Страница 13 из 16
Так, посол императора Сунской династии, китаец Чжао Хун, побывавший у монголов в 1221 году, в своей «Записке о монголо-татарах» отмечал, что «…они (монголы) непременно поклоняются Небу (Всевышнему Тэнгри – А. М.)… Они обыкновенно весьма чтут Небо и Землю; во всяком деле упоминают о Небе (т. е. призывают Небо в свидетели) …говоря, такова воля Неба»[158].
В путевых заметках двух других послов Южно-Сунской державы Пэн Да-я и Сюй Тина мы читаем: «Когда они хотят сделать (какое-либо) дело, то говорят: “Небо (Всевышний Тэнгри. – А. М.) учит так”. Когда же они уже сделали (какое-либо) дело, то говорят: “(Это) знает Небо!” (У них) не бывает ни одного дела, которое не приписывалось бы Небу (Всевышнему Тэнгри. – А. М.). Так поступают все…»[159]
Плано Карпини, направленный во второй половине 40-х годов XIII века папой римским к монголам в качестве полномочного представителя[160], в своей «Истории монголов» подтверждает наблюдения предшественника: «Они (монголы) веруют в единого Бога (Всевышнего Тэнгри. – А. М.), которого признают творцом всего видимого и невидимого, а также и признают его творцом как блаженства в этом мире, так и мучений…»[161]
Анонимный грузинский автор XIII в. свидетельствовал: «Религия их состояла в поклонении единому, вечному Божеству. Молясь ему, они обращались лицом к востоку, три раза становились на колени и кланялись. А, кроме того, щелкали средним пальцем по ладони и более ничего. Бога на своем языке называли Тэнгри. Всякое послание начинали они словами: “Мангу Тенгри Кучундур”, то есть: “Силою Вечного Тэнгри”»[162].
Думается, после этих свидетельств современников Чингисхана постоянное обращение нашего Героя к Всевышнему Тэнгри будет восприниматься читателями как воссозданная авторами древних летописей подлинная духовная атмосфера той эпохи.
Именно в такой атмосфере проходил процесс мировоззренческого становления Тэмужина-Чингисхана, важнейшие элементы которого, помимо условий материальной и социальной жизни общества монгольских кочевников XII–XIII вв., определили, во-первых, поведанная его родителями легендарная генеалогия («классификационное родство»), в которой обосновывалось «небесное избранничество» его прародителей, в первую очередь, его «золотого рода» – хиад-боржигин, а значит, и его самого; во-вторых, традиционные верования монголов – тэнгрианство, «претворенное» в повседневном быту монголов; и, наконец, в-третьих, социальные нормы регулятивной системы родоплеменного общества древнемонгольских кочевников, находившие свое выражение в пришедших из глубины веков мифах, традициях, обычаях, ритуалах, обрядах и регулировавшие в Монгольском улусе, а затем и в улусе «Хамаг Монгол» (Все Монголы) за неимением законов[163] взаимоотношения между сородичами.
Помимо указанных выше факторов, на процесс мировоззренческого становления Тэмужина несомненно повлияли случившиеся тогда в жизни его семьи события. В череде этих событий особое место занимает происшествие, которое закончилось трагично и для его отца Есухэй-батора, и для всей семьи.
«Когда исполнилось Тэмужину девять лет, Есухэй-батор отправился вместе с ним к родичам жены – олхунудам сватать сыну невесту», – так автор «Сокровенного сказания монголов» начал описание традиционного для монголов ритуала сватовства и последовавших за ним событий.
Следует напомнить, что «древний монгольский род был экзогамным, почему члены одного и того же рода не могли вступать в брак с девушками того же рода, а должны были жениться обязательно на женщинах из других не родственных родов…
Монгольский род был агнатным, т. е. члены каждого рода вели свое происхождение от одного общего предка (ebuge). Но так как роды росли и разветвлялись, то оказалось, что ряд родов (obox) вел свое происхождение от одного и того же ebuge – предка… Брак между членами таких родов не допускался тоже, так как все они считались кровными, агнатными, – сказали бы мы, – родственниками, принадлежащими к одной кости (yasun)… Поэтому… все роды-obox, которые считали свом предком Bodoncar’a (Бодончара. – А. М.), признавались кровными родственниками, принадлежащими к одной кости-yasun, и должны были брать в жены девушек из родов другой кости»[164]. И чем дальше друг от друга находились кочевья этих родов, тем было лучше. Поэтому неслучайно среди монголов бытовала такая поговорка: «Хорошо, когда колодец находится поблизости; хорошо, когда будущие свойственники живут далеко».
Заметим, что Есухэй-батор отправился сватать сыну невесту к родичам жены – олхунудам, которые ответвились от племени хонгирад[165]; эти родственные племена кочевали поблизости от так называемой «Новой стены» или «Внешней стены», воздвигнутой цзиньцами на северо-восточных границе с монгольскими племенами в целях обороны от набегов последних.
