Страница 104 из 125
Активное участие в отражении нашествия Владислава принимал и родственник Дмитрия Михайловича Пожарского Дмитрий Петрович Пожарский-Лопата, посланный царём защищать Тверь. Польские войска под началом пана Соколовского попробовали перехватить его отряд, но Пожарский-Лопата занял острог в Клину и отбил все атаки поляков. Затем Лопата прорвался в Тверь, где был вновь осаждён ляхами. Воевода вёл активную оборону Твери, часто ходил на вылазки.
Поляки сменили начальство, и вместо Соколовского командовать войском под Тверью стал полковник Копычевский. Но от этого ситуация не изменилась, и через две недели пан Копычевский был вынужден отступить от Твери.
В начале 1618 года основные силы поляков вместе с Владиславом стояли у Вязьмы. Прошла весна. Из Варшавы пришло известие, что сейм постановил начать сбор денег для продолжения войны, но немного и с условием, чтобы война обязательно была закончена за один год. В начале июня 1618 года польское войско вышло из Вязьмы и стало в Юркаеве, расположенном на дороге между Можайском и Калугой. Здесь на военном совете гетман Ходкевич предложил двинуться к Калуге, где находился воевода Д. М. Пожарский. Любопытно, что Ходкевич заявил, что попытается уговорить Дмитрия Михайловича перейти на сторону Владислава, к чему «он (то есть Пожарский. — А. Ш.) уже готов». К сожалению, установить, было ли это высказывание заблуждением гетмана или имело какую-либо подоплёку, сейчас невозможно. Однако сам воевода не давал никаких поводов сомневаться в его верности царю Михаилу.
Радные комиссары отклонили предложение гетмана и потребовали идти прямо к Москве, чтобы заставить её жителей перейти на сторону королевича Владислава, как было во время царствования Василия Шуйского. Комиссары считали, что отход к Калуге даст московским воеводам возможность занять Вязьму и отрезать поляков от Смоленска.
Мнение это победило, но прежде чем идти на Москву, надо было взять Можайск, чтобы не оставить у себя в тылу можайского воеводу князя Бориса Михайловича Лыкова. Так как осадных орудий у поляков не было, то о взятии Можайска приступом нечего было и думать. Поэтому решено было идти к Борисову Городищу и взять его или заставить Лыкова выйти из Можайска и сразиться в чистом поле, где поляки надеялись на лёгкую победу.
Два раза польское войско пыталось взять приступом Борисово Городище, и оба раза было отбито. В конце июня Б. М. Лыков написал царю Михаилу, что Владислав с войском стоит у Борисова Городища. Царь велел князю Дмитрию Мамстрюковичу Черкасскому перейти из Волоколамска в Рузу, а оттуда, связавшись с Лыковым, при необходимости идти к нему в Можайск. Д. М. Пожарскому царь велел идти из Калуги в Боровск и оттуда помогать Можайску. Из Москвы к Борисову Городищу было велено идти Курмаш-мурзе-Урусову с юртовскими татарами и астраханскими стрельцами.
30 июня Лыков опять написал в Москву, что накануне, 29-го, Владислав приходил из-под Борисова Городища к Можайску, но защитники города пошли на вылазку, отбили ляхов, взяли «языков», а королевич отошёл опять к Борисову.
Прошло двадцать дней. Черкасский прибыл в Можайск и 21 июля написал царю, что накануне из-под Борисова Городища к Можайску подошли польские отряды, ездят близ Лужецкого монастыря на Московской дороге по направлению к Рузе и, судя по всему, хотят перерезать дорогу от Можайска на Москву. Воевода Лыков писал царю, что, по словам перебежчиков, королевич Владислав пришёл со всем войском из-под Борисова Городища и собирается осадить Можайск.
Михаил собрал бояр и после больших прений отправил Лыкову длинную и нудную инструкцию, смысл которой прост: делай всё, как хочешь. Хочешь — защищай Можайск сам до конца, хочешь — оставь малый гарнизон, а сам уходи, а хочешь — вообще бросай Можайск и беги без оглядки.
Д. М. Пожарскому, стоявшему с войском в Боровске, даны были более лаконичные инструкции — прикрывать в случае необходимости отход воинства князя Лыкова.
