Страница 26 из 29
— Что будет через два дня? — я снова перевернулась на спину и посмотрела на небо над нашими головами.
Никогда ещё мир не замирал так надолго, чтобы можно было просто наблюдать за тем, как проплывают мимо пушистые ватные облака.
— Что будет? — тихо и пьяно переспросил Габриэль.
Он словно напитался солнцем и спокойствием. Лениво закинул руки за голову, щурился, улыбался. Он принёс своё любимое вино, которое я так и не оценила во сне, но мы едва ли выпили половину бутылки.
Он был пьян не вином.
И когда перевернулся на бок, подперев голову рукой, и завис надо мной, мне очень захотелось почувствовать, какие на вкус его губы. Как это дивное вино? Или как само солнце?
А я же могу его поцеловать, и мне никто не запретит. Я могу его обнять, и он обнимет крепче, доказывая, что имеет на это право.
Мы поменялись ролями. Он был трогательным и растерянным, а я почувствовала над ним власть с того момента, как взорвалась от ревности и, казалось, могла вертеть этим мужчиной, как хотела.
Например, я могла поднять руку и провести ногтем по его шее. Я точно знала: мышцы окаменеют, кожа покроется мурашками.
И это впечатляло, завораживало, как ничто другое.
А я могу его поцеловать, и мне никто не запретит...
Могу его обнять, и он обнимет крепче.
— Ну же… ты что, не скажешь, что через два дня мы будем навсегда счастливы? — в груди завибрировала тревога, защекотала горло.
Он умрёт. Или он — или моя прежняя жизнь. Зачем так жестоко? Разве это не самое худшее, что сотворила природа?
— Турсуаза, — он не часто называл меня по имени, или я не обращала на это внимание? Скорее второе, чем первое. — Зачем тебе это?
— Что?
— Это такие глупости, — он покачал головой, будто не понимал к чему я веду. Опять! В который раз он уходил от ответа?
— Я должна знать последствия моего выбора… услышать их от тебя. Ты же знал, что я всё узнаю, верно?
— Это было неизбежно, — кивнул он, следя за моими пальцами. Теперь я гладила линию его челюсти. — Ты очаровала меня. Мою прислугу… Скоро очаруешь Дорн, и мы переименуем его в твою честь, — рассмеялся он. — Конечно они бы всё тебе рассказали, но я не понимаю, что ужасного в этом пророчестве. Оно неприятное, но не настолько ужасное, чтобы о нём говорить! Ну что тебя так волнует?
Я в ужасе округлила глаза.
— Что будет через два дня? — снова воскликнула я, уже теряя терпение. — Пожалуйста...
— Ты же сама всё поняла, — улыбнулся он, глядя на меня из-под опущенных ресниц.
— Да, — я очень медленно кивнула и затаила дыхание. — Ты умрёшь?
Повисла тишина.
Горькая и напряжённая. А потом воздух задрожал от смеха Габриэля.
— Это было бы слишком жестоко. Я подозревал, что ты всё поняла неправильно, но не настолько, — улыбнулся он. — Всё ждал, когда наберёшься храбрости и спросишь прямо! Дождался, знаешь ли…
— Что?..
— Милая, кошечка, неужели всё должно быть непременно настолько трагично? Нужно запретить чёртовы любовные романы!
— Но… драконова жизнь…
— Да. Жизнь дракона и правда в твоих руках, — он пожал плечами. — Ему незачем жить без… пары.
— Значит ты умрёшь, — я развела руками, будто доказывая глупцу простую истину.
— Нет. Дракон умрёт. Не я. Я останусь князем Дорна, и буду жить дальше. Может даже однажды женюсь на какой-нибудь женщине. Даже допускаю, что это будет не так плохо и вполне естественно. Не могу себе это пока представить, особенно, когда ты рядом, — он взял мою руку и поцеловал каждый палец.
— Значит… между нами только магия? — мой голос от обиды дрогнул, а Габриэль нахмурился.
— Что?
— Ну… наши чувства, — я села и теперь мои колени касались бока Габриэля. — Наши чувства, мои чувства — магия? Я уйду и буду счастлива где-то без тебя. Дракон умрёт и твоя влюблённость умрёт вместе с ним. Мы просто станем людьми и больше никогда друг друга не вспомним?
