Страница 12 из 20
Калинка видела: у брата в мыслях нет её обидеть. В голосе Сергея не было насмешки: только горечь. Она пожала плечами. По-прежнему улыбаясь, с напускной лёгкостью спросила:
– Помнишь, как мы с тобой собирались убежать? Перед моей свадьбой?
– Помню. – отрывисто, не принимая её шутливого тона, отозвался брат. – Надо было тебя тогда не слушать. Связать, рот заткнуть да увезти. Тогда бы всё… совсем всё по-другому было.
Калинка только слабо отмахнулась, понимая, что Сергей прав.
Сама она вспоминала те дни перед свадьбой как полузабытый театральный спектакль. Шум, суматоха, испуганное и взволнованное лицо матери, полный дом сестёр, тёток, племянниц, подруг, родня со стороны жениха – оборванные, загорелые дочерна таборные тётки, их навязчивые расспросы, их шумная, крикливая речь… Шелест белого платья, разложенного на креслах, старинные, тяжёлые украшения в раскрытой шкатулке, разговоры, разговоры… А сама Калинка, шестнадцатилетняя, ходила как во сне, отвечая невпопад на вопросы, почти немая от ужаса и неверия: ведь такого не может быть, не может, не может, только не с ней, как же так… И ледяные пальцы никак не могли согреться, и мурашки кололи спину, и мучительно хотелось выскользнуть из дома, тихо прикрыть за собой дверь – и идти, идти не останавливаясь, куда глаза глядят…
Ночью накануне свадьбы Калинка, без сна провертевшись несколько часов в постели, вышла босиком, кутаясь в шаль, на кухню. Черпнула кружкой из ведра, жадно принялась тянуть холодную воду, – и чуть не выплеснула её всю на себя, когда, чуть скрипнув, открылась дверь и в кухню шагнул младший брат.
«Ты чего?»
«А ты чего?»
«Воду вот… пью…»
«И мне дай.»
Калинка протянула недопитую кружку, и Сергей вытянул воду в два глотка. Он сильно вырос в этот год, вместо четырнадцати ему легко можно было дать восемнадцать. Но ещё по-мальчишески остро торчали плечи и локти из-под наспех натянутой рубахи, и лоб он морщил совсем по-детски. А чёрные глаза смотрели из-под сумрачных бровей хмуро и остро.
«Вот что, Калинка… Давай уедем отсюда. Прямо сейчас. А?»
Она даже не сразу поняла его слова. И долго, изумлённо смотрела на брата снизу вверх, тщетно пытаясь поймать в темноте его взгляд, – до тех пор, пока Сергей не взорвался яростным шёпотом:
«Ты меня слышишь?! Хватит реветь! Времени нет реветь! Уезжать надо!»
«Серёжа, что ты! – Калинка в глубине души гордилась тем, что за всё время этого невозможного, нелепого, чудовищного предсвадебного переполоха не проронила ни слезинки, а сейчас вот разом и растерялась, и обиделась. – Что тебе в голову взбрело? Я и не плачу совсем…»
«Плачешь. – упрямо сказал Сергей, подходя вплотную и садясь на пол у ног сестры. Лунный свет упал на его напряжённое лицо. – Неделю уже плачешь. Я же вижу. Ничего там хорошего в таборе не будет. Поехали.»
«Серёжа, да что ты? Что выдумал, боже мой… – Калинка через силу рассмеялась. – Куда я побегу? И тебя ещё с собой прихвачу, да… Чтобы мама от горя умерла? А отец…»
«Что – отец?! Куда он тебя пихает?! К подколёсным?! Босиком по базарам бегать, копейки клянчить? Отец почёта хочет, дурь башку разбила, спьяну тебя просватал, а ты…»
«Серёжа, Серёжка, господь с тобой! – всерьёз испугавшись, Калинка зажала брату рот ладонью. Он тут же вырвался, по-жеребячьи мотнув головой, вскочил на ноги. Нагнувшись к сестре, почти с угрозой спросил:
«Что – неправ я? Вру?!»
Он был прав, прав от начала и до конца, и Калинка сама уже сотню раз повторила про себя те же самые слова, боясь собственных мыслей и отчётливо понимая, что они – верны… А Сергей, почуяв колебание сестры, схватил её за обе руки и снова торопливо заговорил:
«Калинка, побежали! Я с тобой буду, мы вместе, я – мужчина, не пропадём! Я работу найду, устроюсь на завод, скажу, что мне уже семнадцать, в ученики точно примут! И тебя пристроим куда-нибудь! У тебя же семилетка, курсы машинописные, могут даже в контору взять! Бежим, Калинка! Ты же пропадёшь в таборе, понимаешь? Ты же умрёшь там! Отцу наплевать, а мне – нет!»
