На Север!

– А что за корабль, он не знает? – я хихикнул, когда котёнок юркнул мне за пазуху. – А то наши гости пока молчат, как водянчики об лёд.

Мордочка Че показалась из моего левого рукава. Котёнок фыркнул и снова скрылся.

– Он говорит, что ему это не интересно. Главное – приключения.

– Ну, ладно, – я пожал плечами. – Скоро сами всё расскажут.

Внезапно на дворе раздался дикий вопль, точно поросёнок, которого собирались приготовить к пиру, прознал о происках коварных убивцев и предпринял отчаянную попытку совершить побег, попутно призывая в свидетели мировую общественность. Мы с Ницше одновременно покинули конюшню и увидели презабавнейшее зрелище. Антуан Пустопоржний бегал по двору в чём мать родила, прикрываясь медным тазиком. А за ним, размахивая дубовым веником, гналась по пятам юная, но весьма крепкая девица в пропитанной влагой белой рубахе до колен.

Я подошёл к гогочущему у входа в баню Аркадию Петровичу. Он тоже был не вполне одет – лишь длинные трусы в красный горошек скрывали его бёдра.

– С чего это они так резвятся? – спросил я поэта.

– Антоха себя несколько переоценил, – сквозь смех проговорил он.

– В каком смысле? – удивился я.

– Отчего это, говорит, нам слабый пол подсунули?

– При чём тут пол? – не понял я.

– Ну, как же, – удивился моей недогадливости поэт. – Женщины испокон веков считались слабым полом! И Антоха решил, что ей силёнок не хватит его хорошенько отпарить. А она, видимо, феминистка. Ка-ак размахнётся, да ка-ак начнёт его веником охаживать!

Я не стал выяснять, кто такая эта феминистка. Надо было спасать гостя.

– Марьяша, успокойся! – Как можно более суровым тоном скомандовал я разбушевавшейся девице. – Он не хотел оскорбить твоего отца!

– Да? – С сомнением в голосе спросила она, но остановилась и веник опустила. – Но я же точно слышала, он сказал «слабый пол»!

– Он не то имел в виду. Это у них наверху принято девушек такими комплиментами одаривать.

– А что такое плименты? – Марьяша засунула изрядно ободранный веник под рубаху и стала яростно чесать спину.

– К примеру, как тебя ласково называет отец?

– Сваечкой, – чуть смутившись, пробубнила девушка.

– Хм… так вот, если бы у них наверху девицу назвали сваечкой, она бы наверняка обиделась. И наоборот – у них там красивых девушек принято считать слабым полом, прости уж за столь оскорбительные для дочери плотника слова.

Марьяша перестала чесать спину и задумалась. Антуан, пользуясь передышкой, бочком отступил к бане и скрылся за дверью.

– Ладно, пущай живёт, – шмыгнула носом девушка. – Но передайте ему, что полы в бане батюшка хорошие сделал! – она погрозила кулаком в сторону скрывшегося от расплаты гостя и размашистой походкой зашагала прочь.

– Никифор! – позвал я пожилого жилистого старика из дворни, который, посмеиваясь в бороду, стоял на углу. – Замени Марьяшку. Гости хотят крепкой мужской руки.

– Может, их вместо веничка лопатой отходить? – проявил неожиданную инициативу дедок. – Мне лопатой как-то сподручнее.

– Иван, – подал голос Аркадий Петрович, – я тут подумал… Не такие уж мы и грязные. А на корабле у нас душ есть. Так что, может, мы без бани обойдёмся?

– Я тоже так думаю, – пискнул в приоткрывшуюся дверь протодиакон.

11

Итогом, вместо бани пришлось мне устроить гостям экскурсию по нашему селению. Тут-то и поведал мне Аркадий Петрович о цели их приезда.

– После скандала в городском совете произошли серьёзные изменения. Марию Станиславовну на посту министра культуры заменила Хельга Рогнаровна. Эта серьёзная дама, когда к ней пришёл Антоха с идеей о «легендах Свободной Зоны» жутко разозлилась и устроила ему разнос.

– «Я вас с вашим шансоном к уркам отправлю!», кричала она, – поморщился протодиакон. – Короче, пригрозила выгнать взашей с работы, если я не предложу какой-то новый стоящий проект.

– Собственно, идею подала сама новая министерша, – усмехнулся поэт. – Своим именем.

