Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 79

— Папаша, нельзя ли потише? — попросил Корсаков, выбираясь из-под ширмы. — Здесь все-таки люди спят.

Охранники у двери повернули к нему бульдожьи морды.

— Ребята, команды «фас» не было, — улыбнулся им Корсаков.

Папаша, не обращая на Корсакова внимания, брезгливо подцепил Лосева за рубашку двумя пальцами и подтянул к себе.

— Это он художник? И вот с этим… ты спала? — Он метнул косой взгляд в сторону ворочавшегося на матрасе Корсакова. — Или с обоими сразу?!

— Вы мне льстите, папа, — пробормотал Игорь, пытаясь завязать ботинки. — Мои лучшие годы давно позади.

— Молчать! — рявкнул мужчина, и, обернувшись к дочери, спросил с горечью: — Вот твоя благодарность? Я ночей не спал…

— Знаю, кто тебе спать не давал!

Анна, вывернувшись из рук телохранителей, бросилась к Владику. Ее снова поймали, оттащили к двери.

— Для того ты родилась в приличной семье, чтобы с патлатыми спидоносами на помойке жить?

Корсаков фыркнул.

Мужчина метнул в него бешеный взгляд и дернул щекой. Качки напряглись, как бультерьеры на поводках.

В дверях показался еще один мордоворот.

— Александр Александрович, там менты из местного отделения подъехали, — доложил он. — Что прикажете делать?

Папаша, не обернувшись, бросил:

— Заплати, сколько скажут, и пусть отваливают!

Он ухватил Вадика за воротник и процедил:

— Так, что ты мне хотел сказать, кот помойный?

— Я готов жениться на вашей дочери, — выпалил Владик.

— Что?!

Корсаков зажмурился от удовольствия.

Под давящим взглядом папы Владик на глазах стал терять лицо, становясь похожим на нашкодившего кота, которого хозяин ухватил за шкирку. Корсаков скривился и покачал головой.

Александр Александрович повлек за Владика рубашку на середину комнаты и, чуть отступив, скомандовал:

— Начинайте, ребята!

«Комод» резко выбросил кулак и влепил его в глаз Вадику.

Вскрикнув, Владик отлетел, распластался по стене и медленно осел на пол. Глаза его закатились, страшно блеснув белками.

— Подонки, убийцы, ненавижу! — истошно закричала Анна.

Ей зажали рот.

Охранник подступил к распростертому на полу телу и со смаком стал пинать под ребра.

— Достаточно! — удовлетворенно произнес Александр Александрович и обернулся к Корсакову. — Ну, а ты кто такой? Тоже художник?

— Представьте себе, да, — ответил Корсаков.

Александр Александрович дернул щекой.

— И что же мы рисуем?

— А вот, к примеру, — Корсаков указал на портрет Анны, прислоненный к стене.

Александр Александрович шагнул поближе. Корсаков не без удовольствия увидел, как заходили желваки на его скулах.

На портрете Анна, обнаженная, сидела на полу по-турецки. Задний фон заливал переливчатый янтарный свет. Игорь только сейчас, как следует, рассмотрел то, что рисовал ночью. Даже в полумраке комнаты краски светились, а кожа девушки на картине казалась теплой и упругой.

Александр Александрович пожевал губами. Пригнулся, разбирая подпись в углу листа.

Резко развернулся на каблуках.

— Вы — Игорь Корсаков? — не скрыв удивления, спросил он.

— Да, я — Игорь Корсаков.

— Тот самый Корсаков?

— Смотря, кого вы имеете в виду.

Александр Александрович помолчал, разглядывая акварель.

— Нет, ошибиться невозможно… Я видел ваши работы в галерее Эберхарда в Штутгарте. — Он посмотрел в лицо Корсакову. — А что вы здесь делаете, позвольте узнать? Вы же художник с именем.

Корсаков, бросив взгляд в угол, где валялся Владик, ответил:





— Живу я здесь, папаша!

— Не сметь называть меня папашей! — выкрикнул Александр Александрович.

— Как угодно. — Игорь пожал плечами. — Я думал, вам будет приятно.

Анна истерически расхохоталась. Охранники потупились.

Александр Александрович заложил руки за спину, перекатился с пятки на носок. Раз, затем другой. Очевидно, так успокаивался.

— Картину вашу я забираю! — непререкаемым тоном заявил он.

