Север&юг

У убитого в заднем кармане джинс был найден клочок бумаги с адресом, написанным корявым почерком, как будто писавший — ученик начальной школы. По этому самому адресу был произведён обыск, изъята зубная щётка, проведён анализ. ДНК номер два, совпавшая с ДНК с тела убитого, совпавшая с ДНК, которую я скрупулёзно отделяла от своей. Третьяков Дмитрий Викторович.

Приятно познакомиться.

3

Настырно вибрирующий рядом с головой телефон наконец-то смолк. И только я расслабилась, готовясь погрузиться в сон, отдавшись во власть Морфея, как он тотчас ожил, вызвав вихрь раздражения.

— Да! — бросила резко, не потрудившись даже взглянуть на экран мобильного.

— Я только… — нерешительно промямлила мама, а я широко распахнула глаза и сфокусировалась, увидев прямо перед собой разлагающееся тело. На снимке, чёрно-белом, но ни один из этих фактов не делал его менее отвратительным. Резко села в кровати, а мама вздохнула: — Я только хотела напомнить, что у папы сегодня юбилей…

Ох… так стыдно мне не было уже очень давно! Страстный поцелуй с незнакомцем в присутствии коллег ничто по сравнению с тем, что я ощутила в ту секунду.

— Я заеду вечером! — ответила бодрым, как мне казалось, голосом, и тут же начала вяло оправдываться: — Просто не хотела поздравлять по телефону…

— Милая, уже вечер, — мягко заметила мама и добавила, отлично зная мою любовь к деталям: — Девятнадцать двадцать три.

— Мам, меня вырубило… — призналась покаянно.

— Я слышу, что голос сонный, — ответила, почти уверена, с улыбкой. Она часто улыбалась, особенно, когда грустила.

— Умываюсь и выезжаю! — сказала решительно, сползая с кровати, сминая распечатки, которыми обложилась и среди которых уснула, но, едва ноги коснулись пола, сдулась: — Только…

— Я приготовила подарок от тебя, — шепнула мама в трубку, — ждём.

И вновь захлестнула волна стыда, бросив в жар. Порычала, злясь на себя, потопала в попытке сбросить напряжение, и с ненавистью посмотрела на листы, которыми было устлано покрывало. Мерзавец занял все мои мысли! Я чуть не разбилась из-за него! Я чуть не проворонила пятьдесят пятый день рождения отца! Я, чёрт возьми, не удосужилась не только купить подарок, я даже подумать о нём не успела! Из-за парня, с которым даже не знакома!

Бесит! Страшно бесит тот факт, что он, по сути, и не при чём. Лишь мои гормоны, застилающие некогда ясный взор. Простой поцелуй, ничего не значащий… что ж меня так пробирает-то, а?

Вызываю такси, чтобы не терять времени, добираясь на перекладных, пишу маме, что выехала, а в ответ получаю сообщение:

«Подарок у соседки из квартиры напротив. Набор приманок. Папа всерьёз увлёкся рыбалкой».

А я не знала. Я вообще давно не утруждала себя вопросами, а как, собственно, у них дела, наивно полагая, что «как обычно». Что в их жизнях ничего не происходит, на столько значимого, что это стоит моего внимания. Все короткие разговоры сводились к ничего не значащим фразам, обобщённым, безликим. Когда спрашиваешь не ради того, чтобы услышать ответ, а из чувства долга.

На последних пяти процентах залезаю в смартфон и ищу ближайший рыболовный магазин. Меняю курс. Прошу таксиста подождать, вваливаюсь с круглыми глазами, искрящимися дурным блеском, и банковской картой наготове.

— У нас проходит акция! — тут же оповещает меня консультант. — При содействии с нашим партнёром, рыболовно-охотничьей базой «Дельта-плюс», при совершении любой покупки в нашем магазине, скидка пятнадцать процентов на выходные…

— Беру! — отвечаю с запалом.

Через сорок минут, слегка притупив чувство стыда, пожирающего изнутри, открываю дверь родительской квартиры своим ключом.

Шум, гам, гомон, музыка, смех.

Разуваюсь, прохожу в зал, где собрались родственники. У нас никогда никого не приглашали, но в «день икс» мама всегда готовила на роту солдат, потому как приходили все, кто мог. Без приглашения, без звонка, без договорённостей. Как сейчас. Сколько их? Человек двадцать взрослых кучкуются в тесном пространстве, плюс дети разных возрастов.

