Страница 90 из 118
— Не получали, — швед, казалось, стал ещё угрюмее. Похоже, мои вопросы задевали его за живое.
Я вспомнил магические символы, которые видел в одной из комнат замка-клиники. Может, они как-то связаны со спиритизмом? Не пытается ли доктор совместить медицинскую науку и общение с духами?
— Как вы думаете, нельзя ли при помощи спиритизма обратиться к древним расам за ценными сведениями о врачевании, которые были в силу тех или иных исторических причин утрачены? — спросил я. — Например, к атлантам?
Улаффсон внимательно посмотрел на меня и бросил карты на стол.
— Кажется, я не могу продолжать игру, — сказал он. — Заканчивайте без меня. То, о чём вы подумали, могло бы стать настоящим прорывом, — сказал он мне. — Если бы удалось узнать — с помощью ли древних лекарей, или посредством общения с духами различных учёных — что даёт человеку visvitalis, то есть жизненную силу, мы, наверное, разгадали бы величайшую тайну вселенной, — швед вздохнул с явным сожалением. — Но очень трудно отыскать и вызвать нужного духа, особенно если ты не знаешь, как его называть. А имена древних лекарей почти все утрачены.
— Вы пробовали?
— Проводил кое-какие эксперименты, — уклончиво ответил Улаффсон. — Но мне они показались недостаточными.
— Я вспомнил, что Наполеон Третий был спиритом. Это правда?
— Во всяком случае, он часто приглашал Кардека для обсуждения его теории.
— Кажется, когда-то давно русский учёный Менделеев собирал какую-то учёную комиссию для изучения спиритизма.
— А говорили, что ничего не знаете о спиритизме, — с упрёком проговорил швед.
— Сейчас только припомнил, — честно ответил я. — Знаете, как бывает: начинаешь вспоминать одно, а за ним идёт другое, за другим подтягивается третье.
— Комиссия пришла к выводу, что спиритическое учение — самообман и суеверие. Но ведь эти учёные судили о вопросе с естественнонаучной точки зрения. А речь идёт о материях, не поддающихся измерению в пробирках или под микроскопом.
— Если подходить с точки зрения веры, — сказал я, — то спиритизм — это тяжкий грех. Англиканская церковь запрещает прорицания, гадания, ворожбу, чародейство, вызывание духов и вопрошание мертвых.
— Знаю, знаю! — со снисходительно улыбкой закивал Улаффсон. — «ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это, и за сии-то мерзости Господь Бог изгоняет их от лица твоего; будь непорочен пред Господом Богом твоим», — процитировал он. — Это из «Второзакония». Христиане полагают, что человек, думающий, будто общается с душами умерших, на самом деле общается с бесами.
— А вы что же, не христианин? — спросил я.
— Я считаю, что любая религия загоняет человека в слишком тесные рамки для того, чтобы понять истинную сущность бытия, — ответил швед. — Мой принцип — эклектика.
— Изучаете все подряд?
— Отбираю то, что кажется мне ценным и… полезным.
— Кажется, это называется оккультизм.
Улаффсон пожал плечами, явно не желая развивать эту тему. Я не стал настаивать. Доктор через несколько минут попытался сменить предмет разговора и подискутировать ещё о чём-нибудь, но чувствовалось, что он буквально валится с ног. Наконец, сдавшись Морфею, он заснул на моей кровати. Я тоже с удовольствием поспал бы, но, во-первых, все подходящие для этого места были заняты, во-вторых, не хотел оставлять Люста с пленником наедине (хотя тот и связан, а вдвоём как-то спокойнее), в-третьих, подозревал, что скоро начнётся действие наркотического голода, и можно будет приступить к допросу.