Бездна

– На диване? – съехидничал я. – Это у тебя такой зал?

– А то, – согласился он. – Когда можно здесь, почему нет?.. Тихо, никакая птичка сверху не какнет, иначе в жопу такой умной петарду.

– А как же любовь к природе?

Он сказал недовольно:

– А я не природа? Хоть Казуальник и говорит всякое заумное, но я природный, вот свою природу и люблю! А её у меня много.

– Ну да, – согласился я, окинув взглядом его безразмерные телеса, – если у тебя вместо крыши небо.

Подкатил стул, я с удовольствием опустился на мягкое сидение, у Южанина комфорт везде и во всём. Под моей задницей стул сразу превратился в кресло, чутко подстраиваясь под новую конфигурацию. Жаль, не было такого, когда сутками горбился перед экраном компа, стараясь побыстрее добраться до хайлевла, сейчас фигура была бы получше, но поправлять не стану из принципа.

Из-за моего плеча протянулась белая рука, подавая на стол широкую тарелку с гроздьями сочного винограда.

Я оглянулся, молодая женщина с идеальной для Южанина фигурой, т. е., узкоплечая и с широченным задом, улыбнулась и удалилась в сторону дома, величаво двигая могучими бедрами.

Я кивнул ей в спину.

– Аватарка или реальная?

Он отмахнулся.

– Да какая разница?.. Пусть даже реальная, я не капризный. Сами все никак не решим, не энпээсы ли в чьей-то игре?.. Казуальник задолбал своими намекабельными идеями… Так что расслабься и получай удовольствие. Если удаётся, конечно.

Я пробормотал:

– Но наш мир создан для удовольствия?

Он сдвинул плечами, мне это напомнило величавое колыханье океанских волн вдали от берега.

– Смотря кем. Господь пинком вышвырнул Адама из рая и сказал, что отныне в поте лица будет зарабатывать на хлеб. Сомнительное удовольствие! Но мы, атеисты, сказали, что мы наш, мы новый мир построим! И построили. Ну как получилось.

Я уловил в его бодром голосе нотку сомнения, сказал успокаивающе:

– Ничего, получится лучше. Мы только начали.

Он бесстыдно улыбнулся во весь акулий рот с двумя рядами голливудских зубов.

– А то!.. Я здоровый человек, но вот-вот от скуки до перверсий дойду!

Он перекрестился, мощно сплюнул через левое плечо, проследил, как плевок с треском разбил обрамляющий дорожку камень, тот через пару секунд оплавился, как воск на жарком солнце, но тут же поспешно вырос и послушно застыл в прежней форме.

– Не дойдёшь, – заверил я. – У нас рабоче-крестьянская психика. Устойчивая.

– А что случилось? – спросил он с любопытством. – Ты у меня вообще ни разу не был!

– Многое случилось, – ответил я, – и даже стряслось. Но самое важное – с завтрашнего дня можно заниматься тем, ради чего создавали наше общество.

Он охнул, даже отшатнулся, его крохотные поросячьи глазки стали размером с блюдца.

– Ты чё?

– А вот так, – ответил я. – А то уже и забыли о нём, а день пришёл!

Он радостно потёр ладони. Это было так, словно две медузы готовятся копулировать, но тут же с мягким шлепком опустил руки на край столешницы и сказал почти деловым тоном:

– Прекрасно!.. А то уже, ты прав, мы ж для высоких целей, а сами погрязли и угрузли в лукуллизме.

Я буркнул:

– Ну грязь у тебя хорошая. Наверное, целебная.

– Не знаю, – ответил он, – но, честно говоря, с каждым днем вылезать всё тяжелее. Всё целебнее… наверное. Ты ешь, ешь!.. Что, не лезет?.. Эх ты, что за молодёжь пошла… Ладно, открыть к Аркаше или Казуальнику?.. У меня даже к Явтуху есть, а он, ты знаешь, отшельник, никого видеть не желает.

– С тобой дружат все, – подтвердил я, – К Казуальнику загляну, а остальным сообщи сам, ладно?.. Встречаемся завтра у меня. Нужно решить, с чего и как начнём. Мы ж трудиться отвыкли, не так ли?

– Если не считать Казуальника, – согласился он. – Щас свяжусь… К нему так просто низзя.

Он сосредоточился, посидел в полной неподвижности, морща лоб, словно вспоминая забытые пароли и логины, наконец широкое лицо стало в улыбке ещё шире.