Габриэль сел, опустил голову, глядя на затейливый узор пледа.
— Как отличить настоящую любовь от… магии? Разве в обычной жизни мы бы друг друга любили? Нет! Ты бы выбрал яркую, красивую девушку. Такую, как Бе. Или темпераментную, сильную духом женщину вроде Эм, — я говорила тихо, спокойно, без нервов. — Кто бы стал смотреть на бесприданницу фрейлину? Да мы бы даже не пересеклись!
Во мне было очень много неизвестной силы, позволявшей держать себя в руках.
Я столько дней слушала Габриэля, впитывала его слова, будто губка, видела, что мужчины могут быть другими, не такими как те, что окружали меня в Аркаиме. Они могут не смотреть снисходительно, не ранить благородной лестью, не извиняться за нечаянное прикосновение, будто ты прокажённая или слишком хрупкая.
Конечно, с такими как Эм, Бе или Альба всё было иначе. Они были богаты, уважаемы и сильны. Но я никогда не ставила себя с ними в один ряд до этого момента.
Я столько всего пережила за пять дней, что мне стало не страшно повысить голос и всё сказать прямо.
Не страшно, глядя мужчине в глаза, спросить: нужна я ему или не нужна.
Так глупо жить слепым котёнком, который только тычет макушкой в стены вокруг себя и боится любого дурного слова. Верить, что ты непременно будешь с человеком, который тебе ничего не обещал и бояться спросить прямо — больно.
Моё помешательство слишком мне понравилось. Я рвала, метала, была готова снимать головы с плеч. Будто значу очень много!
— Ты бы выбрал меня?
— Зачем тебе это знать? — он поднял голову и сощурился. — Разве история любит сослагательное наклонение?
— Ты любишь меня? — я испуганно сглотнула, понимая, какой же это глупый и наивный вопрос.
Но за спиной будто выросли крылья.
Могу! Я и правда могу такое спросить!
Он же спрашивал меня столько раз о совершенно откровенных вещах? Он же говорил прямо, что я буду принадлежать ему? Он же говорил, что сам полностью мне принадлежит! А я уходила от ответа и кричала, что это всё глупости.
Так вот я тоже готова быть смелой.
— Да, — сухо ответил он, ни на секунду не задумавшись, и крылья за спиной расправились, а на душе невозможно потеплело.
— Потому что магия так велела? — голос звенел, но я не боялась и не терялась.
Во мне всё переменилось после магического истощения, дня наедине с собой, ночи без Габриэля рядом и ночей с ним. После наших бесед, после того, как впервые во мне появилось жгучее желание… человека. Я захотела кого-то в самом кошмарном смысле этого слова. Я подумала так о мужчине! А он подумал так же обо мне, и мир не рухнул в одночасье. И это было потрясающе ново, настолько, что в голове разорвалась тонкая плёнка-оболочка.
В Дорне все свободны.
Я поняла, как это.
— Ты сказал, что такая женщина по тебе… а если я не такая? — самый страшный миг, будто последняя запертая дверь, которую пришло время открыть.
И в то же время никогда я не чувствовала себя лучше.
Он внимательно на меня смотрел, будто искал ответы в складке между моих бровей, в напряжённо сжатых губах.
Потом медленно протянул руку и провёл по моему лбу:
— Перестань, милая. Не хмурься, — и улыбнулся. Очень мягко, как обычно. Он будто совсем не умел на меня злиться. — Такая… не такая. Разве это так важно?, — он пожал плечами. — Хочешь идти? Иди. И ты даже не будешь виновата в смерти дракона, если тебя держит чувство вины, потому что он существует только по твоей воле. Не будь тебя, не было бы и его. Ты дала мне эту мою часть — ты в праве её забрать. Не думай, что это жертва, — снова пожал плечами. — Но если останешься, конечно прежней ты не будешь. Потому что прежде ты никогда не была счастлива. И никогда не была любима. Это меняет людей, как ничто другое.
Его тихий, уверенный голос давал будто бы ещё больше силы, а я никак не могла усмирить своё бушующее нутро. Свернуть бы сейчас горы, отрастить чёртовы крылья.
Целовать Габриэля без спросу.
Обнимать так, чтобы кости трещали.