На миг Калинка подумала: «И в самом деле…» Но горячность четырнадцатилетнего брата, та лихорадочная сила, с которой он сжимал её руки, всерьёз напугала её, и она осторожно высвободила занывшие запястья.
«Серёжа, ты с ума сошёл… У меня ведь синяки останутся! Серёженька, но так же нельзя… Нельзя, понимаешь? Мы же цыгане… Что про нашу семью скажут, про меня, про родителей? Это ведь какой позор будет, разговоры пойдут! С мамой что будет, с отцом?»
«Ничего с ним не будет, со старым пнём!» – почти выкрикнул Сергей. И они оба испуганно обернулись на чёрную дверь. На миг Калинке показалось, что там кто-то стоит: страх ледяной струёй обдал спину. Но в сенях было тихо, темно.
Калинка вздохнула. И, глядя прямо в глаза брата, чётко, раздельно выговорила:
«Забудь всё, что ты сказал. Отец так решил – значит, так тому и быть. Я выйду за того Лёшку. Он, кажется, вовсе не плохой. А ты… не говори так больше никогда. Мы цыгане. Отец велел – значит…»
«Дура!» – бешено, в полный голос выкрикнул брат ей в лицо. Вскочил и вышел, хлопнув дверью. С крючка сорвался жестяной ковш, загремел по полу, катясь под стол. Калинка упала на колени, схватила ковшик дрожащими пальцами – и захлебнулась рыданием…
– Почему ты меня тогда не послушала? Калинка, а?
– Серёжа… Ну куда бы мы с тобой поехали? Мне шестнадцать было, тебе – и того меньше… Подумай, мы бы одни на всём свете оказались!
– Так мы теперь и так одни, – криво усмехнувшись, ответил Сергей. – На всём свете. При своих остались, сестрёнка, разве нет? Только ты бы горя не хлебнула, а я…
Он умолк, отвернувшись к гаснущему за крышей Летнего театра солнцу и ожесточённо смяв в пальцах так и не разожжённую папиросу. А Калинка вдруг поняла, что должна спросить брата о том, что три года жгло ей сердце, что если она не спросит сейчас – после никогда уже не осмелится…
– Серёжа… Как же так вышло тогда… с тобой?
И по взгляду брата она тут же поняла, что он ждал, мучительно и напряжённо ждал этого вопроса. Похолодев, Калинка поняла: если сейчас Сергей встанет и уйдёт, она не найдёт в себе сил броситься за ним и удержать. Но он не ушёл. Не глядя бросил в траву папиросу – и упёрся в лицо сестры странным, чужим взглядом, который так пугал её:
– Вот если скажу, что сам не знаю, – поверишь?
– Не знаешь, как… человека убил?
– Ты почему на суд не приехала?
Калинка настолько не ждала этого вопроса, что не сразу нашлась что ответить. Сергей схватил её за руку, с силой, не жалея, стиснул:
– Почему ты не приехала? Все наши были! Из Вишеры, из Пскова, из-под Новгорода! Таборные – и те припёрлись! Почему тебя не было?!
– Но… Серёжа… Я же не знала, клянусь тебе, я не знала ничего! Я тогда только-только от Лёшки ушла, в Туле жила, у гаджен… Ни с кем из цыган даже не виделась! Когда мне всё рассказали, уже полгода прошло! Я чуть с ума не сошла, ей-богу, правда!
Пальцы Сергея разжались.
– Ты… не знала? – хрипло, недоверчиво переспросил он.
– Да клянусь же тебе, – нет! – с облегчением, едва удерживаясь от желания растереть ноющие пальцы, выпалила она. – А ты что подумал? Что я тебя увидеть после этого не захочу? Да? Так ты решил?
Сергей усмехнулся, мотнул головой, – и Калинка убедилась, что именно так он и подумал.
– Дурак… – горько сказала она, отворачиваясь. – Дурак… А ещё брат родной! Да мне вовсе, слышишь ты, вовсе наплевать на… Ты ведь всё равно мой брат! И всегда им будешь! Потому что у нас мать одна и отец один! Но как тебе, болван, в голову пришло живого человека зарезать?!
– Да ведь мы просто подрались, Калинка, – почти спокойно ответил Сергей, доставая измятую пачку «Новой марки». Но пальцы его тряслись, и в конце концов папиросы упали на траву. Сергей не нагнулся за ними. – Ты же помнишь Ваську-то Абаурина? Он и трезвым за языком сроду не следил, хуже бабы сплетни таскал по всей Новой Деревне. Не думай, я не потому говорю, чтобы…