Таро Люцифера

— Тот самый? Ваня мне про вас много рассказывал.

Корсаков перевел взгляд на Бесова.

— Надеюсь, только хорошее?

— А я про друзей плохое не запоминаю, — ответил Иван. — Ты, Мариш, не смотри, что у него с лицом нелады. Это он… — Иван замялся.

— С Никасом Сафроновым поспорил, — пришел ему на помощь Корсаков. — О колористике спорили.

— Да? — В глазах Марии мелькнули смешинки.

— А Зураб Церетели полез разнимать.

Первым не выдержал Иван, зашелся в хохоте. Марина подхватила, смех у нее был серебристый, колокольчатый.

Корсаков посмотрел на Ивана и Марию и невольно позавидовал. Люди были просто счастливы, потому что жили, как заповедовал Господь жить мужчине и женщине.

Вековые липы темным шатром накрывали аллею.

Корсаков посмотрел на толстые, в два обхвата, стволы.

— Они, наверное, еще прежних хозяев помнят, — сказал он.

Мария шла на полшага впереди, оглянулась через плечо.

— Смотря, кого вы имеете в виду, Игорь. Имение от князей Белозерских-Белозерских перешло к Апраскиным, если не ошибаюсь, в девятьсот пятом, девятнадцатого века. Парк был разбит заново при Апраксиных. А от деревьев, что росли при первых хозяевах остался только вяз у родовой церкви. Сведения совершенно точные, по моей просьбе ребята с биофака МГУ проводили экспертизу.

— Интересно. А зачем это вам?

Мария пожала плечами.

— Интересно же. Я вообще старину люблю. Закончила историко-архивный, работала в областном краеведческом музее. Там меня Ваня нашел. Ему потребовалась информация по этой усадьбе. Я помогла… А он взял и пригласил к себе экспертом.

— Вот как! — Корсаков не стал говорить, что в узких кругах Иван Бесов считался лучшим специалистом по интерьерам дворянских усадеб восемнадцатого века.

Легкая улыбка тронула губы Марии.

— Хотя, какой я эксперт! Так, архивный поиск, систематизация, секретарская работа… Даже неловко как-то.

— Бросьте, неудобно, имея восемь классов образования, называться «экзекъютив брэнд-промоутором консалт-трейдинговой фирмы».

Брови Марии взлетели вверх.

— Бог мой! А что это такое?

— Сам не знаю. Но ноги у нее просто из зубов росли.

Мария прыснула в кулак.

— Да ну вас!

Корсаков снял шляпу, стал обмахиваться ею, как веером. Вечер выдался душным, как перед грозой.

— Здесь поблизости никакого графского прудика нет? — спросил он.

— При новом хозяине будет, уже включен в смету. А в том, что есть сейчас, даже утки не плавают. — Мария скользнула взглядом по лицу Корсакова. — Игорь, извините, что лезу с советом… Но вам купаться пока нельзя. Если было сотрясение мозга. Перепад температуры, малейший спазм — и беда будет. У меня так отец погиб.

— Спасибо за совет, Мария. Один специалист меня уже посоветовал поберечься.

Корсаков вспомнил Трофимыча и его дурацкие советы. И нахмурился.

Мария, чутко уловив перепад его настроения, отвернулась.

— Извините меня, — помолчав, произнесла она. — Лезу к вам со своими проблемами.

— Ну, что вы, — успокоил ее Корсаков. — Это место так действует.

Аллея вывела их к церквушке. В последний приезд Корсакова старинная шатровая церковь напоминала раскрошенный зуб во рту старика. Белый камень посерел от времени, порос неопрятными пятнами мха, пробоины, нанесенные войной и дуростью человеческой, обезобразили стены. Креста на вершине шатра не было.

Теперь церквушка ожила и принарядилась, как бабуся на Пасху. Камень зачистили и отшлифовали до сахарной белизны, поставили дубовые резные двери, на стрельчатых окнах бронзой играли витые решетки. Крест ярко горел в наливающимся вечерней синевой небе.

— Как при князьях было? — спросил Игорь.

— Гарантирую! — с гордостью ответила Мария. — Я нашла в нашем запаснике миниатюру неизвестного художника. Внешний вид мы восстановили по ней. А с росписями что делать, пока неизвестно. Ваня не хочет привлекать Патриархию. Знаете, какие интриги начнутся!

