Чего ТЫ хочешь

– И что, ты думаешь, что твои нравоучения мне помогут? Ты так ничего не поняла? Мне не нужна твоя жалость и твое сочувствие тоже не нужно! Ты можешь от меня отстать, наконец?

– Тогда почему я все время нахожу тебя в слезах! Даже в тот самый первый раз, когда мы познакомились.

– Забавное стечение обстоятельств, василек.

– Да прекрати меня так называть!

– А ты прекрати за мной таскаться.

– Я за тобой не таскаюсь, ясно? И конкретно прямо сейчас меня послал твой тренер, узнать как ты.

– Надо же, какое совпадение. Из сотни людей в зале, он посмотрел прямо на тебя и подумал, что именно ты должна узнать как мои дела.

– Ты когда-нибудь закончишь язвить?

– Нет. Это базовая программа, удалению не подлежит.

За то время, пока эти двое препирались, кровь решила прекратить уже литься. В конце концов, сколько можно, нужно оставить хоть немного для этого несчастного, а то ведь так и грохнется без сознания.

Рут еще раз умылся, посмотрел в зеркало. Да… Видок не самый лучший. Рассеченная бровь, припухший нос, еще и красные глаза до кучи. Ну правда, почему он так поступил? Можно было дать пас. Но он выбрал сигануть через половину поля. Рванул сквозь соперников, прыгнул, но не рассчитал положения. В итоге имеем что имеем. Ну, хоть мяч забил.

Анита смотрит внимательно, изучающее. Ей вообще интересен этот парень. Что-то есть в нем такое, что завораживает и притягивает. Что-то не на поверхности. И каждый раз ею овладевает любопытство, будто открывает книгу и не знает, чем закончится эта глава.

Рут глянул исподлобья и направился к выходу.

– А ну стоять!

Девушка резко схватила за руку и рванула того обратно к раковине.

– Что ты творишь! А ну отпусти!

– Ты никуда не пойдешь, пока я не обработаю твой порез.

– Что? Ты глухая? Я сказал, что мне ничего не нужно!

– Тебе нет, а твоему лицу нужно.

– Так, все. Делай тут что хочешь, но без меня. Иди, облагодетельствуй весь мир, пожалуйста. А меня оставь в покое!

Рут снова рванулся к выходу.

– Встал на место и заткнулся! Никто отсюда не уйдет, пока я не обработаю рану, ясно?

Анита нежно, но сильно толкнула парня к умывальникам, там свет лучше. Достала мазь, осмотрела бровь. Уверенными и мягкими движениями потрогала место, чтобы понять глубокая ли рана. Вроде не сильно, это хорошо. Значит, хватит того, что она принесла.

Протереть сухой салфеткой, промокнуть антисептиком, намазать, аккуратно заклеить. Вот, вроде, и все. И чего было так брыкаться?

– Все, свободен. Можешь и дальше строить из себя гордого в одиночестве.

Девушка развернулась и направилась к выходу.

– Ты врач что ли? – Только это и нашелся ответить Рут.

– Нет, мой отец врач. У него научилась.

И Анита удалилась, слегка хлопнув дверью.

Ты невыносима

Мир – это сплошная игра в доминошки.

Тихо-тихо. Затаив дыхание, на носочках. Крадется к щелке света, сливаясь с шепотом дома. Перешагнуть скрипящую ступеньку. Нащупать пальцами знакомую трещинку в углу. Вдохнуть едкий запах, улыбнуться.

Вечная игра, такая забавная, понятная, и успокаивающая. Еще шаг, рука на ручке двери. Рывок на себя.

– Бу!

Зажмуриться от яркого света и рассмеяться от подпрыгивающего силуэта, издающего громкое "аааа".

– Ну, е-мае, Сис! Когда ты прекратишь это делать??

– Извини, ты всегда такая забавная. – Рут плюхается на кровать и продолжает смеяться. – Прости, прости. Что творишь на этот раз? Бомбу?

– Нет. Но если ты не перестанешь, то точно найдешь бомбу у себя под подушкой, я обещаю!

– Да ладно тебе, не злись.

– Я, между прочим, из-за тебя чуть плату не угробила! Ты хоть представляешь, сколько пришлось бы переделывать? А экзамен уже на носу.

– Ну ладно, ладно. Сказал же, прости. Так что делаешь? Канифолью воняет, как только к дому подходишь.

– Как будто тебе и правда интересно. Все равно ничего не поймешь. Будешь валяться тут, поддакивать, а у самого взгляд тупой-тупой.

