Страница 30 из 32
Время мистиков спрессовано тем количеством впечатлений и разного рода импульсов, которые они получают в каждую его единицу. Этим и отличаются пробуждённые от спящих — их контакт с Реальностью плотнее, а восприятие острее. Спящие контактируют с Реальностью через свои сны, явленные в виде проекций, мечтаний, надежд и всяческих иллюзий. А в снах, как мы знаем, всё неясно и размыто, не всегда понятна мотивация и суть предпринимаемых действий, и время в снах течёт то так, то этак. У тех, кто пробуждается, время меняет скорость течения и становится двояким — с одной стороны, день у них идёт за два или за три, с другой — недели летят незаметно. Это тоже парадокс, как и многое из того, что вообще связано с мистиками. Длинное, растягивающееся ощущение времени связано, как я уже писал, с большой плотностью впечатлений — в основном внутренних, но также и внешних, которые получает мистик. Эта плотность связана с высокой чувствительностью и расширенным диапазоном восприятия, который развивается в процессе активации центров и роста осознанности. И получается так, что здесь и сейчас время идёт довольно медленно, вмещая в небольшие отрезки массу внутренних событий. А отсутствие ожиданий или привязанностей позволяет не цепляться за ощущение времени, и благодаря этому в восприятии больших его отрезков — например, прошедшей недели — присутствует чувство, что она прошла довольно быстро, хотя и произошло много всего. Это парадоксальное восприятие описать доступно довольно сложно, потому что чем выше реализация мистика, тем сложнее его бытиё и тем на большем количестве стыков Реальности он живёт. Для него становятся доступными состояния, где время вообще перестаёт играть роль и как бы отсутствует — при погружении в Сердце или вхождении в полноту Сознания, и при этом он вынужден возвращаться в мир, в котором фактор времени играет важнейшую роль, — хотя бы в использовании возможностей, появляющихся в Работе. Это положение и порождает столь необычный взгляд мистиков на мир и не очень серьёзное отношение к нашей физической реальности, ведь для мистика она — далеко не единственная.
Жизнь многих мистиков являет собой пример огромной работоспособности. Ошо, например, наговорил шестьсот книг, да и другие тоже не сидели, сложа руки. С одной стороны, такая производительность труда связана с тем, что мистики не тратят своё время и энергию на ту ерунду, на которую их обычно тратят люди. С другой стороны, время мистиков всё-таки имеет некие мистические свойства и течёт порой несколько иначе, позволяя им не только получать большее количество впечатлений, но и выполнять большее количество действий в единицу времени. Понять этого почти невозможно, но можно пережить на опыте. Тем не менее это такая тайна, перед которой я останавливаюсь и умолкаю, потому что говорить о ней дальше невозможно в силу ограниченности языка и возможностей передачи. Жизнь на стыке разных уровней Реальности вообще таинственна, и с этим, между нами говоря, сталкиваются почти все люди, потому что, хотят они того или нет, даже в обычном, неразвитом своём состоянии они всё равно живут в нескольких её уровнях. С мистическими проявлениями Бытия сталкиваются практически все — хотя бы раз или два в жизни. Но в большинстве своём люди либо игнорируют эти проявления, быстро об этом забывая или стараясь о них не думать, либо придают им такое значение, которого они объективно не имеют. И то и другое служит для того, чтобы сохранить свои сны, мечты и надежды. А также чтобы не думать о том, что всё время твоей жизни тратится зря.
