Страница 1 из 4
Ирина Толстикова
Этот луч не блеснёт
Предисловие
Луч света в тёмном царстве
В эту книжечку (слово «книга» вдруг чувствуется таким жёстким); поэтому именно в книжечку – я вхожу, как в домашние гости. Вот шлёпанцы, вот из кухни аромат домашнего пирога, будем пить чай на кухне.
Я узнаю себя в старой девочке, которая – увы! – ходит медленно, зато ей скучно думать медленно. Узнаю свой локтевой костыль по имени Катерина в палке по имени Зина.
И сейчас буду говорить о книжечке с печальным названием «Этот луч не блеснёт».
Начну, однако, с глобального.
Вторая половина двадцатого века может быть справедливо названа временем психологов. Психологи должны были заменить подругу, сестру, тётю и бабушку; всех тех, с кем веками говорили по душам и совершенно бесплатно. Психологи пытались нам доказать, что нет святости материнства, есть «яжемать»; нет почтенной хозяйки дома, а есть презираемая домохозяйка. А как же издавна присущее женской жизни страдание? Что вы! Никакого страдания. Страдание вредит развитию вашей личности!
Но вот начался двадцать первый век. Заговорили о новом Средневековье. Ну что ж, Средневековье – не такое уж плохое время. Кстати, охота на ведьм – дьявольское порождение Ренессанса. А вот Средневековье подарило нам одну из основ русской культуры – «Слово о законе и благодати» – суждение о вечных поисках смысла бытия.
Так вот что я вам скажу: как великое «Слово о законе и благодати» – провозвестник будущего развития и расцвета великой русской культуры, так скромная книжечка с печальным названием «Этот луч не блеснёт» несёт благую весть о возвращении женщине одного из её мучительных, но прекрасных прав – права на страдание от неразделённой любви.
Вы скажете: «Сравнила!» Да, сравнила.
Вернём женщине право на безоглядное страстное материнство, право на то, чтобы быть именно не домохозяйкой, а хозяйкой дома. И право на страдание души.
Когда-то Римма Казакова пошутила:
Впрочем, о том, какой «он» плохой, не уставала писать Анна Ахматова.
И фактически все поэтессы в своих лирических стихах только и делают, что рассказывают, какой «он» плохой, а на языке психологов второй половины двадцатого века это называется очень иностранным словечком «абьюзер», то есть «он», такой плохой, использует её, всячески обижает и терзает.
Ничего подобного не найдёте вы в книжечке с печальным названием «Этот луч не блеснёт».
Кротко, по-библейски, по-русски несёт лирическая героиня (будем пользоваться этим старинным определением) своё счастье-страдание. Любимый человек – он кумир, он тот самый Учитель…
Она мучается стыдом —
ей чудится, будто она выпала из времени, а между тем её извечное женское время страдания пришло!
Он – мужчина, которого безответно и потому страдальчески любит она, женщина, непонятен, недоступен. Равенство? Как можно, чтобы она была равна ему!
Тянется, тянется бесконечной ниткой пряжи бесконечная история её любви и его нелюбви.
И вот уже она отбрасывает стыд и, словно русская юродивая (а «Этот луч не блеснёт» – очень русское), уподобляет себя кому? Собаке!
Страдание возвышает, возносит женщину. Она не добивается мелочного пресловутого «равенства»; Она не рядом с Ним, она отдельно и высоко.
И снова юродское возвышающее самоунижение.
Конечно, психолог сказал бы: «В чём проблема! Уж если ты так хочешь ребёнка, роди его, для себя».
Но ей не надо этого «для себя»; Ей надо от Него!
Женское страдание любви – оно ведь тот самый луч Света в тёмном царстве этих сложностей, трудностей и непонятностей человеческой жизни.
Книга первая
«Ну вы понимаете, да?..»