– Да, имечко интересное. А что оно могло навеять? – спросил я.

– Уж больно оно в стиле северных саг, – потеребил бородку Антуан. – Хель, Тор, Рагнарёк.

– Кто все эти люди? – лично мне эти имена ничего не сказали.

– Мы с Антохой до этого путешествия тоже были не очень подкованы в скандинавской мифологии. Но тут пришлось перешерстить всю Сеть, дабы заинтересовать министерство и выбить средства.

– Средства на что? – всё ещё не понимал я.

– В этих сагах рассказывается в том числе и про Рагнарёк – конец света, в котором гибнут практически все герои, – проигнорировал мой вопрос Антуан. – По сути – та же Последняя Война.

– После войны рано или поздно связь удалось установить с большинством Небесных городов, – перебил спутника Аркадий Петрович. – А вот что творится на земле – известно далеко не во всех районах. Да этого и не нужно правительствам. Им бы сохранить контроль над производствами, находящимися в подведомственных зонах. Особенно много белых пятен на севере. Если в Новом Петербурге ещё кое-как справляются с наблюдением за поверхностью, то в Архангеле с этим вообще беда. А что происходит дальше Питера – на Скандинавском полуострове – мы имеем очень приблизительное представление.

– А что, – уточнил я, – там разве нет Небесных городов?

– Дипломатические отношения не налажены, – скупо ответил поэт.

– Короче говоря, у нас документальное путешествие с целью сбора информации о населении и его фольклоре, – резюмировал протодиакон.

– Допустим, – я почесал макушку. – А при чём тут я?

– По имеющимся у меня сведениям, – Ароз Азорин заговорщически подмигнул, – царица Светлана, твоя мать, находится где-то на севере.

– Север большой, – я пожал плечами.

– Есть след. Он, разумеется, уже порядком подзатёрся с годами. Но кое-что, я думаю, мы сможем разузнать. Ну, что? Ты заинтересован? – поэт остановился, заглядывая мне в глаза.

– Спрашиваешь! – я хмыкнул и кивнул. – В своём прошлом путешествии я изредка наталкивался на мамины следы. И у меня каждый раз сердце начинало биться чаще. Разумеется, я буду рад любой возможности узнать о её судьбе!

– Значит, решено, – Аркадий Петрович похлопал меня по плечу.

– Думаю, да. Всё-таки есть своя прелесть в том, что я третий сын. Степана или Абрама никто так просто не отпустил бы.

– Кстати, а где этот ваш героический Степан с его суворовскими шлёпанцами? – полюбопытствовал Антуан.

Я поведал им историю о своей утренней разведке.

– Так что Стёпа поехал разбираться с ситуацией, – закончил свой рассказ я.

– Интере-есно, – протянул протодиакон. – Значит, говоришь, маленькая девочка?

– Да, – кивнул я. – Довольно милая. Была. Пока клыки не появились.

– Что-то мне это напомнило, – Антуан потеребил бородку.

– История про маленькую девочку-вурдалака? – удивился Аркадий Петрович.

– Нет. Вон тот памятник, – Антуан указал на усадьбу бояр Отрыжкиных, недалеко от которой возвышалось заросшее травой и мхом нечто, отдалённо похожее на вылезающего из-под земли мужика с раскинутыми руками. – Что это?

– Не знаю, – я пожал плечами. – Всегда здесь стояло.

– Такое ощущение, что кто-то выбирался из могилы, но застрял. И теперь вроде как говорит: «Ну, не смог. Кто ж виноват?», – Аркадий Петрович подошёл к тому, что его спутник назвал памятником и постучал по зелёной поверхности. – Там внутри явно нечто твёрдое. Остатки какого-то древнего монумента?

– Кто ж теперь узнает? – хмыкнул я. – Говорят, после ударов каким-то хтоническим оружием здесь камня на камне не осталось.

– Ты хотел сказать, тектоническим? – уточнил поэт.

Я вновь пожал плечами. В моих книжках я не читал ни про одно, ни про другое.

Антуан же выудил из кармана свою пипку и стал делать картинки этого… пусть будет монумента. Просто монумента, себя на фоне монумента, нас на фоне монумента, себя без монумента, себя на фоне усадьбы Отрыжкиных, себя на фоне травы, себя на фоне неба…