Страница 2 из 3
2.
В большой трёхкомнатной квартире на Московской улице пахло пирогом. Его аромат ещё в прихожей защекотал Пете ноздри. В ресторане он к еде не притронулся, и только сейчас понял, что смертельно голоден. А ещё сильно устал, совершенно непонятно от чего. Его сильный организм сравнительно легко переносил все тяготы походной жизни, а тут… Неужели так сильно на него подействовало производство друга в офицеры?
– Сынок, что-то ты неважно выглядишь? Стряслось что-то? – Наталья Ивановна, кутаясь в тёмно-синюю шаль, выплыла из большой комнаты. Там она отдыхала за вязанием.
– Да всё в порядке, мама – буркнул Петя, раздеваясь. Завтра новый мундир пойду забирать. А то в этом рванье стыдно на люди показываться. Публика тут, у вас…такая.
– Где это ты тут, «у нас», «публику» нашёл? И почему от тебя разит водкой?
Петя ощутил себя маленьким, нахулиганившим сорванцом. Он виноватым голосом процедил:
– Георгий угостил. Он офицера получил. В Донской армии. Вот и обмывает. В ресторане на Садовой. Там же и публика…
– Понятно, – заключила Наталья Ивановна. А ты завидуешь.
Петя поразился, как легко прочитала мама у него в душе. Он не нашёлся, что ответить, вместо этого обошёл маму и проник в столовую. Аппетитные запахи материализовались в большой, румяный пирог и чайные приборы на круглом столе.
– Мама, давайте не надо этих расспросов. Давайте просто попьём чаю. Расскажите лучше что-нибудь ещё, из городских новостей.
Наталья Ивановна уже успела отметить, что сильно, не по годам повзрослевший её сын стал обращаться к ней подчёркнуто на «вы». В день приезда он наотрез отказался отвечать на её расспросы о своей жизни в Добровольческой армии. Сказал только, что они победили всех большевиков на Юге и собираются теперь в поход на Москву. Ну а когда в поход, он не знает. «Весной, наверное». Зато засыпал её вопросами о своих друзьях-гимназистах, новых её соседях и подругах, и о Вериных, конечно.
– Что рассказывать. Всё вроде стало как прежде. Порядок опять. Дума, гласные, городской голова. Атаман в Новочеркасске. Деньги вот новые печатают. Мы теперь вроде как отдельная страна. Не Россия. В народе говорят «Красновия». По фамилии атамана, значит.
– Дурацкое название. Как будто здесь красные.
– Да нет, о красных не вспоминаем. Было да и прошло, как страшный сон.
Петя вздохнул. Видно было, что он внутри словно борется со словом, которое наружу рвётся. Наконец он сдался.
– Мама, понимаешь, дело не в Георгии. И не в зависти. А в том, что я чувствую себя чужим здесь. Там, в поле, в стрелковой цепи, под пулемётной очередью, я себя лучше ощущаю. Нет, не лучше, конечно, но проще, что ли. Там всё проще. Просто атакуешь врага, а он бежит. Мы победили, и ура, ура, ура… Потом хороним павших, и дальше идём. Отцы-командиры знают, куда. А тебе и думать не надо. Вот и всё. А сердце холодеет. Его уже даже страх не берёт. Я его вообще перестал чувствовать. И стихи перестал писать. Вот закончится война и что я делать буду? Смогу ли полюбить? Жить, как все тут живут?
Петя с надеждой посмотрел матери в глаза. У неё блеснули слёзы.
– Сынок, прошу тебя, сходи со мной в храм, исповедайся отцу Димитрию. Помнишь, ты о чуде рассказывал, как по молитве горячей ранение излечилось. Господь тебя не оставил. И в этот раз что-нибудь…
– Я тебе, мама, не всё рассказывал, – перебил её Петя. – Как убивал на войне, не рассказывал. Как лучшие люди, много лучше меня, гибли там страшной смертью. Я.. я потом за них мстил. За Сергея Леонидовича2, командира нашего, я красноармейца, в плен сдающегося, штыком приколол. Он руки поднял, а я его – штыком. Думаешь, после этого Бог меня услышит?
– О, Господи Иисусе! – Наталья Ивановна истово перекрестилась. Потом решительно встала.
– Не раскисай, Пётр Александрович! Красноармейцы эти, большевики, коммунисты – Россию губят. Они – ада исчадья. А ты её защищаешь. И если Господь так управил, что ты в воинстве белом оказался, за правое дело воюешь, то греха на тебе никакого нет.
