Страница 124 из 125
Все московские правители, начиная с Ивана III, пытались превратить феодальную монархию в чиновную. Однако добиться этого не удалось даже Ивану Грозному. Лишь при Михаиле Московское государство можно с некоторой натяжкой назвать чиновной монархией. По этому поводу С. М. Соловьёв писал, что при Михаиле «наследственной аристократии, высшего сословия не было, были чины: бояре, окольничие, казначеи, думные дьяки, думные дворяне, стольники, стряпчие, дворяне, дети боярские. При отсутствии сословного интереса господствовал один интерес родовой, который в соединении с чиновным началом породил местничество. Всё внимание чиновного человека сосредоточено было на том, чтобы при чиновном распорядке не унизить своего рода. Но понятно, что при таком стремлении поддерживать только достоинство своего рода не могло быть места для общих сословных интересов, ибо местничество предполагало постоянную вражду, постоянную родовую усобицу между чиновными людьми: какая тут связь, какие общие интересы между людьми, которые при первом назначении к царскому столу или береговой службе перессоривались между собою за то, что один не хотел быть ниже другого, ибо какой-то его родич когда-то был выше какого-то родича его соперника? Мы видели, что князь Иван Михайлович Воротынский, высчитывая по наказу неправды короля Сигизмунда, должен был сказать, что король посажал на важные места в московском управлении людей недостойных, худородных, и в числе последних упомянул двоих князей: так, князь нечиновный в глазах князя чиновного был человек худородный».[92]
Если убрать монархические взгляды Сергея Михайловича и царскую цензуру, то вышесказанное можно сформулировать так: Россия ушла от монархий Запада и приняла турецкую (восточную) форму правления.
Без создания чиновной монархии при Михаиле было невозможно появление петровской «Табели о рангах», официально узаконившей появление простолюдинов в верхних эшелонах власти и разгул фаворитизма при Екатерине, когда присвоение высших чинов в государстве зависело от половой потенции бездарных кандидатов, всяких там Орловых, Зоричей, Зубовых и др.
Вспомним «Двадцать лет спустя» Александра Дюма. Там Портос жалуется, что самые малородовитые из его соседей ведут свой род от участников крестовых походов. И это не выдумка Дюма. Действительно, к 1789 году французские дворяне, способные подтвердить свои титулы начиная с XIII века, считались не очень породистыми по сравнению с многочисленными семействами, родословные которых уходили во времена Карла Великого и Хлодвига.
А у нас к началу XX века подавляющее большинство аристократов не имели предков — русских дворян — ещё во времена Петра. Но это опять другая тема, и я отошлю интересующихся этим вопросом к специальной литературе, а остальных — к пушкинской «Моей родословной».
В первые годы правления Михаила России пришлось вести одновременно войну с Польшей на западе, со Швецией на северо-западе и с воровскими казаками по всей стране.
27 февраля 1617 года в селе Столбово на реке Сясь был подписан «вечный мир» со Швецией, вошедший в историю под названием Столбовского договора. По его условиям стороны должны:
— Все ссоры, произошедшие между двумя государствами от Тявзинского до Столбовского мира, предать вечному забвению.
— Новгород, Старую Русу, Порхов, Ладогу, Гдов с уездами, а также Сумерскую волость (то есть район озера Самро, ныне Сланцевский район Ленинградской области) и всё, что шведский король захватил во время Смутного времени, вернуть России.
— Бывшие русские владения в Ингрии (Ижорской земле), а именно Ивангород, Ям, Копорье, а также всё Поневье и Орешек с уездом, переходят в шведское владение. Шведско-русская граница проходит у Ладоги. Всем желающим выехать из этих районов России даётся две недели.
— Северо-западное Приладожье с городом Корела (Кексгольм) с уездом остаётся навечно в шведском владении.
— Россия выплачивает Швеции контрибуцию: 20 тысяч рублей серебряной монетой. (Деньги заняты московским правительством в Лондонском банке и переведены в Стокгольм).