– Ага, вот он…

Над столом возник небольшой круг, размером с тарелку, появилось лицо Казуальника, сухое и вытянутое, как у породистой лошади, глаза ввалившиеся, взглянул на обоих по очереди с таким подозрением, словно раскрыл какую-то гадость с нашей стороны.

– О, с тобой ещё и Тютюнник?.. Что стряслось?

Южанин сказал хвастливо:

– Я для тебя два камня Вечного Огня достал. Где ты щас?.. Не кипятись, не кипятись! Так и скажи, на работе…

Казуальник ответил сердито:

– Передай их Карлсону, хорошо?.. Он где-то близко к тебе, сейчас заскочит.

Южанин сказал с сомнением:

– А ты ему доверяешь?.. У него рожа очень уж неблагонадежная. А камни эти можно добыть только раз в пять лет, сам знаешь, какими трудами.

Казуальник сказал недовольно:

– Забодал своими дурными шуточками. Сам знаешь, Карлсон и есть я.

– Это ты забодал своими твинками, – возразил Южанин. – Подумаешь, разносторонняя личность! А я вот цельная, как Эльбрус на Памире. Или в Тибете, не помню.

Казуальник поморщился, у всех память абсолютная, а ещё мгновенный доступ ко всем знаниям, что накопило человечество, но среди эстетов модно как бы что-то не помнить или забыть. Такое вроде бы придает больше человечности, прикосновенности, а то и вовсе приобщения к традиционным ценностям, так называемым вечным, хотя во вселенной нет вечного, а среди людей так и вовсе сердце красавицы склонно к измене.

– У нашего Тютюна серьёзные новости, – сказал Южанин другим тоном. – Видишь, какой он важный? Говорит, скажет только с глазу на глаз. Чтобы вражеская агентура не перехватила! Госдеп не дремлет, а болтун – находка для врага.

Казуальник взглянул на меня искоса без всякой теплоты в глазах.

– Это я враг?

Южанин сказал весело:

– Ага, уже моих изысканных шуток не понимэ?

Казуальник ответил сухим, словно пролежавшая сто лет в Сахаре коловратка, голосом:

– Хорошо, буду. Перебрось нашего генерала, если здоровье ему позволяет.

Южанин улыбнулся, здоровье нам теперь позволяет что угодно, но старая шуточка ещё в ходу, свёл ладони с растопыренными пальцами вместе, пошептал, как бабка Ванга на приёме у Мессинга, разом раздвинул.

В пространстве блеснула узкая щель, на той стороне дикий и неухоженный мир, пахнуло лесом и живицей.

Я сказал с неудовольствием:

– А пошире?

Южанин ответил бодро:

– Могу, хотя что-то устаю быстро.

Глава 3

Мне показалось, что ладони Южанин раздвигает в самом деле с трудом, но щель стала вполне, я поднялся из-за стола, все равно всегда сыт, шагнул, пока Южанин держит, а как только перешагнул на ту сторону, пространство за моей спиной с влажным хрустом схлопнулось, словно переломили подсолнух размером с секвойю.

Здесь мир не совсем дик, вдали полуразрушенный старинный замок в восточном стиле, сохранились выложенные каменными плитами дорожки, красивые диковинные цветы из щелей между ними, поддерживая очарование запущенности и неухоженности, природа как бы сама по себе.

Правда, пара цветков торчат прямо из плит, малозаметная небрежность, но я перфекционист, всегда коробят неточности.

Над ухом раздался шепот Южанина:

– Правда, красотища? Умеет создавать уют. Отыскал же дикое местечко на планете! Говорит, со времен каких-то Луёв! Ещё первых.

– Да, – согласился я, – явно с тех времен.

Что цветы растут не совсем так, как правильно, и Южанин не замечает, но, возможно, и не знает, как должны, все мы дети асфальта, так что все путём, дикое так дикое, заброшенное так заброшенное.

Чуть впереди замерцала едва видимая фигура, безобразно толстая, повернулась в мою сторону, я узнал нарочито небрежную голографию Южанина.

– Проведу тебя чуть, – прошептал он заговорщицки, – здесь заблудиться раз плюнуть. Это вот у него Сад Волшебных Колопендрей.

– Колопендров, – поправил я.

Он беззаботно отмахнулся, наяву вряд ли смог бы при его туше с такой лёгкостью махнуть бревнообразной лапой.