— Могу себе представить, — кивнул Корсаков.

— За то я нашла, знаете что? — Мария затаила дыхание. — Только, дайте слово, что никому не скажете! Это пока тайна.

— Нем, как могила! — Корсаков приложил ладонь к груди.

Мария немного помедлила.

— Как раз о могиле и речь. Пойдемте!

Она схватила его за руку и повела за церквушку. Там за покосившейся оградой располагалось маленькое кладбище, окруженное густой стеной бузины и сирени. Каменные плиты утонули в густой траве. Сохранилось несколько гранитных крестов. Ангел, уронив изломанные крылья, присел на край гранитной тумбы. Черты лица ангела были смазаны жестоким ударом, казалось, что его изуродованные губы кривились в коварной улыбке.

— Да, постарался народ, — прокомментировал Корсаков.

Мария указала на искривленные временем сухие стволы, торчащие за могилами.

— Видите? Это все, что осталось от акаций. Придется сажать новые. — Она повернулась к Корсакову. — Белозерские и Апраксины были масонами. А у «вольных каменщиков» акация считается символом смерти и возрождения, потому что единственная цветет два раза в год.

— Занятно. Про акацию я только романс слышал. «Белой акации ветви душистые…».

— Это не про любовь, уверяю вас. Вернее, не только про любовь.

Корсаков вспомнил мучительно грустную мелодию романса, в годы его отрочества почему-то считавшимся «белогвардейским».

— Он про смерть, — сказал он.

Мария покачал головой.

— Про любовь, про смерть и про жизнь после того, как любовь умерла.

Она отступила на несколько шагов. Указала на серый могильный камень. Кто-то старательно зачистил буквы и цифры, высеченные на камне, и они выделялись так четко, что Корсаков с расстояния смог без труда прочитать:

«Княжна Анна Петровна Белозерская-Белозерская. 1807–1827».

— Анна? — вырвалось у Корсакова.

— Да. — Мария удивленно взглянула на него. — Единственная дочь князя Петра Алексеевича. С ней связанна очень таинственная и темная история. Официально считается, что Анна умерла от воспаления легких. Но… Игорь, вы дали слово.

— И готов поклясться еще раз. Что-то мне подсказывает, что речь пойдет о чести дамы. Я прав?

Мария кивнула.

— Вы догадливы.

— Просто не первый день живу на свете.

— Только, Игорь, это тайна не только моя. Она касается Белозерских. Я имею ввиду их потомков.

— Еще интереснее. В деле большие деньги?

Мария помялась.

— Как сказать… Я посчитала необходимым поставить в известность нашего заказчика. Ведь дом принадлежит ему. Так случилось, что Ваня, реставрируя камин, нашел тайник.

— О, господи! И он туда же. — Корсаков тяжело вздохнул. — Не обращайте внимания, Мария. Это я так… Продолжайте, пожалуйста.

— Там была крохотная шкатулка черного дерева с инкрустацией. Никаких драгоценностей, слава богу. Только один документ. По всем признакам — конец восемнадцатого века. Начинается он словами: «Сие послание писано под кустом роз».

— И что это значит?

— На символическом языке масонов это означает, что речь идет о тайне ордена, или о личной тайне посвященного, которую он решил доверить «братьям». Остальной текст был зашифрован. Но шифр не очень сложный, так называемое «тамплиерское письмо». В те времена, конечно же, он был довольно надежен, ведь, восемьдесят процентов населения вообще никакой грамоты не знало. А сейчас «шифр тамплиеров» можно найти в книжках, продающихся на лотках.

Мария подошла почти вплотную, заглянула в глаза Корсакова. А он чуть не утонул в ее — зеленых с волчьим золотым ободком вокруг черного зрачка.

— Я расшифровала текст. Это действительно тайна рода Белозерских. Анна умерла родами. Незамужней. В имение ее привезли, чтобы скрыть нежелательную беременность. Отцом ребенка был некто, обозначенный литерами «А. К.». Судя по тексту, участник декабристского мятежа, лишенный дворянства, разжалованный в солдаты и сосланный в Сибирский округ. Анна догнала его на этапе, у них было свидание, после которого Анна понесла, как тогда выражались. А человек, сокрытый под литерами, умер от скоротечной чахотки, так и не доехав до места отбытия наказания.