— Доня! — воскликнул папа, поднимаясь из-за стола и идя навстречу с широко расставленными руками.

Торопливо семеню к нему, обхватываю руками и утыкаюсь носом в его шею. Люблю свою семью. Люблю! Со всеми жалобами, со всеми склоками, со всеми проблемами, высосанными из пальца, о которых все начисто забывают, собираясь на торжествах. И на похоронах. Особенно на похоронах, сплочённые общим горем, тоскующие, горюющие и поддерживающие друг друга в нелёгкий час.

— С днём рождения! — восклицаю, отстраняясь. Протягиваю конверт с путёвкой, папа целует меня в щеку и тут же достаёт красочный буклет.

Краснеет от удовольствия, как и мама, которую я вижу краем глаза. Угадала!

Тёплое и крепкое объятие, смачный поцелуй в лоб и вот я уже за столом между двоюродной тёткой, страдающей от мигреней и давления, и Генкой, рослым крепким парнем двадцати девяти лет, степень родства с которым прослеживается с трудом. Седьмая вода на киселе, а прибыл раньше меня.

— Ты тут каким ветром? — спрашиваю у него, опрокинув стопку на голодный желудок.

Только водка. В нашей семье не признают никакого другого алкоголя.

— Северным, — хмыкает в ответ. — Сам не понял. Заехал к бате, тот умотал на смену, мать меня под руку и вот я уже говорю тост.

Я хохотнула, он хмыкнул и посмотрел весело. Поднял руки с колен и взял вилку, а я заметила рубцы на костяшках его пальцев.

— Это ещё что? — зашипела ему на ухо, как змея, перехватив его руку и не дав положить в рот малосольный огурчик по маминому фирменному рецепту.

— Закусить-то дай, — бурчит недовольно.

Убираю руку, испепеляя его взглядом, смиренно жду, когда прожуёт и проглотит, и тут же рычу вполголоса:

— Ну?!

— Гну, — кривляется в ответ, — пойдём покурим.

— Он ещё и курит… — бормочу себе под нос, поднимаясь вслед за ним.

Выходим на балкон, высовываемся из окна, он прикуривает и выпускает клубу дыма.

— Ты ж спортсмен! — не удерживаюсь от язвительной ремарки.

— А ты — врач, — хмыкает, едва заметно улыбаясь.

Затягивается вновь, а я вздыхаю.

— Ген, откуда украшение? Ты боксом занимался, на соревнования ездил, у меня в телефоне даже фотография есть, где ты с фингалом под глазом и руками в перчатках.

— Памятные фотки — единственный выхлоп, — морщится с отвращением. — Жалею о том, что убил на это столько времени. А это… — он провёл пальцами по костяшкам и хмыкнул: — В тот раз я заработал больше, чем выиграв серебро на соревнованиях.

— Ты дрался за деньги? — опешила, приоткрыв рот.

Генка развернулся ко мне и нахмурился:

— Никому не рассказывай. Чёртова водка… уж кому-кому, а тебе-то уж точно говорить не следовало.

— Это почему это? — обиженно надула губы, а Гена хмыкнул:

— Ну, ты ж у нас вся из себя такая правильная. Светило медицины, мать молится на тебя. Умница-красавица, кому же ты достанешься.

— Какому-нибудь говнюку, — фыркаю весело, а Гена слабо хрюкает и давится дымом. Пока он откашливается, я возвращаюсь к интересующей меня теме: — Планируешь ещё?

— Бой за бабки? — уточняет, выбрасывая окурок в окно, предварительно затушив его о стену дома со стороны улицы. Я киваю, а он пожимает плечами: — Как припрёт.

— Ты совсем от спорта отошёл?

— Нет, но… невыгодно это, Май. Мне почти тридцать, хату снимаю, девчонку свою хочется на море свозить, самому отдохнуть от выматывающих тренировок, это только кажется, что махать кулаками — просто… на деле же — подъём в шесть, не позже, лучше — в пять. Пробежка, разминка, выходные-проходные — похер. Зал каждый Божий день. Достало, понимаешь?

— Сильнее, чем ты можешь представить… — хмыкаю с горечью.

— Вот видишь… — морщится, доставая из пачки вторую сигарету, хотя и первую не докурил. — А я ведь больше ничего и не умею, кроме как кулаками махать. Образования нет, желания и усердия, чтобы его получить, увы, тоже.

— Значит, планируешь… — тяну задумчиво, а он прикуривает и отвечает на вдохе: