Ахимса

С морковкой в банке.

Так. У нас есть мёртвая бабушка из Марокко, её внук-иммигрант из Марокко и закуска, традиционная для Марокко. С завязанным кривым бантиком банка выглядела так, словно я вытащила её из погреба той самой бабушки… понятия не имею, копают ли в Марокко погреба. Ну не из погреба, а из холодильника, к примеру. Или из шкафа, без разницы.

А ещё я поняла, что не знаю, куда влетела проклятая бабочка. В каноне у Нино это были мыльные пузыри; я, помнится, возмущалась, что Ляиф дул их исключительно в одной серии, и потом они нигде не фигурировали. Сценаристы их ввели только для того, чтобы впихнуть туда потом бабочку… но у меня-то Нино пузырей не дул!

И где, спрашивается, насекомое? Кто подскажет, кто ответит?

Кот остановился, прерывая мои почти панические размышления.

— Ближе мне не подойти, — сказал он, аккуратно помогая мне спуститься на землю. — Какой план?

Я неловко переступила с ноги на ногу. В магазине обувь не продавалась, как и носки, кстати, так что на брусчатке я стояла босой. Не особенно приятно, да и педикюр засветила… смывать придётся, наверное, во избежание. А мне нравились кривые утки, которых Хлоя нарисовала мне на больших пальцах. Милота же.

— Мне — поговорить с акуманизированным. Тебе — защищать меня и быть готовым прийти на помощь, — предельно честно ответила я. — Учитывая, что костюма на мне нет… короче, если Нино вжарит, то мне несладко придётся.

А уж если вспомнить про то, что Чудесное Исцеление работает на мне очень избирательно… но об этом я Адриану говорить не стала. Ему и так тяжело пришлось из-за того, что я упомянула имя одержимого.

Да, неудобненько вышло. Забыла я, что Агрест был не в курсе личности нашей сегодняшней акумы.

— Нино?!

Я пожала плечами и оглянулась, примериваясь, как было бы сподручнее залезть на крышу, не светя йо-йо раньше времени.

— У всех бывают плохие дни, котик. Ладно, погнали.

За Родину, за Сталина, как говорится.

Ух… как бы мне ещё коньки не отбросить в процессе.

====== Только баночка морковки у тебя стояла на столе ======

Костюм, оказывается, дарил нехилую такую уверенность в себе и собственной безопасности. К сожалению, поняла я это только в боевой обстановке, лишившись крапчатого спандекса на теле.

Одежда ощущалась неправильно. Словно у меня была очень чувствительная, да притом ещё и воспалённая кожа, по которой елозит грубая ткань. Мешковина. Каждое движение добавляло в баночку с моим раздражением всё больше наполнителя, ещё немного — и стеклянная тара не выдержит, а я лопну от переполняющего меня негатива.

Давно я так не бесилась, если подумать. Главное теперь банку с морковью в голову Нино не швырнуть — была у меня такая отвратная особенность, когда я на нервах. Кидаюсь тем, что у меня в руках.

Но до этого меня ещё довести надо, между прочим.

В первый раз вещь я швырнула, когда мы с женой поссорились на съёмной квартире. Обе были на нервах, до зарплаты, — мы тогда не умели управлять деньгами и частенько влипали в траблы из-за неправильного распределения кровных, — оставалась пара дней, а дома из еды — три килограмма гороха, да бутылка соевого соуса. Ну, супчик ничего такой получился, я его и потом готовила. Но всё равно, ситуация швах для двух домашних девочек.

Не помню уже, из-за чего именно началась ссора, но вспыхнула она мгновенно, а накалилась ещё быстрее. Я стояла около кастрюли на кухне, хотела налить суп в тарелку, — на минуточку, это была единственная большая и глубокая тарелка у нас; остальные едва вмещали половник, — потом мы начали ругаться… кричать…

В итоге я пришла в себя от того, что жена смотрит на меня огромными испуганными глазами, а между нами — разбитая тарелка, которую я изо всех сил швырнула на пол.

Ну, такое себе завершение ссоры. Я ушла из дома на полчаса, жена убрала осколки. Когда я вернулась, говорить мы о произошедшем не стали, хотя стоило бы. И не говорили ещё года четыре.

Потом были и другие приступы агрессии. Я никогда не травмировала супругу или кого-либо, доставалось или хрупким вещам, или моим кулакам. Боль отрезвляла, приводила в себя.

