Богоборцы. Книга 2

– Да куда ж ты её купил, сыночка, – всплеснула руками та. – У нас же вода мало того, что с перебоями, так ещё ржавая насквозь. Вон Кузнецовы брали себе машинку, она через два месяца полетела.

– Поэтому я и фильтры купил, – наставительно поднял палец я. – И титан на семьдесят литров. Можно будет в подполе смонтировать вместе, чтобы наполнитель менять, зато в доме и чистая холодная, и горячая вода будет. Даже душевую кабину поставить можно.

– Где нам её ставить-то, – влез батя. – Места-то нет. Ладно фильтра, покумекать немного, можно сообразить, а её-то куда.

– Вот! – кивнул я. – Поэтому и говорю. Раз в город вы не хотите, значит, надо пристройку делать. Ты ж планировал, вроде фундамент даже есть. Вот летом и поставить. Будет две дополнительные комнаты, и можно нормальный санузел сделать, а не бегать среди ночи во двор или на ведро.

– Дак когда это было, – отец смущённо почесал в затылке. – Сколько… так десять лет прошло уже. Там сгнило всё, поди… Да и деньги нужны.

– Вот и поглядим, – отмахнулся я, – это вопрос не ближайшего времени. Сгнило – выкинем и новый положим, хоть вон ФБС те же. А деньги будут. Я так прикинул, ну, миллиона в два это всё обойдётся. Не так уж и много. Решим вопрос. Ты, главное, не забухай.

– Мал ещё мне указывать! – мгновенно вскинулся батя, но тут же влезла мать.

– А ты послушай, послушай сына-то! – она, уперев руки в бока, попёрла на отца. – Житья нет от твоих запоев. Полгода нормальный мужик, но как сорвётся, всё. Пока последнее не пропьёт, не успокоится!

– Ты это! – попытался взбрыкнуть отец, но, глядя на меня, осел. – Да пошло оно! Мне что, кодироваться? Я что, алкаш?!

– Так, давайте потом поговорим, – тормознул я разгорающийся скандал. – Пошлите лучше в дом, а то замёрзли уже все.

– А что, можно уже? – удивилась мама. – Откуда ты знаешь?

– Вон, видишь, дверь открылась, – я отметил никем не замеченный факт. – А когда я выходил, плотно захлопнул. Значит, всё в порядке. Пошли. Сейчас, только сумки оставшиеся заберу.

Естественно, одной техникой я не ограничился. Алёна и остальные девчонки помогли мне с выбором одежды, что особенно важно было для Ксюхи. Сестра и так ревновала и завидовала моему новому статусу, пусть хоть порадуется. Я её понимал, раньше в семье она была любимицей. Умница, красавица и отличница, активистка и спортсменка вдруг в одну секунду превратилась в «сестру одарённого» и теперь как личность никого больше не интересовала. Конечно, на самом деле всё было не настолько серьёзно, но переубедить в этом шестнадцатилетнюю девчонку очень непросто. Поэтому я и хотел немного скрасить ситуацию и, чего себе врать, подлизаться.

Естественно, я заранее предупредил, что сегодня приеду, так что мама наготовила кучу вкусняшек. Я тоже неплохо затарился, в основном разными деликатесами, которые сложно достать у нас в деревне. Не омары, конечно, но пара сортов хорошего сыра, экзотические фрукты, оливковое масло, разные соусы и прочие деликатесы, с точки зрения сельского жителя, являющиеся излишней роскошью, но я уже привык жить на широкую ногу, да и побаловать родных было просто приятно. Хотя по маминой готовке я соскучился очень сильно.

В итоге мы закатили пир горой. Малые, кроме всего прочего, получили кучу очень вредных снеков и газировки, за что я уже в свою очередь огрёб от матушки, но забирать подарки она не стала. Ксюха поняв, что если будет дуться и строить из себя неприступную царицу, останется без вкусняшек, объявила перемирие и уплетала деликатесы за обе щеки. Мы с мамой даже накатили по пятьдесят грамм наливки, ради такого случая добытой из тайника, но на этом и остановились, прежде всего, чтобы не искушать отца. Тот и так глянул на нас волком, когда ему рюмку не поставили.

