Страница 41 из 77
Глава 14
Событие сороковое
Операция называлась «Чьи в лесу шишки». Граф её несколько раз откладывал, не хотел с Курдюмовым вступать в конфронтацию, но сейчас вроде все материалы закуплены на строительство, все собачки проданы, даже Василиса Преблудная в «свой удел» залучена, как и битюг. Или Битюг, нужно с заглавной писать? А самое главное, что этот сынок курдюмовский в корень оборзел.
Операция простая. Ею ещё Шварцнегер за «хищником» охотился, за неимением настоящего оружия. Самострел. И не пищаль никакая, обычный лук, или, если точнее быть, то арбалет. Кузнец отковал и собрал два арбалета, и граф с Тихоном пошли в лес и соорудили там западню. Для западни нужна приманка. С нею пришлось чуть «позверствовать». Сначала порычал граф на крестьян своих и те, отнекиваясь, но поставили несколько петель. «Да разве можно без разрешения промышлять». Поймали двух ушастых вредителей. А то всё говорили, что они, мол, и не думают по хозяйскому лесу шастать и зайцев графских ловить. Ну, бог им судья. Самый вредный зверь на планете — это заяц и уменьшение поголовья заячьего в его владениях только приветствуется. Заяц — это как раз тот случай, когда «всё не съем, но понадкусываю». Срежет ветку яблони или сливы и нет, чтобы потом доесть её, нет, он от следующей прямо посередине откусывает.
Поймали двух зайцев и на петлю привязали их к большой берёзе. А к соседним деревьям самострелы прикрепили, и в снег от них, сплетённые из белого конского волоса, верёвочки натянули, с какой бы стороны не подходил человек к зайцам, один из самострелов насторожённых спустит, а тот при выстреле второй тоже спустит. Стрелы, чтобы невосполнимые жизнедеятельности организма уроны не наносить, должны бить в районе задницы.
За три дня до этого Брехт с Тихоном и Прохором просто обходили лес по периметру, не такой и большой и увидели следы кровавые. Кто-то подстрелил чего-то крупное в лесу у Витгенштейна и тащил это в сторону, где усадьба «скундного» майора Курдюмова расположена.
— В Нежино утащили. Косулю, не иначе. Совсем сынок евоный Борис Николаеч стыд потерял. — Покачал головой Тихон, остановившись возле большого пятна крови.
Как там ключница Ефросинья тогда сказала про Курдюмовых: «Рожа бесстыжая, вечно в вашем лесу зайцев бьёт. А сынок обсче скволыга. Стрелял в нашем лесу и в Анку Серегину попал дробиной».
Тогда у Петра Христиановича и возникла идея проучить браконьера. Была разработана операция «Чьи в лесу шишки». Удалась операция. Прямо на следующий день и удалась. Тихон с Прохором по очереди дежурили метрах в пятистах от засады и ждали. Так-то просто всё. Человек, словивший в ногу или задницу стрелу, орать будет. Зимой в лесу тихо. И за пятьсот метров можно этот крик услышать. Ну, а если на первый крик никто не придёт, то товарищ и стрелять начнёт. Выстрел уж точно услышат.
Тихон услышал крик и ломанулся в Студенцы. С лыжами побежали. В смысле, нет их. Потому, пришлось по глубокому снегу тащиться (бежать) пешком. Картина маслом, лежат два зайца придушенных собакой, а его Ганна нарезает круги вокруг орущего Бориса Николаевича Курдюмова. И вокруг браконьера натекло уже крови прилично. Снег пятнами изгваздан. Пётр Христианович портки с Кюрдюмова младшего стащил и … выпорол. Ну, нет, осмотрел на предмет, где рана. Рана была там, где и рассчитали — на ягодице. И этот товарищ умудрился так стрелу обломать, что наконечник в заднице застрял.
Соорудили из двух мелких берёзок волокушу, положили каком кверху «Бориску» на них и потащили к ведьмам, а то ещё абсцесс какой начнётся, он грязными лапами своими вечно себя за филейную часть хватал. Доволокли, все в мыле, и занесли соседа в избушку на курьих ножках. Граф оттащил в сторону бросившуюся помогать болезному старшую ведьму и шепнул ей.
— Надо рану обработать. Но так, чтобы больно было запредельно, и перца, может, туда сыпануть. Может, это народное средство такое. Спроворишь?
— Перца? — бабка непонимание изобразила. Как бы говоря, Ваше, мол, сиятельство, где я и, где заморский перец.
— Ерунда, сейчас принесу. У Ефросиньи ядрёный есть. А ты пока хреном каким натри ему задницу. О! Скипидаром. «Мазь Вишневского» скажи мне потом, рецептом поделюсь.
Даже в графском замке было слышно, как вопил Борис Николаевич. Знакомое сочетание, тоже алкоголик.
Долго вопил Борис Николаевич. Прямо бальзам на душу. И за подстреленную девку свою рассчитался и мелкого воришку наказал. Теперь осталось с батюшки чего интересного стребовать. Очень, наверное, против будет Николай Николаевич Курдюмов суда и вообще обнародования сего прискорбного инцидента.
Уже к вечеру, когда обладатель дырявой задницы устал кричать и материться, его переложили в дормез, и Пётр Христианович доставил «раненого» родителю. Поступил «грозно». Положил, ну, велел положить Тихону с Прохором его на крыльцо и, не поздоровавшись с секунд-майором, велел домой возвращаться. А Ганна, то есть, пятьсот рублей, осталась на разорённой псарне.
Ответный визит состоялся утром, едва рассвело. Приехал сам Николай Николаевич Курдюмов и Капитоновну свою с собой привёз. Пришлось графу с графинюшкой их на крыльце, как дорогих гостей принимать. Затевать вражду с соседом Пётр Христианович не хотел, за ранним обедом рассказал, что поставил самострелы на волков в лесу, а тут такой волчище попался. Хорошо, что есть Матрёна — подлечила раненого. Несчастный случай, Борис Николаевич, видимо, заблудился, и случайно у него вышло, что он охотился на чужих землях. Сам, бывает, заблуждаюсь. Географический кретинизм.
Секунд-майор краснел, сопел, пыхтел и с расстройство налёг на наливочку. Не у него одного есть. Там за столом мордой бакенбардной в салат «Оливье» и влез. Может, и по-другому назывался. Но картошка с мясом нарубленным присутствовала.
На следующий день майорская чета отбыла, в благодарность за спасения сына от «антоновского огня» Матрёне была лошадь одна оставлена, так себе лошадь, да и куда бабке лошадь, а графу за причинённые неудобства даже расщедрился Курдюмов на Ганну. Не, Брехт не дурак. Потом ведь мстить за потерю драгоценной для него собаки сосед мелкими пакостями начнёт. Потому граф подарка не принял. Наоборот. Обещал вскоре ожидаемого щенка кавказкой овчарки за символическую цену продать.
— Подарил бы, Николай Николаевич, но знаете же, если что отдал бесплатно, то это к беде. Ещё издохнет Абрек потом.
— Угум. Угум. — Укатили.
Ведьма про мазь Вишневского через день напомнила.