А между племенем хонгирад и племенами нирун-монголов издревле, со времен Хабул-хана, жена которого была хонгирадка, существовал нерушимый клятвенный договор, в соответствии с которым знатные юноши боржигинов брали в жены девушек-хонгирадок, а высокородные дочери выдавались замуж за хонгирадских юношей. Поэтому неудивительно, что Дэй сэцэн из рода хонгирад отнесся столь радушно к случайно повстречавшемуся ему вождю хиад-боржигинов Есухэй-батору и его малолетнему сыну Тэмужину: «Сват Есухэй, куда путь держишь?» – спросил Дэй сэцэн[166].
«У олхунудов, родичей жены, хочу посватать я невесту сыну», – ответил Есухэй.
«Мне люб твой сын, – Дэй сэцэн молвил. – У отрока в глазах огонь, и ликом светел он.
Сват Есухэй, поверишь, прошлой ночью сон удивительный привиделся мне вдруг: как будто птица, белый сокол, в когтях неся луну и солнце, спустилась на руки ко мне. Другим уже я говорил: “То – доброе знамение судьбы!” И вдруг приехал вместе с сыном ты! Сну моему не это ль изъяснение. Да сон ли это был?! То – знак во сне явившегося гения-хранителя хиадов[167].
Есухэй-батор сосватал сыну Тэмужину невесту Бортэ. Современная настенная живопись. Мемориал Чингисхана в Ордосе (КНР).
У хонгирадов издревле пригожестью пленяли девы, блистали наши жены красотой; со славой этой из поколенья в поколенье жили мы. Сыны у нас хозяйничают в отчине своей, а дочери пленяют взор заезжих женихов.
Сват Есухэй, войди в мой дом. Есть малолетняя дочурка у меня. Взгляни и оцени».
С этими словами Дэй сэцэн проводил Есухэя в свою юрту.
И взглянул на дитя сват Есухэй, и пришлась по сердцу она ему, ибо ликом светла была она, а в глазах ее сверкал огонь. Девочку звали Бортэ; было ей десять лет, и была она на год старше Тэмужина[168].
158
«Чингисиана. Свод свидетельств современников». М., «Эксмо», 2009. С. 625.
159
Пэн Да-я и Сюй Тин. «Краткие сведения о черных татарах». – режим доступа: http://www.vostlit.info.
160
Джованни дель Плано Карпини (нач. 1180 – не позднее 1252) – католический миссионер-францисканец, направленный к монголам папой римским Иннокентием IV. История и результаты совершенного Плано Карпини дипломатического путешествия в Монголию в 1245–1247 гг. были описаны папским легатом в подробном отчете, именуемом им самим «Книгой о Тартарах» (в русском переводе «История монголов». – А. М.) (Карпини Плано. «История монголов». СПб., ООО «Литео», 2014. С. 5, 7–11; 14–15; 21–22, 24, 27, 35).
161
«Чингисиана. Свод свидетельств современников». М., «Эксмо», 2009. С. 647.
162
«Ордынский период. Голоса времени». М., ООО «Издательство АСТ», 2016. С. 301. (Библиотека проекта Б. Акунина «История Российского государства»).
163
В детские и юношеские годы Тэмужина не было писаных законов, но по-прежнему использовались социальные нормы старой регулятивной системы, многие из которых так же, как и родословные, передавались монголами из поколения в поколение, дошли до эпохи Чингисхана; некоторые из них, как «дурные обычаи», были им отменены, другие были переняты им и его соратниками и вместе с «положенными им самим похвальными обычаями» использованы при формировании «Книги Великой Ясы».
164
Владимирцов Б. Я. «Общественный строй монголов. Монгольский кочевой феодализм // Владимирцов Б. Я. «Работы по истории и этнографии монгольских народов». М., ИФ «Восточная литература» РАН, 2002. С. 341–343.
165
Племя хонгирад относилось к дарлигин-монголам, то есть было из рода тех двух человек, которые пошли в Эргунэ-кун. Интересно, что Рашид ад-дин, рассказывая о выходе древнемонгольских племен из Эргунэ-кун, впервые упомянул об «общественном порицании, что характерно для морали» в отношении именно племени хонгирад, которое «не сговорившись с другими, первым спешно вышло из Эргунэ-кун, при этом повергнув под ноги очаги других племен» (Рашид ад-дин. «Сборник летописей» // «Чингисиана. Свод свидетельств современников». М., «Эксмо», 2009. С. 50). В XII веке племя хонгирад кочевало между реками Аргунь и Халхин-гол, вблизи впадения последней в озеро Буйр-нур.
166
«Сват Есухэй, куда путь держишь?» – спросил Дэй сэцэн. – Обращение «сват» свидетельствовало о том, что, во-первых, они встречаются не в первый раз и, во-вторых, о том, что хонгирады ранее «брали девушек из племени Чингисхана, а в его (род) давали [своих]» (Рашид ад-дин).
167
…То – знак во сне явившегося гения-хранителя хиадов… – «Хиад» – одна из главных, коренных родовых групп, давших начало улусу «Хамаг Монгол» (Все Монголы); одним из их тотемных символов, изображавшихся на монгольских знаменах, был белый сокол.
168
Девочку звали Бортэ; было ей десять лет, и была она на год старше Тэмужина. – Первая из четырех главных жен Чингисхана. У монголов существует поверье, что, если жена на год старше мужа, она станет его вечной, верной спутницей.