— Она не продается, — возразил Игорь.

— А не сказал, что покупаю, я сказал, забираю! В качестве моральной компенсации. Осталось выяснить последний нюанс. Анна, он с тобой спал? — бросил он через плечо.

— Я попросил бы не оскорблять даму в моем присутствии! — заявил Корсаков.

Краем глаза он отметил, что охранники готовы броситься на него и без команды.

— Он мой учитель! — внезапно крикнула Анна.

— Да? — изломив бровь, спросил Александр Александрович.

— Да, — с улыбкой ответил Корсаков, глядя ему в глаза. — Со вчерашнего вечера.

В глазах у Александра Александровича вспыхнул хищный огонь.

«Сибирская, белая лиса, пять букв», — мелькнуло в голове Корсакова, но он еще шире улыбнулся.

— Вон отсюда! — рявкнул Александр Александрович. — Игорь Корсаков. — Он вложил максимум сарказма, на который только был способен.

— Конечно, конечно… — Корсаков подтянул ноги, готовясь встать. — Если вам поскандалить негде. Попользуйтесь моей конурой, чего уж там. А я пока на улице покурю.

Команды «фас» и на этот раз не последовало. Хотя Корсаков ее очень ждал.

Вздохнув, тяжело встал с матраса. Подхватил плащ. Снял с гвоздя шляпу — настоящий ковбойский «стетсон». Правда, выглядела шляпа так, словно в ней лет двадцать носились по прериям, занимаясь всяческими ковбойскими непотребствами. Не торопясь, надел плащ, смахнул пыль с плеча, водрузил шляпу на голову.

Все это он проделал в гробовой тишине, нарушаемой лишь тихими стонами Владика.

Вальяжной походкой Корсаков прошествовал к дверям.

— Пардон, забыл кое-что!

Натянув шляпу поглубже, он обернулся к шкафообразному охраннику.

— Как здоровье, дружок?

— Не жалуюсь, — ухмыльнулся тот.

— Ну, это пока.

Игорь провел пальцем по кромке шляпы. Улыбнулся. И без замаха врезал ногой в пах охраннику.

Парень распахнул рот и резко сложился пополам. Игорь апперкотом добавил в лицо. Охранник опрокинулся на спину, поджав колени к груди. И по-собачьи завыл.

Воспользовавшись всеобщим замешательством, Корсаков, приложив два пальца к полям шляпы, подмигнул Александру Александровичу.

— Честь имею, папаша!

На высокой ноте взвизгнула Анна.

Игорь заметил летящую сбоку тень, но среагировать не успел. Тяжелый удар швырнул его в вязкую темноту…

Глава пятая

Осень хлестала холодным дождем. Ветер гнал низкие, цвета мокрой дерюги тучи. С Невы тянуло стужей.

Через час погонят на формирование, сунут в этап, и сгинет он, раствориться среди воров, убийц, беглых крепостных, поротых, клейменых, чахоточных, безумных…

Как всегда, она не вышла из кареты, только отдернула занавеску.

Корсаков увидел, как побледнело ее лицо, когда она нашла его в толпе ссыльных, и горько усмехнулся. Да, вид, конечно, непрезентабельный: обрит налысо, обвислые усы, недельная щетина, арестансткая роба, цепь от ножных кандалов в руках. Чудо, что вообще его узнала в серой массе этапников.

«Анна, Анна… Уезжай, любовь моя! И поскорее забудь. Что было, то прошло. Что было суждено, то и сбылось. Прости…Судьбы не переменить».

В строй, сукины дети! Становись, христопродавцы.

Жесткий удар прикладом в плечо едва не сбивает с ног. Корсаков скрипит зубами, не столько от боли, сколь от унижения. К такому обращение он еще не привык.

«Уезжай, Анна. Все — в прошлом!»

Игорь очнулся от холода. Наваждение странного, страшного своей реальностью сна, развеялось. Осталась только тоска и боль.

Застонав, он открыл глаза. Прямо перед глазами, устроившись в шербинке затертого до серости паркета, шевелил усами жирный, рыжий таракан. Игорь дунул, вспугнув рыжего. И, тут же, зашелся кашлем от боли в груди.

Чертыхаясь, с трудом приподнялся на локте. Судя по свету за окнами, у нормальных людей наступил полдень.