Дерево со скрипом накренилось. Мальчонка повернул голову и весело помахал отцу, который снова завопил:
– Маэль!
Слишком поздно. Тонны древесины и тысячи иголок рухнули на землю и погребли под собой малыша.
Мы бросились в гущу еще содрогавшихся от падения веток.
– Маэль! – повторял несчастный отец. – Маэль!
Остальные тоже принялись окликать мальчика.
– Здесь!
Волшебник ткнул пальцем куда-то в гущу ветвей.
Лесоруб исчез в них и осторожно вытащил сына. В его объятиях шестилетний мальчонка пришел в себя. Все с облегчением выдохнули.
– Он невредим, просто сильно перепугался! – воскликнул Гавейн.
– Сейчас я не стану тебя ругать, но уж завтра ты у меня дождешься, – проворчал отец.
Я подошел к мальчику.
– Тебя ударило по голове?
Тот кивнул.
– Тебе больно?
Ребенок пристально посмотрел на меня, задумался и побледнел. По его щекам потекли слезы. Оглушенный, он только теперь начал осознавать свое страдание. Уязвленный отец бросил на меня пренебрежительный взгляд.
– Почему ты об этом спрашиваешь? Сначала все было в порядке.
– Он испытал шок.
– Он дышит! Глаза у него открыты!
– Это ничего не значит. В дальнейшем боль может усилиться.
Отец с ужасом уставился на меня, как если бы я желал его сыну чего-то дурного. И злобно обратился к остальным:
– Это еще кто?
Бравый здоровяк был так взволнован, что не желал признавать серьезности случившегося и обратил свое смятение в гнев против меня. Я чувствовал, что он вот-вот полезет в драку. Но тут вмешался Гавейн:
– Нарам-Син – целитель. Самый великий из всех, кого я знаю. Он пользует царицу Кубабу.
Самоуверенность Волшебника и популярность царицы Кубабы незамедлительно вызвали у присутствующих почтение. Я не стал опровергать слов Гавейна и осторожно заговорил с лесорубом:
– Ты беспокоишься о сыне, ты хочешь, чтобы он оправился. Я тоже. Если позволишь, я позабочусь о нем, пока он не сможет опять резвиться.
Потрясенный горем плачущего у него на груди ребенка дровосек что-то растерянно пробормотал. Вмешался старшина лесорубов:
– Саул и Маэль воспользуются твоей помощью. Ты ведь не против, Саул?
Поколебавшись, отец угрюмо согласился. Мы вошли в шатер из звериных шкур, который он передвигал с вырубки на вырубку по мере валки леса. Жил он вдвоем с сыном, потому что жена умерла в родах. После ее смерти он не донимал мальчонку придирками, как порой поступают другие вдовцы, а перенес на него всю свою способность любить – я понял это, увидев сундук, набитый игрушками: вырезанными из дерева зверюшками, кубарями, шарами и тележками.
– Маэль, – шептал он, поглаживая кудрявую головку лежащего на волчьей шкуре сына.
Как я и опасался, состояние мальчика ухудшалось. Его много раз вырвало, он жаловался на головную боль. Несмотря на то, что я сделал ему холодный компресс, беднягу сжигал внутренний жар. Упрямый отец отчаянно бодрился:
– Он просто крепко перепугался, вот и все… Хорошая еда, хороший сон, хороший отдых. А, Маэль? Завтра он снова разрумянится.
Я притворно поддакивал.
«Три дня, никогда не жди больше трех дней». Правило Тибора не выходило у меня из головы. «Если промедлишь больше трех дней, вмешиваться бесполезно». Что мне следовало предпринять? «Позволь телу восстановиться, ведь оно для этого приспособлено, но жди не дольше трех дней!» О Тибор, наставник мой, почему нынче вечером тебя нет со мной рядом? Почему ты далеко и я не могу с тобой посоветоваться? Волшебник наблюдал за мной, догадываясь, что я скрываю свои мысли.
Всю ночь ребенок то стонал, то дремал. Трудно определить, что пугало меня сильнее: его стоны внушали мне сочувствие, а молчание заставляло опасаться потери сознания.
