Страница 8 из 10
Поскольку перенос столицы – слишком масштабное мероприятие, чтобы предпринимать для этого слишком далёкие переходы, их строили примерно в одном месте, и в этот момент политический центр фиксируется в районе равнины Асука. На западе страны он останется надолго – до XVII столетия, пока не передвинется к Токийскому заливу, где и находится до сих пор.
Когда мы говорим о древней Японии (впрочем, как и о последующих этапах её развития), следует всегда учитывать огромное влияние Китая. Степень этого влияния трудно себе даже представить, поскольку оно проявилось во всём – от государственного устройства до эстетических принципов. Японцы на всём протяжении своей истории демонстрируют склонность к заимствованию и внедрению тех заграничных достижений, которые превосходили их собственные, и Китай – безусловно, важнейший культурный донор и источник вдохновения.
По этой причине часто высказывается точка зрения, что японцы – нация не столько создающая и креативная, сколько умело заимствующая придуманное другими. В этом отчасти есть резон: Япония действительно впитала очень многие достижения и изобретения Китая (а впоследствии Европы и Америки) и, несколько видоизменив и приспособив к местным реалиям и нуждам, сделала своими. Когда мы говорим о традиционной японской культуре и вспоминаем её самые важные элементы, с очень большой вероятностью они будут не исконно японскими.
Икэбана и оригами, чайная церемония и каллиграфия, архитектурные элементы храмов и игра в го, письменность, структура министерств и одежда простых людей – всё это было привезено японцами из-за рубежа, но многое из этого удивительным образом известно в мире как созданное в Японии. В этом, конечно, и состоит японский гений: удачное подражание приводит к тому, что копии становятся изящнее оригиналов, а японская культура зачастую покоряет мир не гениальными новыми идеями, а изысканным воплощением в жизнь идей, придуманных кем-то ещё.
Впрочем, мнение о японцах как о нации не креативной, а лишь умело заимствующей, справедливо не полностью; иначе невозможно объяснить самобытность этой культуры, проявившуюся в причудливых статуэтках догу, в лаконичной поэзии, в эстетических принципах эпохи Хэйан, которые, очевидно, нигде не были подсмотрены, а появились каким-то неведомым образом в головах у местных жителей. Кроме того, как уже говорилось, периоды слепого заимствования и подражания в японской истории перемежались со столетиями разрыва всех контактов с другими странами, изоляцией и попыткой осмыслить уже узнанное.
Однако в тот момент, когда японцы впервые увидели Китай, желание повторить, воссоздать, сделать так же, пожалуй, было самой естественной реакцией. Их несложно понять, если вспомнить, что Япония тогда представляла собой фактически первобытную цивилизацию с верой в сверхъестественные силы и огромными курганами, а Китай был на тот момент без преувеличения наиболее богатой, могущественной и технически продвинутой страной во всём мире, куда благодаря Великому Шёлковому пути стекались культурные достижения со всего материка.
Римляне, греки, арабы, персы, слоны и жирафы, причудливые наряды и красивые величественные здания – когда японцы впервые попадают в этот яркий и удивительный мир, у них загораются глаза. Они вдруг отчётливо понимают собственное ничтожество в сравнении с этой грандиозной цивилизацией и хотят всеми правдами и неправдами всё это забрать к себе, чтобы тоже стать такими же великими и мощными.
Этим и объясняется довольно бездумная на первых порах политика культурных заимствований из Китая. Она строилась по принципу «надо брать всё, поскольку ничего лучше у нас у самих нет и не факт, что мы когда-либо сможем это придумать». Япония регулярно направляет культурные миссии в Китай, невзирая на то, что мореплавание по тем временам не было их коньком, а далёкие путешествия по морю были крайне опасным предприятием. Нужно отдать должное любознательности и бесстрашию японцев, без этого подобные приключения вряд ли были бы возможны.
Один столь же анекдотический, сколь и печальный случай, описанный в хрониках, даёт примерное представление о том, как могла выглядеть судьба подобной культурной миссии. Четыре корабля, возвращавшиеся из Китая вместе с важными китайскими послами, отправились из устья Янцзы и вскоре попали в сильнейший шторм. Корабль, на котором плыла основная часть делегации, разломился на две части после удара молнии, и глава делегации и около двадцати пяти её членов были немедленно смыты за борт волной и утонули. Пара кораблей после долгих дней странствия в потрёпанном виде причалили к Кюсю, а моряки с ещё одного судна были захвачены в плен островитянами, которые хотели их съесть, но, по счастью, им удалось бежать.
Эта зарисовка может дать приблизительное представление о том, сколь рискованным предприятием были культурные обмены и заимствования в описываемое время. Тем ценнее становились те знания, которые получалось добыть и успешно доставить, не лишившись жизни и не потеряв полученное.
Культурное влияние Китая на Японию поистине масштабно и многогранно – до такой степени, что за этими заимствованиями тяжело порой разглядеть настоящую Японию, какой она была в древности. Достижения китайской цивилизации очень глубоко проникли в сознание и быт японского народа, и сложно назвать ту сферу жизни, в которой бы это влияние не было бы заметно.
В первую очередь оно, безусловно, проявилось в сфере интеллектуальной и философской. Учитывая то, что в Японии, как мы помним, в то время господствовала первобытная вера в духов природы, можно себе представить эффект от знакомства с религиозными концепциями, формировавшимися на протяжении многих столетий на материке. Во-первых, в середине VI века в страну попадает буддизм. Формально он был известен японцам и до этого, но теперь начинается государственное продвижение этой религии на официальном уровне. Не будет преувеличением сказать, что именно буддизм помог создать японскую культуру и изобразительное искусство, став и философской, и политической основой жизни страны.
Важно учитывать, что буддизм в Японии отличается от того классического буддизма, который зародился в индийской цивилизации. Как и многие другие чужеземные культурные явления, которые при проникновении в Японию неизбежно подстраивались под местную специфику, буддизм также меняется в соответствии с потребностями и ожиданиями жителей страны.
Тут он стал отвечать за загробную жизнь и всё, что с ней связано. Синто было религией жизни, буддизм благородно взял на себя вопросы смерти. Нельзя также недооценивать его роль в образовании и нравственном воспитании жителей страны. К моменту прихода этой религии в Японию местные жители поклонялись деревьям и скалам, суеверно боялись гнева умерших и верили в духов природы.
Буддизм объяснил им, что смерть – это ещё не конец, рассказал про карму и перерождения, дал надежду на лучшую жизнь после смерти, если совершать благие деяния и не грешить понапрасну в этой. Он дал им изображения богов, научил их тому, что можно молиться в красивых храмах, объяснил основные принципы эстетики и устройства этого мира.
Неудивительно, что буддизм, как мы увидим, в какой-то момент получил так много власти, что немногим было под силу с ним совладать. Но это будет много позже, а пока – японцы ещё даже не могут ухватить всю суть буддизма с его идеями сансары и нирваны (для этого их интеллектуальный уровень пока недостаточен, и это время придёт лишь спустя несколько столетий), но уже чувствуют его силу и мощь.
Также в это время в Японию приходит конфуцианство, которое во многом помогает молодому японскому государству нащупать свою идеологическую и духовную основу. Идея государства как семьи, почитания императора как отца, беспрекословное уважение к старшим – все эти элементы, являющиеся незаменимыми составляющими японской картины мира на протяжении последующих столетий, были во многом сформированы под влиянием конфуцианской доктрины.