Засиделись мы почти до полуночи. В деревне встают с первыми петухами, а вот ложатся рано, особенно зимой, так что непривычные мелкие уже вовсю зевали, даже несмотря на обилие впечатлений. Родителям тоже с утра нужно было на работу, так что, убрав со стола, мы расползлись спать. Петька получил очередной щелбан за то, что пытался играть с планшетом под одеялом, немного поныл, но через пять минут вырубился, словно его выключили. Остальные тоже довольно быстро затихли, даже Ксенька, которой вроде и в школу не надо, тоже уснула, сунув ноут под кровать, чтобы поближе был. Я же уже привык засиживаться за уроками, так что спать пока не хотел, а кроме того, у меня было ещё одно дело. После того как в доме воцарилась тишина, я выждал контрольные двадцать минут и, не включая свет, тихонько прокрался на кухню, прикрыв за собой дверь.

Через окно ярко светил молодой месяц. Было слышно, как тихо тикают ходики. Я плюхнулся на стул и позвал.

– Выходи давай. Поговорим.

Казалось, моих слов никто не услышал, однако через мгновенье, стоило мне моргнуть, на стуле напротив оказался небольшой мужичок, словно сошедший с фотографий начала двадцатого века. Льняные штаны и рубаха навыпуск, лапти с онучами, жилетка-душегрейка на меху. Классический образ, так сказать. Не такой карикатурный, как показывают в мультиках про домовых, но спутать его с обычным человеком было очень сложно.

– Ну, поздорову, хозяин. – Я кивнул и поставил на стол кружку с молоком и медовый пряник. – Оклемался, значит. Как звать-то?

– Зови Балашкой, – голос у домового оказался низкий, грудной. – Роньше-то я у купца Балашихина жил. А уж потом по дворам пошёл.

– А на заправке как оказался? – Я с умилением смотрел, как мужичок степенно отхлёбывает молоко и заедает пряником. – Сибирские купцы, что ли, были?

– Не, – домовой утёрся рукавом. – В Оренбургской губернии у Афанаса Прокопича подворье было. Да вот пришли лихие люди, Леворюция грять, отдавай богатства, шо у мужиков поворовал. А у самих даже захудалых курей и то нет. Уж я-то всю округу знал. Как есть бандиты. Короче, хозяина маво застрелили, жинку его с дитями со двора погнали, да только она умна была, поклонилась честь по чести, лапоть новый поднесла да сметаны плошку, ну я с ней и отправился.

– Раскулачили, стало быть, – я почесал затылок. – Или как там у купцов было. В общем, понятно, только вроде ссыльных дальше увозили.

– Дык когда енто было-то, – вздохнул домовой, – померла и хозяюшка моя, и дети ея, и даже внуки. Но плохого не скажу, все честь по чести привечали, и миска молока или сливок у меня всегда была. А вот правнук да… бестолочь. Хватка-то у него есть, в прадеда пошёл. Тот, бывало, на северах дажно снег экскимосам продать мох. И этот так же. Торовитый, а бестолковый. На заправку енту меня его матушка привезла, как положено. А он расторговался, новые хоромы отгрохал, сам ушёл, а меня бросил. Говорит, суеверие я, и вы, богоборцы, шарлатаны да жульё, так и норовите честной народ обобрать. А где он честной-то?! Сам и обсчитывал, и обвешивал, и воровал. Тьху, а не хозяин! Сам бы ушёл, но не положено нам.

– Ну, я так и думал. – Меня грело, что я сам, без подсказок, угадал, что именно произошло на заправке, и решил проблему. – Коляду-то как пережил?

– Ох-хо-хонюшки мои, – завздыхал мужичок. – Еле отбился. Хорошо, в силе ещё был. Но если бы до Комоедицы просидел, всё, обернулся бы кикиморой али ещё кем похужее. И так, когда лесные-то полезли, едва удержался, вона даже облик потерял.

– Сейчас-то как? – задал я наконец самый животрепещущий вопрос, который терзал меня всё это время. – Удержишься или…

– За семью переживаешь, вой? – прищурился домовой, но не ехидно, а понимающе. – Не боись. До Комоедицы в силу войду, а тама, как положено, на хозяйство взойду. Чай, опыт есть.

– Ну смотри, – я уставился в глаза духу, – пугать тебя не буду, но, если что, не обессудь. За родных я кому угодно голову оторву.

– Вижу, – кивнул мужичок. – Сила в тебе огромная, ты дажеть сам не знаешь, где край ея. Но за то, что сгинуть не дал, служить буду по совести. Повидал я вашего брата, редко кто ради нечисти станет утруждаться. Вам же проще жахнуть, и всё. А там хоть трава не расти.

– Я не такой, – поднялся на ноги я, – жахнуть могу, это да, но если людям угрожать не будешь, то и я со всем уважением. Так своим и передай. Всё равно же служек набирать будешь.