Страница 2 из 98
– Тшшш… тише! – шепнула я, гладя Луки а потом, оббежав его, обняла Силли, которая ёрзала, пытаясь ткнуться в меня носом, прижаться. – Я здесь, я с вами. Я никогда вас не брошу. Лежите тихонько, а я придумаю, что можно сделать.
Луки едва слышно проскулил и кивнул, Силли повторила. Незнакомый волчонок, глядя на меня огромными глазами, тоже кивнул.
– Вот и славно, – я погладила всех троих. – Подползу к этим, может, что полезное подслушаю.
И осторожно стала пробираться между тюками, практически слившись с ними, став светло-коричневой. Всё же удобная у меня способность, пусть я и «убожество».
А ещё я говорить умела, да. В звериной форме оборотни обычно не говорят, зато они могут мысленно общаться. Не словами, нет, образами, мне Луки, как мог, пытался объяснить. А вот я так не могла. Приходилось шептать, а это опасно. Но что есть, то есть, а чего нет – того уже не будет. Неполноценная я – этим всё сказано. И я давно с этим смирилась, стараясь использовать то, что есть, и не страдать о том, чего нет.
В этот момент тот из похитителей – я продолжала их так мысленно называть, – что помоложе, обернулся и полез в какой-то баул. Вскрикнул, выдернул руку, начал ею трясти, слегка подвывая и дуя на пальцы.
– Идиот! – старший отвесил ему смачный подзатыльник. – Говорил же – не лезь к ошейникам голыми руками, зачарованные они, без пальца остаться можешь. А ты ж вечно ворон считаешь.
– Дядько Молес, ты чего? Дались мне твои ошейники! Я ж за коврижкой полез, что мамка в дорогу дала, только баул спутал.
– От проглот! Без пальцев останешься, что я сеструхе скажу? Что за дитяткой её неразумной недоглядел? Толку с тебя! Сам справлялся и дальше мог бы, работёнка непыльная, платят – месяц вкалывать за такую деньгу надо, а тут три дня всего покататься. Так нет же, послушал мать твою! Возьми кровь родную, пристрой в местечко потеплее, чай кровь не водица, – заголосил он тонким голосом, аж ворону с дерева спугнул. – Тьфу! Дура-баба, даром, что сеструха, и сынок недалеко ушёл.
– Дядько Молес, ты б ещё разок объяснил, а? Я ж понятливый. А тогда кузнецова дочка мимо шла, подолом махнула, там ножки такие… Ну, загляделся, прослушал всё. Расскажи ещё раз, всё равно ж скучно ехать.
– Ай, тебе, дураку, и восемь раз повтори – а толку? Ладно, делать-то и правда нечего, а так хоть дорога быстрее пройдёт.
Я навострила ушки – в прямом смысле. В отличие от нормальных ящериц, у меня были большие и очень подвижные лопушки на голове, управлять я ими навострилась лучше, чем Луки своими, волчьими. Развернув их так, чтобы слышать только говорящих, я вся обратилась в слух, что-то мне подсказывало, что сейчас узнаю нечто очень важное.
– Ошейники те зачарованы. Прикоснёшься – огнём опалит. Надевать только в специальных перчатках можно, эт рукавицы такие, только для каждого пальца отдельное место. Да что я тебе говорю, ты ж и сам всё видел.
– Ага. Я ещё подумал, чего это ты вырядился в лордовскую одёжу. Думал – пофорсить дядько мой решил перед тем мужиком, типа, благородный ты.
– Вот же послали боги дурня в родственнички, – вновь сплюнул старший. – Было б перед кем выкаблучиваться. Заговорённые они, в них руки не сгорят, пока ошейники надеваю, без них никак!
– Ага, эт понятно, – рассматривая обожжённый палец, покивал младший. – А зачем такое надо-то?
– Эт мне не докладывали. Но я ж и сам соображалку имею – мелюзгу эту который год вожу, когда день везу, когда все три, тут уж как велят. Да только никогда такого не было, чтобы хоть один обратно в человека перекинулся, когда в ошейнике. Соображаешь?
– О как! Это, стало быть, от оборота ошейник, – закивал младший. – Дядько Молес, а как же он им шею-то не сжигает, а? Орали б, наверно, коли на шею такое, – он снова на палец глянул, – нацепить. Я б точно орал.
– Говорю же – заговорённые они. Изнутри не жгутся, только снаружи, чтобы ни снять, ни погрызть нельзя было.
– Да ладно! – младший недоверчиво глянул на старшего. – Дай-ка кнут! Ну, дай, не съем я его!