ПУТЬ МИСТИКА
Ум живёт сравнениями и представлениями — таков его путь. Сначала он набирается идей, потом судит о состоянии мира на их основе — это нормальное функционирование того, что мистики называют обусловленностью реакций человека. Представления о Пути являются неотъемлемой частью ума искателя — даже если он считает, что никакого Пути не существует в принципе. Те, кто ищет просветления или Истины, поневоле впитывают в себя массу противоречивых представлений о Пути, хотят они этого или нет. Вот, для примера, восьмеричный Путь, обозначенный Буддой. Его ступени прописаны совершенно ясно — правильное воззрение, правильное намерение, правильное поведение и много ещё чего правильного. Определения, что значит «правильное», в каждом случае тоже прописаны ясно и чётко. При этом нет никаких гарантий того, что ты сможешь пройти по этому Пути, и сколько времени тебе на это потребуется. Человеческому уму такая неопределённость не нравится, поэтому он начинает искать дополнительные гарантии в примерах из жизни святых или хотя бы продвинувшихся на этом Пути товарищей. Ум ищет определённости, а именно её и нет на мистическом Пути. Тогда он начинает создавать некие протезы, которые должны внести в ситуацию некую иллюзию определённости, и в качестве этих самых протезов выступают представления о том, как всё будет (или должно быть), плюс вера в правильность выбранного пути.
Мастера вынуждены до некоторой степени искусственно создавать описания своего Пути, обозначая на них некие этапы. У суфиев, например, в описании Пути присутствует система стоянок, каждая из которых являет собой некий этап или стадию, на которой в данный момент находится ищущий. Стоянки эти неодинаково описываются и трактуются в разных орденах, но суть не в этом. Благодаря этому описанию у искателя появляется некая карта Пути, которая успокаивает и ум, и сердце. Поскольку духовная работа осуществляется при участии ума, хотя и вне его, состояние беспокойства, в которое он умеет впадать, может сильно затормозить продвижение искателя. При этом последовательное описание стоянок, которое часто даётся в литературе, посвящённой суфизму, есть упрощение, потому что нередки случаи, когда человек проходит две стоянки одновременно. При этом любая карта есть вещь до некоторой степени условная, и её значимость абсолютизируется теми, кто карту выучил, но Путь не прошёл.
Помимо представлений о Пути любой искатель всегда составляет себе представление о своей цели — от этого тоже никуда поначалу не денешься. Обычно это образ, основывающийся на реально существовавших прототипах, вроде Христа, Георгия Гурджиева, Серафима Саровского или других, столь же замечательных личностях. Проблема возникает та же самая — неизбежная идеализация образа, влекущая за собой награждение его теми чертами, которых у реальных людей не было. Отсюда вытекает очередное следствие в виде того, что искатель хочет и надеется обрести те качества, которые ему не особо нужны, да и не достижимы в принципе. И на живых Мастеров ученики умудряются проецировать свои мечты и желания, а уж на мёртвых вешается всё самое лучшее, как на новогоднюю ёлку в Кремле.
Знаете, о ком из мистиков написано больше всего воспоминаний? О Гурджиеве. О нём их выпущено несколько десятков. И такое количество мемуаров объясняется довольно просто — в этих воспоминаниях люди пытались разобраться в тайне, которую представлял собой Мастер и которую он сам культивировал и всячески поддерживал. Однако, что мы можем узнать о Гурджиеве из этих воспоминаний? Практически ничего. Описание каких- то случаев и действий, при которых автор присутствовал; большая часть мемуаров содержит в себе описание того впечатления, которое Гурджиев производил на людей. И вот, читая описание од- ного впечатления, вы получаете другое впечатление — как бы своё собственное, а на нём строите представление о том, к чему вам нужно прийти. И имеете уже искажение в квадрате. Так вы обретаете иллюзию того, что знаете о том, каким был Гурджиев, и о том, какими должны стать вы. И то, и другое — полная чушь.
Пример, который я привёл выше, относится ко всем без исключения мистикам и искателям. Ум всегда порождает иллюзии, если вы это ему позволяете, а настоящего мистика всегда трудно ухватить и понять. Мистик ускользает от вашего восприятия, потому что оно у вас не развито, и потому что вам трудно понять мотивы его поступков и вообще поведения. Все мистики, которым приходится действовать в мире, совершают ошибки, многие склонны к преувеличениям и мистификациям, легко обнаруживаемым и не очень объяснимым с точки зрения здравого смысла. Примеров тому — сколько угодно. Ученики и исследователи пытаются найти объяснения этому с точки зрения здравого смысла, но именно он здесь бессилен.