В начале августа, ночью, при проливном дожде Лыков со всем гарнизоном вышел из Можайска и с помощью отряда Пожарского 6 августа благополучно достиг Боровска.
Но не только Владислав с небольшим войском шёл к Москве, с другой стороны приближался малороссийский гетман Конашевич Сагайдачный с двадцатью тысячами казаков, разорив по пути Путивль, Ливны, Елец и Лебедянь. Елецкий воевода Полев не особо преуспел в ратном деле, и Сагайдачному удалось его обмануть. Он часть казаков поставил в засаду, а сам с остальным войском пошёл на приступ. Полев же вывел против гетмана всё своё войско, в то время как казаки из засадного отряда спокойно вошли в город и заняли его. А Лебедянь была взята потому, что уездные люди не откликнулись на призыв воеводы и не явились в город, чтобы занять оборону. Но Михайлов Сагайдачному не удалось взять.
Узнав о приближении гетманского войска, царь велел идти против него из Боровска Д. М. Пожарскому. Князь выступил на Серпухов, но по дороге сильно заболел. Ратные люди не захотели идти на неприятеля с больным воеводой, казаки же, воспользовавшись случаем, стали воровать по окрестностям. Тогда Михаил велел ехать Пожарскому в Москву, а соратнику его, князю Григорию Волконскому, велел стать у Коломны и не пропускать Сагайдачного через Оку. Но Волконский не смог воспрепятствовать переправе гетмана и вынужден был засесть в Коломне. В полках его началась рознь между дворянами и казаками, в результате чего казаки ушли из Коломны во Владимирский уезд, в вотчину князя Мстиславского, где занялись грабежом окрестностей.
К 17 сентября 1618 года королевич Владислав стоял в Звенигороде, а гетман Сагайдачный — в селе Бронницы Коломенского уезда. 20 сентября Владислав с войском подошёл к Тушину и стал там.
В дальнейших боевых действиях и переговорах, описанных в других главах, Дмитрий Михайлович Пожарский не участвовал. В документах имя Пожарского встречается теперь лишь 30 мая 1619 года, когда на съезде русских и польских представителей пан Гонсевский заявил, что многих польских и литовских людей бояре взяли в холопы и силой крестили, женили и держат в неволе, а именно боярин князь Дмитрий Пожарский многих людей польских и литовских разослал по своим поместьям и держит там на цепях. А кого и выпустили из тюрем, так босых и нагих, и они в морозы все погибли. Бояре отвечали, что «всё это баламутство и смута» и клялись на кресте, что «ничего этого не бывало».
В это время Пожарский по состоянию здоровья был занят на статской службе — ведал Ямским приказом, то есть, говоря современным языков, был министром Почтового ведомства. В 1621 году царь назначил его руководить Разбойным приказом — аналогом Министерства внутренних дел.
За участие в войне с Владиславом в 1618 году Дмитрий Михайлович Пожарский получил довольно скромную награду. 27 сентября 1618 года воевода был зван к столу царя Михаила, где ему зачитали царский указ: «Ты был на нашей службе против недруга нашего литовского королевича, нам служил, против польских и литовских людей стоял, в посылках над ними многие поиски делал, острог ставить велел, многих польских и литовских людей побивал и с этим боем языки к нам часто присылывал, нашим и земским делом радел и промышлял, боярину нашему, князю Борису Михайловичу Лыкову, когда он из Можайска шёл к Москве, помогал». И за всё это Дмитрий Михайлович получил позолоченный серебряный кубок весом три гривенки и тридцать шесть золотников (около 1,4 килограмма) и атласную шубу на соболях с серебряными позолоченными пуговицами.
В сентябре 1619 года, сразу после посвящения Филарета в патриархи, за стойкость и мужество во время последней войны Пожарскому были пожалованы село, просёлок, сельцо и четыре деревни. В 1621 году данная Пожарскому царём Василием вотчина была пополнена и закреплена за ним жалованной грамотой.
На обеих свадьбах царя Михаила, в 1624 и в 1626 годах Д. М. Пожарский был вторым дружкой с жениховой стороны, а его жена княгиня Прасковья Варфоломеевна — второй свахой с жениховой стороны. Но, несмотря на такие почести, в местнических челобитных продолжали писать, что князья Пожарские — люди не разрядные, при прежних государях выше городничих и губных старост должностей не занимали.