Получив от недовольного родственника кнут – я опасливо сжалась, не собирается ли он ребят тем кнутом протянуть, так, для развлечения? – младший открыл баул, порылся там этим кнутом, потом осторожно запустил внутрь руку.
– И правда, изнутри не жжётся! – тут телега наехала колесом на кочку, и её заметно тряхнуло. – Ай! Снова обжёг! Другой палец! Да чтоб тебя!
– Дурень ты, Вирток, как есть дурень, – покачал головой старший, только что сам с любопытством наблюдавший за тем, что делает его племянник. – Как дожил-то до таких лет, все руки-ноги сохранив?
Некоторое время ехали молча, старший время от времени понукал лошадей, младший сосал обожжённые пальцы. Я уже собралась уползти обратно к детям, как Вирток вновь вскинулся.
– Дядько! А давай на меня наденем ошейник и посмотрим, смогу я в нём обращаться или нет?
– Дурень, ты хоть когда-нибудь меня слушать будешь, или тебе уши нужны, чтобы за них тебя мамка таскала? – с этими словами он сильно дёрнул племянника за ухо. – Вроде никакая баба рядом подолом не машет, а ты всё равно ничего не соображаешь! Говорил же тебе – надевать в перчатках! На-де-вать! Я что-нибудь сказал про «снимать»?
– А это разве не одно и то же? – от души удивился Вирток, потирая пострадавшее ухо.
– Зачарованные ошейники-то! Надеть можно, снять нельзя!
– Как нельзя? – парень оглянулся, бросил взгляд на волчат. – Они ж щенки совсем, им расти и расти. Если не снять ошейник, он их задушит.
– За два месяца не задушит, – фыркнул Молес. – Как раз за столько корабль море переплывёт. А там уж новые хозяева сами снимут, это уж их проблема. Наше дело маленькое – зверят в ошейниках им отправить, остальное нас не касается.
– Вот оно как, – протянул Вирток и примолк. Снова ехали молча, а потом Молес затянул длинную дорожную песню, племянник подхватил, а я осторожно отползла назад. Пока поют – ничего интересного я не услышу.
– Они сказали, что ошейники эти жгутся, снять нельзя, – шепнула я Луки.
Он в ответ кивнул и, жалобно поскуливая, повернул морду, чтобы я увидела небольшую подпалину на шерсти. Кожа, к счастью, задета не была, мех у оборотней густой, но подпалина точно указывала – не соврал Молес. Наверное, Луки пытался утешить малышку Силли и задел мордой её ошейник.
Да, но я-то её обнимала. И не обожглась! Может, как-то так удачно обняла, что просто ошейник не задела? Я оглядела сестрёнку, вспомнила, как прижалась к ней практически всем своим невеликим тельцем – нет, тут невозможно не коснуться ошейника.
Осторожно, самым кончиком коготка, прикоснулась к ошейнику Луки. Ничего. Брат предостерегающе взвизгнул и попытался отстраниться.
– Да тише ты! – шикнула я, оглядываясь на самозабвенно горланящих мужиков. – Тут странное что-то происходит. Мне надо проверить.
На этот раз я коснулась ошейника пальцем. Осторожно, на долю секундочки. Снова ничего. Прижала палец покрепче, начала отсчитывать секунды, готовая в любой момент отдёрнуть лапу – снова ничего. Хватанула всей ладонью – ошейник как ошейник.
Луки, внимательно на меня глядя, согнул передние лапы и осторожно прикоснулся к своему ошейнику. Полыхнуло крохотное пламя, шерсть на лапе опалилась, слегка досталось голой подушечке. Луки зарылся носом в солому, давя скулёж.
– Тише, тише, – снова повторила я, гладя братишку но макушке. – Ты уж не трогай, это ж я у нас такая неправильная, видимо, на меня и магия эта не действует. Ну-ка, дай, попробую ещё разок.
На меня не действовало. Может, только на людей и оборотней зачаровано, а я-то ящерица. Но так ли уж важно – почему, главное – у меня получилось расстегнуть ошейник, а потом так же осторожно его застегнуть обратно.
– Сейчас ещё рано, – пояснила я, снова надевая на братишку мерзкую штуковину, хотя так хотелось напялить её на гада Молеса. Только это ничего нам не даст, лишь хуже сделает. – Ночью, как заснут – удерём. А пока потерпите.
Раз про море и корабли говорят, значит, в портовый Тонреш путь держат, а туда от нашего посёлка больше суток добираться, без ночёвки никак не обойтись.