Способа справиться с этими приступами я так и не нашла до своего перемещения в мир Чудесных, кстати. Здесь, за почти год моего пребывания, я ни разу не чувствовала жгучего желания разбить что-нибудь. Но я и не особенно психовала, если так подумать.

Больше в депрессии была, ага.

Однако сейчас я чувствовала, как к горлу подкатывает нервозность, а руки холодеют. За день я устала. Сначала — подготовка к празднику для Адриана. Потом — пять часов громкой музыки в обществе людей, которые мне вроде бы приятны, но всё-таки не близкие.

Затем — нервы из-за расстроенного Ляифа. Беготня по городу за Нино. Бесполезные попытки его поймать.

Вишенкой на торте моего настроения был Адриан, решивший попробовать меня позвать на свидание. И то, что я понятия не имела, как из этой щекотливой ситуации мне выходить.

Рассказать Агресту всё? Ладно, опускаем мои страхи насчёт того, что Адриан сдаст меня куда-нибудь на опыты или попробует жахнуть Катаклизмом, дабы вернуть прошлую Маринетт. Мой Кот не такой дурачок, чтобы поступать столь необдуманно. К тому же, мне хотелось бы думать, что наша дружба… Дружба, мать её, дружба! Какая к чертям дружба, если он меня на свидание звал?!

— Ледибаг, ты в порядке?

Я прикрыла глаза и махнула Коту рукой. Ну а что он ещё мог спросить, если я замерла на половине пути, так и не поднявшись на крышу? Естественно, Нуар забеспокоился из-за этого промедления.

И правильно, если кто меня спросит. Успокоительных мне, срочно!

Вдох-выдох, Маринетт. Тикки против таблеток. И лезь уже наверх, будь добра.

Ладно, примем как данность, что Адриан — мой котёнок, и к канонной Маринетт никакого отношения не имеет. Но что мне делать с разницей в возрасте? Я помню себя в пятнадцать, мне тогда люди за двадцать казались уже слишком взрослыми. Не настолько, как те, кому за сорок, к примеру. Но уже и не подростками, с которыми можно было бы просто поговорить обо всём подряд.

С другой стороны, раньше-то мы общались? И вообще, моему новому телу четырнадцать! Я, если так можно сказать, младше, чем Агрест!

На крыше было уныло. Открывался вид на выломанные оконные рамы и разбитое стекло то тут, то там. Нино, сидящий вдалеке, представлял собой образец депрессии.

Взрослые кончились, что ли? Чего он взгрустнул-то?

Готовая швыряться банкой с морковью при малейшей опасности, я подобралась к одержимому на расстояние вытянутой руки. Нино мазнул взглядом по моим ногам и отвернулся, явно показывая, что разговаривать не собирается.

Эй, разве Питер Пэн не должен быть более приветливым?

— Как дела? — спросила я, пряча банку за спиной.

Я так и не придумала, что с ней делать, а Нино красным не подсвечивался. В принципе, он может потом загореться, как это было с Хлоей. То есть, с Разбивателем Сердец. Нужен только подходящий момент и капелька удачи.

— Отвратительно, — неожиданно ответил мне Нино.

Я села рядом с ним, на всякий случай сохраняя небольшую дистанцию. Даже думать не хочу, о чём там думает Кот, который меня страхует. Я бы от нервов за напарника вся извелась.

— Почему?

— У меня бабушка умерла. От неё… я не успел… ничего я не успел!

Я сочувствующе похлопала парня по плечу. Костюм у акумы был жёстким, как рыцарская броня. Нино в нём выглядел по-клоунски. Фигура, слепленная из разноцветных, — в моём зрении серых, — шаров. Лицо — разукрашенное убожество с выпученными круглыми глазами. От мультяшного Бабблер отличался ещё и тем, что за спиной у него не было штуки, из которой он выдувал пузыри.

Наш одержимый их просто выдыхал. Любого размера, в любых количествах.

Когда у акумы вспыхнула голограмма бабочки, Нино закрыл лицо руками и сгорбился.

— Пошёл к чёрту, Бражник. Не буду я никого искать… Да пошёл ты. Думаешь, ты самый…

Нино выгнуло, словно в него попали из шокера. Я услышала, как скрипнули зубы парня, но даже не знала, как ему помочь. Вроде бы, в мультфильме несколько раз показывали самопроизвольное избавление от бабочки… но разве оно было болезненным?!