– Эй! Вот давай без оскорблений! А то я тоже начну.

– Ну и пожалуйста.

Пауза молчания заполнилась шипением паяльника в канифоли. Струйка дыма растворилась в уже и так задымленной комнате. Рут привык, Рут знает, что его сестру не заботит ничего, кроме этих железяк. Даже форточку открыть не в состоянии. Еще в детстве та тащила в дом всяких хлам со свалок и собирала из него игрушки. Как-то даже испачкала в смоле новую куртку. Как только ни пытались отмыть, не вышло. Конечно, знатный нагоняй тогда получили. Эстер за содеянное, а Рут за то, что не уследил. Но сейчас эти воспоминания вызывают только улыбку. Вот такая она, ну и что.

– Ты мне лучше расскажи, что с лицом. Винсент не обрадуется.

– А, кстати, где он?

– А я знаю? Я за ним не слежу.

– Ну и ладно.

– Так что с лицом то? Это Дан тебя так приложила? Можешь передать ей мою искреннюю благодарность.

– Очень смешно. Я просто упал.

– Как удачно.

Эстер рассмеялась, оторвалась от работы с платой, повернулась и подмигнула.

– Знаешь, мне даже не придется подсовывать тебе бомбу, сам однажды угробишься. Ты сам и есть бомба. И часики тик, тик, тик.. – Она приложила палец к виску и сделала вид, что стреляет. – Бам! И осколков не останется.

Рут хотел было обидеться, но передумал. На сестру просто невозможно обижаться. Вечно как скажет что-нибудь, разозлит, а через пять минут забудет. А потом удивляется, что не так то? Невозможная.

– Ты невыносима.

– Теоретически, я выносима. Причем, во многих смыслах. Вот, можно меня вынести из этой комнаты? Можно. Значит выносима. Ты еще в этой комнате? – Она снова повернулась, оглядела обстановку, утвердительно кивнула, и снова отвернулась. – Да, ты еще в этой комнате. Значит, я выносима. Факты, Сис, я вижу только факты.

– Ладно, не начинай.

– А что я начинаю? Чтобы начинать, нужно, чтобы этого не было. А если уже есть, то это не начало, а продолжение. Так что по сути, если я правильно поняла то, что ты имеешь в виду, то я могу только закончить. Но я не хочу этого, или не могу. А потому, твое утверждение не верно, и …

– Все, все. Я ухожу, слышишь? Я голодный. У нас вообще есть что-нибудь поесть?

– Смотря для кого.

– Ладно, я сам найду. Бесполезно с тобой разговаривать. Давай уже доделывай и спускайся, ладно? Я ужин приготовлю. Наверняка ты тоже голодная.

– Я?.. Хм. Да, голодная. Но пока я это доделаю, теоретически, могу упасть в обморок от обезвоживания. Учитывая особенности моего организма и время на завершение работы.

– И что ты хочешь этим сказать?

Эстер вздохнула, положила паяльник на подставку и встала.

– Это значит, что я помогу приготовить тебе ужин. Идем.

Девушка выскочила за дверь и потопала по лестнице.

Рут тоже вздохнул, вынул паяльник из розетки и выключил свет.

***

– Ты больше не звала меня по имени, ни разу с того дня. Мне грустно, малыш.

– Не зови меня так, не надо. Они меня так звали. – Детский голос из детского тела, с совсем уже не детским взглядом. – И я не могу больше тебя так звать. Не могу, не могу… Не могу.

Она шепчет, повторяет, сжимается в комок. Как будто хочет исчезнуть и не получается.

– Все хорошо. Я с тобой, и все будет хорошо. Дай мне другое имя, а то мне неловко, когда ты просто смотришь на меня и не знаешь что сказать.

– А ты не против? – Смотрит большими глазами в самое сердце. Как он может ей отказать?

– Нет, конечно. Выбирай.

– Тогда, пусть будет Сис.

– Почему?

– Так звали моего медвежонка. Он был милым, и всегда был со мной. И ты тоже, как он.

– Хорошо, договорились.

Цветок в пустыне

И лед бывает твердым как скала.

Анита идет уверенными широкими шагами. Словно отсекая прочь все ненужные мысли. Словно забивая гвозди в переплет законченной книги. Вдох, выдох. Вдох, выдох. И не будет в этом мире никого, кто способен ее понять. Никого, кто разделит эти широкие шаги надвое и замедлит темп.