Помолчали. Петя разлил кипяток из старого медного чайника. Отрезал пирога. Обдумал мамину фразу. «Должно быть, отец Дмитрий на проповедях так говорит. Только вот это только кажется, что всё так просто. В бою-то просто. А вот потом…».
– Зря я вам, мама, всё это рассказал. Но не обращайте внимания. Это всё Гошина водка. В жизни в ни капли больше в рот не возьму.
– Вот это правильно. От водки все грехи на Руси и берутся. Через неё бес людей мутит.
Дальше беседа протекала в спокойном русле. Говорила больше Наталья Ивановна. Рассказала, как переехала в новую квартиру, которую прежние жильцы покинули, уплыв за границу на пароходе. А новая её подруга, Галина Дмитриевна, с которой они познакомились в храме, сообщила ей на ушко, что мол сдаётся квартира за бесценок. Она и переехала. Тут и просторней, и топят на совесть. Как настоящая барыня – одна теперь здесь живёт!
– А ещё, сынок, я швею взяла в помощницы. Какая она мастерица!
– Мало вам Анфисы, – буркнул Петя, жуя пирог.
– Ты что! Небо и земля! Она из России приехала, из Орловской губернии. У Буниных жила, у дворян. Воспитание имеет. Скромная, покладистая. Представляешь, даже на фортепьяно играет немного! Обучали её! И в храм ходит. Чудо, а не девушка. Надей зовут.
– Хорошо, мама. А я завтра, как мундир получу, к Вериным пойду, ладно?
– Конечно иди. Ксения, небось, тебя заждалась.
Петя не ответил. Они уже виделись мельком. Но при виде её он не почувствовал ни прежней радости, ни того сладкого волнения, как прежде. Словно выгорело у него всё внутри. Да и она изменилась. Всё её работа в госпитале, решил он. Полная самоотречения и ежедневного подвига. Такой дорогой они скорее в монастырь попадут. Он будет свои грехи замаливать, а она – чужие.
Большие настенные часы, оставшиеся от прежних владельцев, пробили одиннадцать. Петя ощутил непреодолимое желание забыться сном. «Утро вечера мудренее. Завтра всё как-нибудь наладится. Уже сто раз так бывало. Проснёшься – и словно заново родился. А водки – больше ни капли».
Мама постелила Пете в большой комнате, на диване. Он заснул мгновенно. Во сне ему приснился отчего-то отец Афанасий, которого он не видел с тех самых пор, с Ледяного похода. Петя стоял перед ним на коленях и плакал.
3.
Утро не сразу постучалось в новую квартиру Тепловых сквозь плотно задернутые коричневые портьеры. Когда Петя проснулся, было уже около девяти часов. Мама, должно быть, ушла на службу в Богородичный Собор3, а ему решила дать выспаться.
«Ладно, подождёт отец Дмитрий» – подумал Петя, сладко потянувшись. Он уже давно отвык спать так мирно и беззаботно. Но в одиннадцать он должен быть в казармах. И Петя рывком поднялся, распахнул портьеры и подставил лицо зимнему солнцу, бьющемуся в окно. Окно выходило во двор, там уже суетились люди, что-то выгружая из повозки. На первом этаже дома располагались магазины. На крышах пристроек блестел пушистый снежок. Воскресный день обещал быть погожим.
Умывшись холодной водой, Петя наскоро поел оставленный мамой завтрак – два сваренных вкрутую яйца и ломоть ржаного хлеба, запив подогретым молоком. Через десять минут он, громко стуча подошвами сапог, уже сбегал по наружной железной лестнице во двор, затем нырнул под арку и вышел на улицу Московскую, уже запруженную людьми и экипажами. Улица вела к Соборной площади и Старому базару, и именно туда устремлялся основной людской поток. Обыватели спешили сделать покупки, потолкаться на рынке, узнать новости. Петя пересёк улицу наискось, и по Казанскому4 переулку неспешно зашагал к северной окраине города – к улице Скобелевской, на которой располагались армейские казармы. Именно там вместе с полковым интендантом он должен был получить новенькую униформу для всего полка, стоявшего сейчас далеко на юго-востоке, под Ставрополем.
2
Генерал Марков Сергей Леонидович, погиб в бою у села Шаблиевки 12 (25) июня 1918 года.
3
Собор Рождества Пресвятой Богородицы (построен в 1860 г.)
4
Сейчас – переулок Газетный.