Сложнее дело оказалось с Польшей. Король Владислав продолжал претендовать на царскую корону, а отец Михаила по-прежнему томился в Мариенбурге. Тем не менее, 1 декабря 1618 года в деревне Деулино было заключено перемирие с Польшей. Королевич Владислав так и не отказался от претензий на московскую корону, и польская сторона не признала Михаила царём. Однако поляки вернули Филарета, а взамен получили русские земли размером с небольшое европейское государство типа Бельгии или Дании. Россия потеряла 29 городов, включая Смоленск, Дорогобуж, Рославль, Чернигов, Новгород Северский. Кстати, заметим, что спустя 372 года, в 1991 году, Ельцин тоже ухитрился отдать Чернигов, Новгород Северский и другие исконно русские города.
14 июня 1619 года под Москвой у речки Пресни состоялась встреча царя Михаила и Филарета. Отец и сын поклонились друг другу в ноги и долго стояли в этом положении. Затем Филарет сел в карету, а царь Михаил пошёл пешком впереди кареты.
По случаю возвращения Филарета в Москву пригласили иерусалимского патриарха Феофана, пообещав богатые подарки. Тот охотно согласился. Вместе с русскими владыками Феофан предложил патриарший престол Филарету, «ибо знали, что он достоин такого сана, особенно же потому, что он был царский отец по плоти, да будет царствию помогатель и строитель, сирым защитник и обидимым предстатель». Филарет традиционно вначале отказывался, а потом согласился. Посвящение его в сан состоялось 24 июня 1619 года.
С возвращением Филарета в стране началось двоевластие. Филарет официально получил титул Великого государя. И титул этот был не формальным. Все государственные дела докладывались обоим государям, решались обоими, иностранные послы представлялись также обоим государям, подавали двойные грамоты и подносили двойные дары.
Один из современников описывал Филарета в 20-х годах XVII века: «Был роста и полноты средних, божественное писание разумел отчасти, нравом был опальчив и мнителен, а такой владетельный, что и сам царь его боялся. Бояр и всякого чина людей из царского сиклита томил заточениями необратными и другими наказаниями. К духовному сану был милостив и не сребролюбив, всеми царскими делами и ратными владел». Двоевластие продолжалось до самой смерти Филарета в 1631 году.
В «царствование» Филарета любимцы инокини Марфы Салтыковы были отстранены от власти и сосланы. В свою очередь, фаворитом Филарета стал князь Борис Александрович Репнин.
Ни Марфа, ни Филарет, ни сам Михаил не пытались разобраться в истоках Смуты или даже подготовить детальное описание событий Смутного времени. Наоборот, они сделали всё, чтобы спрятать концы в воду. В результате позднейшим историкам с большим трудом пришлось разбирать завалы из мифов, придуманных в царствование Михаила. Так, в спорах о личности самозванца Лжедмитрия I никто из историков не обратил внимания на любопытный момент, отмеченный церковным историком Д. Лавровым: «Что сказано было Годуновым о первом Лжедмитрии при его появлении, то повторено было Шуйским и Боярскою думой после его гибели. Перед лицом Филарета и Ивана Никитичей Романовых и, конечно, с согласия их, сказано, что Отрепьев служил в юности в холопах у детей Никитичевых Романовых. И после вступления на престол Михаила Феодоровича, когда не стало уже ни одного Лжедмитрия, продолжали утверждать то же. Имя Григория Отрепьева внесено и в чин проклятия в неделю Православия. Патриарх Филарет мог бы безопасно вычеркнуть из этого списка Григория Отрепьева, если он безвинно прежде был включён сюда. А патриарх Филарет лучше других мог бы знать, что первый Лжедмитрий — не был Отрепьевым, если это действительно было так».[93]
Возразить против этого нечего. Филарет прекрасно знал в лицо своего дворянина Юшку Отрепьева и царя Дмитрия. Понятно, что и он, и Михаил были меньше всего заинтересованы в установлении истины.
92
Соловьёв С. История России с древнейших времён. Кн. V. — М.: Издательство социально-экономической литературы, 1961. С. 258.
93
Лавров Д. Святой страстотерпец, благоверный князь угличский царевич Дмитрий, московский и всея Руси чудотворец. — Сергиев Посад: Типография Св.-Тр. Сергиевой лавры, 1912. С. 139.