Академический год

– Над зловещей вывеской с саморезами?

– Именно. Я живу там. Идемте.

Не знаю, зачем я пошел. Оправдывая себя, мозг заставлял пальцы снова и снова ковырять кнопку включения на аппарате, а сам передвигал ноги за незнакомкой. Я выглядел более чем глупо, а чувствовал себя более чем паршиво.

– Друзья сестры моего бывшего парня, – сказала она, доставая ключи. Мы переходили дорогу не по правилам, а машины так и норовили облить холодной жижей вечерних луж.

– Что, простите?

– Та компания. Это не моя группа и они вас не знают. Ну, это я так, к слову.

– Понял. А я только решил, что стану живой легендой в понедельник.

– Станете. Я всем расскажу, что видела вас в баре.

Я хотел пошутить про то, что потом мы пошли к ней домой, но промолчал. Поблагодарил себя за то, что помолчал.

Домофон уютно светился розовым, пискнул и впустил нас в теплый подъезд. Этаж оказался второй, и я с облегчением выдохнул про себя. Мне показалось, что в лифте неловкость возрастет в разы.

Дверь была массивной, с глазком и блестящей новой ручкой. Не мгновение я представил, как сейчас выходят в прихожую ее перепуганные родители, и от этой мысли мне захотелось быстро уйти, прямо сквозь армированный бетон.

Но дверь уже открылась, никто не вышел, даже кот. Девушка повесила шарф на вешалку и сняла сапоги.

– Заходите. У меня тут соседи любопытные, а вечером у них это обостряется.

Она скрылась в единственной комнате, а я остался в коридоре, перетаптываясь грязными туфлями на чистом половике.

Квартира однокомнатная, после недавнего ремонта – еще немного пахло новым ламинатом и свежими обоями.

– Снимаю, – пояснила девушка, снова появившись в коридоре. В ее рука была коробка, из тех, в которые девушки любят складывать всякую всячину. – Снимаю с подругой, но сегодня она уехала на выходные.

– Хорошо у вас, – шаблонно сказал я.

Она промолчала.

– Вы ведь совсем меня не помните, да? – спросила девушка после короткой паузы.

– Если честно, то нет, – признался я.

– Даша. Даша Колесникова. Я сижу на третьем ряду возле… Да, впрочем, какая разница, – она улыбнулась. – Вот тут зарядка и переходник. Можете забрать, вернете потом.

– А как же вы?

– Она мне не нужна, телефон все равно разбит. Как-нибудь куплю новый.

– Осторожнее надо, – заметил я. Кабель вполне подходил к моему аппарату.

– Это парень разбил. Об стенку. Психанул и разбил, а я вот теперь хожу как бомж.

Даша засмеялась и убрала коробку на полку для обуви.

Я засопел, пожалуй, сильнее, чем думал.

– А почему он не разбил свой, например?

Даша развела руками.

– Ну, откуда же я знаю? Свой, наверное, жалко. Но зарядку потом все равно верните, вдруг куплю такой же, будет запасная.

Я кивнул, поблагодарил и взялся за ручку двери. В подъезде посвистывал ветер из плохо прикрытого окна.

– Послушайте, следующий раз разбейте ему что-нибудь об голову, – вдруг выпалил я, обернувшись. – Почему, вот почему вы, девушки, общаетесь с такими идиотами?

Даша смотрела на меня, широко открыв глаза. В просторном коридоре она казалась совсем маленькой без осеннего пальто и огромного шарфа.

– Так-так, постойте, – сказала она, покачав головой, – я вам помогла, а вы мне мораль читаете. Нет, нас, конечно, много связывает, особенно этот шнур от зарядки, но все же недостаточно для такого.

– Да, – кивнул я и не думая извиняться, – может я вас и не знаю совсем, но что-то мне подсказывает, наверно то, что вы не бросили меня в сложной ситуации в баре, что вы заслуживаете немного лучшего отношения.

– Даша, – наполнила она. – Вы меня теперь знаете. Я Даша.

Мы помолчали, продолжая стоять в коридоре. Она не выгоняла, а я не торопился уходить, хотя уже следовало раскланяться, поблагодарить еще раз и исчезнуть за дверью, чтобы не создавать еще большей неловкости.

– Извините, Даша. Это вообще не мое дело. И еще раз спасибо.