К утру багровое лицо малыша изменилось, стало мертвенно-бледным, окруженные синевой глаза ни на чем не фиксировали взгляд, губы не могли произнести ни слова. Голова мальчонки моталась из стороны в сторону – только это и свидетельствовало о том, что жизнь еще теплится в бедном теле.
В шатер заглянул старшина лесорубов и окликнул отца:
– Саул, там змеиное гнездо.
Сильно встревоженный, Саул выпрямился. Старшина продолжал:
– В стволе было гнездо. Уж не знаю, сколько змей в нем извивалось. Так что, если твой сын…
Вытаращив глаза, Саул договорил за него:
– Разгневанный Дух змеи вселился в него. Вот почему он больше не говорит. Дух змеи завладел им.
Опустившись на колени перед ребенком, он встряхнул его:
– Маэль! Избавься от незваного гостя, ну же! Маэль! Ты меня слышишь?
Обессилевший ребенок даже не моргнул. Я почувствовал, что он соскальзывает на сторону смерти, и схватил отца за руку:
– Если позволишь, я попытаюсь изгнать Демона.
– Мы все будем изгонять Демона! – с охотой согласился он. – Пусть мужчины и женщины объединятся! Будем петь заклинания и молитвы.
– Но…
– Ты будешь произносить свои заговоры, а мы – наши. Верно, старшой?
Тот поддержал его план. Гавейн добавил:
– А я посоветуюсь с внутренностями грызуна, чтобы узнать волю Богов.
Отец приложил все силы, чтобы при поддержке старшого мобилизовать лесорубов. Спустя некоторое время они на скорую руку устроили вокруг шатра сеанс коллективного экзорцизма. Весь лагерь что-то бормотал, напевал и бубнил вполголоса.
Три дня, думал я, не больше трех дней!
Пока к небесам возносилось протяжное монотонное пение и каждый теребил свои амулеты, Волшебник тихонько поинтересовался:
– А что ты хотел предложить?
– Вскрыть ему череп.
– Вскрыть череп? Это верная смерть!
– Если сделать плохо, то да. А если хорошо, это спасет больного.
Я поведал ему, чему меня научил Тибор относительно лечения травм головы. Это знание он принес из далеких краев, от племен, обитавших на краю света, у берега моря, со стороны заходящего солнца[25]. Когда, воспользовавшись ушибом, Демон проникал в голову человека и терзал ее, нанося удары изнутри, следовало освободить его, проделав в черепе отверстие: Демон выбирался вон, а больной выздоравливал.
– Дыру в голове? Никто не ходит с дырой в голове!
– Дыра закрывается естественным путем. Кость формируется в течение шести месяцев. А шрам скрывают отросшие волосы.
– Похоже, ты хорошо осведомлен.
– Впрочем, операция требует крайней точности. Если отверстие сделать в неправильном месте, начнется кровотечение, а это неминуемая смерть. Если слишком глубоко, мозг почернеет, и это мгновенная смерть. Если все же удается найти правильное место, недостаточная очистка может вызвать заражение.
– Ты полагаешь, что сможешь?
Бросив взгляд на распластанного в беспамятстве на волчьей шкуре ребенка, я с горячностью ответил:
– Уверен!
Произнеся это слово, я вздрогнул. Во что я ввязываюсь? Гавейн решительным шагом направился к отцу.
Подбирая необходимые инструменты, я силился убедить себя: да, я умею оперировать, я осознаю риски, моя рука не дрогнет! Решившись, я загнал свои сомнения в самую глубь своего сознания – туда же отправил и факты, потому что, по правде говоря, никогда еще не производил подобного вмешательства в тело человека. Я только набивал руку на коровьих трупах, и теперь пальцы уже не слушались меня. Я выровнял дыхание, успокоил бешено бьющееся сердце и сделал безмятежное лицо. Если мне не удастся справиться с собственной нерешительностью, как я добьюсь согласия остальных?
Посреди просеки Гавейн над угольями извлек внутренности хорька. И, посоветовавшись с ними, возвестил, что ребенок будет жить, если целителю позволят действовать.
Я нисколько не задумывался о двурушничестве Волшебника, который вытянул из кишок то, чего мы желали; это работало в интересах ребенка. Отныне община дровосеков возлагала на меня все надежды.
25
От кельтов.