Она кивнула.

– Пойдете в бар?

– Скорее всего. Если у вас, конечно, подъезд не оснащен системой розеток на три ампера.

– Возможно, я чего-то не знаю про наш подъезд, но вот в баре сейчас будет не очень удобно. Скорее всего, все розетки Миши заняты телефонами приятно улыбающихся девушек.

– Вы тоже приятно улыбаетесь Мише, – заметил я.

– Ну, так я же девушка. Давайте сюда ваше устройство и разувайтесь. Посидите минут двадцать на кухне, попьете чай без всего. До магазина я сегодня так и не добралась.

– Это будет верх наглости с моей стороны, – заметил я.

– Я переживу. Разувайтесь.

Я сидел на табуретке за небольшим складным столом и понятия не имел, что я делаю и зачем. Это была одна из самых странных ситуаций за последние десять лет моей жизни. Я припомнил события еще более ранние, покопался в них и засмущался сам перед собой. Закипал чайник. На столе ждала девчачья кружка с сердечком и еще одна с сумасшедшим диснеевским кроликом. Обычная кухня, верхний свет. За окном темнота ночного города без звезд и вечернего уюта. Фотография на холодильнике. Там за слегка треснувшим стеклом Даша и еще какая-то девочка в спортивной куртке. Обе смеются и выглядят чуть моложе. На Даше желтая куртка, а на руке браслет. Я смотрел на фотографию и ощущал, что касаюсь чего-то интимного, личного – чужой жизни. Той жизни, где Даша носит желтую куртку и обнимает неизвестных подруг, где проходит ее жизнь, и живут ее родители, друзья. Того, что остается за гранью академической группы, где ты видишь лишь доступные тебе конечные образы каждого студента и воспринимаешь их по шаблонным критериям: опоздал – не опоздал, выучил – не выучил, ответил – не ответил, спросил—промолчал. Я пытался вспомнить, насколько давно я воспринимаю их именно так. Ведь когда-то я знал любимую музыку моих учеников, как зовут их домашних питомцев и героев любимых сериалов. Это точно было до того, как они стали потоком – серой массой, протекающей из одного академического года в другой, оставляя оценки в журнале успеваемости и пригласительные открытки на очередной выпускной.

Я поспешно отвернулся от фотографии, когда Даша вошла. На ней все еще была куртка и джинсы. На белой футболке наискосок протянулась надпись – No thanks!

– У вас там уже пять процентов. Если дело так пойдет и дальше, то вы и чай допить не успеете.

Этого вполне хватило бы, чтобы вызвать такси, но я промолчал. Ехать на край города из уютной кухни хотелось все меньше.

Даша села на табурет, по-турецки поджав ноги под себя.

– А вы знаете, мне даже приятно, что вы так заступились за меня. Я любила свой телефон. Теперь вот жалею.

– Я лучше промолчу, чтобы снова не извиняться, – сказал я.

– Нет, почему же. Вы имеете свое мнение и это хорошо. Пожалуй, это я слишком резко отреагировала, не стоило так. В конце концов, вы в чем-то правы.

– Может беда в том, что слишком добры к людям?

Даша улыбнулась и покачала головой, словно осуждала меня.

– Ладно, я делаю иногда не слишком разумные вещи и, возможно, со стороны это очень заметно. Но можно задам вам один вопрос?

Я кивнул.

– Можете описать свой день? Что вы делали, скажем, утром или в обед, до того, как пришли в бар.

– Пил кофе с бывшей женой, пока за ней не приехал ее новый муж.

Даша развела руками.

– И это нормально?

– Но ты же не знаешь всю ситуацию! – я незаметно перешел на ты, словно вечер продолжался в баре, а не на кухне в квартире напротив.

– Вот именно!

Я промолчал. Даша налила мне чай и потрогала кружку руками.

– Вы пьете кипяток?

Я улыбнулся.

– И ничего, если из Викиной чашки? У нас других нет, просто.

– Это с кроликом которая?

– Нет, это моя.

Чай мы пили молча. В соседней комнате неумолимо заряжался телефон. Вот скоро он пикнет об окончании зарядки и резко захлопнет окно с мир девушки, имя которой я даже не вспомнил в баре, а лица не узнал. Я пытался напрячь память, но группа казалась мне безликой.

– Не видел тебя в баре раньше, – сказал я.