Страница 8 из 9
Лобу Цыжэнь загадочно улыбнулся:
– Конечно, есть.
– И что же это? Я у тебя позаимствую.
– Боюсь, ты не поймешь…
Но Юэлян не отставал, и парню пришлось признаться.
Оказалось, у него была девушка по имени Дролма – его подруга детства. Дролма поддержала его в решении пойти в армию, она говорила, что уважает цзиньчжумами. Когда Цыжэнь уезжал, Дролма попросила в день увольнения прислать ей сувенир: какое-нибудь свидетельство того, что он нес дозор, защищая родину. Он даже не представлял, что за вещь это может быть. Но однажды во время дозора он оказался с сослуживцами на месте былых боев. Старшие начали рассказывать о боевых действиях, которые здесь происходили, Цыжэнь воодушевился и подобрал с земли на память круглый камень. В тот момент у него появилась идея: с любого задания он приносил с собой маленький красивый камешек. Да и не только с задания. Просто всякий раз, если случалось что-нибудь необычное, например, на заставе появился телевизор, или посадили деревья, или он заменял на посту заболевшего сослуживца, Лобу Цыжэнь подбирал с земли камешек. У каждого камешка была своя история. Сейчас у него накопилось уже больше двадцати штук. Он хотел собрать побольше камней «с историей» и после увольнения сходить к ювелиру, просверлить в них дырочки, нанизать на нитку и отправить Дролме.
Юэлян восторженно похлопал товарища по плечу:
– Отличная идея! Очень воодушевляет!
Но повторить подобную затею он все-таки не мог. Девушка, в которую он был тайно влюблен, ни за что в жизни не пожелала бы получить такой подарок, ведь она даже не подозревала, что нравится Юэляну. Так что ему предстояло придумать нечто иное. Конечно, глубоко в душе Юэлян знал свою цель, иначе бы не посмел ослушаться матери и стать тибетским солдатом. Об этой цели он никому не рассказывал, и, когда Цыжэнь спросил, промямлил что-то невнятное. Он боялся, что к нему тут же станут относиться иначе.
Юэлян достал из кармана губную гармошку и заиграл «Тополек». Дава, сложив морду на лапы, слушал блаженно и упоенно.
На втором куплете Юэлян запыхался и остановился.
– Высота слишком большая – воздуха не хватает, – смущенно объяснил он Даве.
Знакомство со старшими
Пес, живущий в заснеженных горах, должен ориентироваться на местности с закрытыми глазами. Куда можно, куда нельзя, где опасно, где может найтись еда… И все это необходимо запоминать. Я, хоть и был совсем маленьким, инстинктивно это осознавал.
Братишка Хуан снова и снова повторял мне, что на заставе не бегают где попало. Дорожки здесь узкие и скользкие, очень опасно, оступишься – полетишь вниз. И показывал на домики:
– Тебе можно играть только здесь или рядом, далеко не убегай! Ты еще маленький! Заберешься в глухомань да провалишься в яму – где мне тебя искать? И всегда все запоминай!
О да, я запоминал и потихоньку метил все важные объекты: оставлял для себя знаки, чтобы позже считывать, где безопаснее. Я постоянно напоминал себе: смотри в оба! Иначе потеряешься моментально!
Мое появление прибавило братишке Хуану не только хлопот, но и радости. Я видел, что он рад моему присутствию: при виде меня уголки его губ поднимались вверх. В свободную минутку он приходил со мной поболтать и рассказывал мне уйму своих секретов, даже те, что скрывал от Цыжэня. В особой папке для документов братишка Хуан хранил стопку писем от его отца. Он повторял, что письма эти – большой секрет, хотя в чем именно их секретность, было для меня загадкой.
Иногда он читал эти письма вслух, например:
Дитя мое!
В эту самую минуту твой папа рисует тебя в своем воображении. Я смотрю в окно: вокруг меня – снежные горы, вершины из сверкающего, кристально-прозрачного льда. Очень красиво. Над ледяными хребтами – голубое небо, такое ослепительное, что темнеет в глазах. Иногда его застилают облака. Кажется, протяни руку – и дотронешься до этих белых туманных призраков, то парящих над головой, то стелющихся под ногами. Недаром наш отряд называют «Седлающими облака».
Когда поднимается ветер, облака рассеиваются и утекают прочь, вытягиваясь тонкими лентами, похожими иногда на вереницы белоснежных овец или лошадей, а иногда – на стайки фей в развевающихся платьях. Будь ты одним из тех облаков, дитя мое, тебе удалось бы увидеть наш лагерь. Он совсем невелик, но прочно и надежно, как крюк альпиниста, закреплен на снежной вершине. Этот крюк вбит точно в линию границы, он припаян к ней намертво, и пока мы здесь – рубежи нашей родины защищены.
Приезжай сюда, когда вырастешь. Когда ты посмотришь на эти просторы, твой мир уже никогда не будет прежним…
Я слушал его прилежно, хотя почти не понимал, о чем речь. Ведь хорошие друзья должны уметь слушать, не правда ли?
Кроме чтения писем, он развлекал меня рассказами о том, что делал сегодня, чем озабочен. Как он обрадовался похвале взводного, или как старина Сун опять на кого-то наорал – чтобы понять, какой у старины Суна скверный характер, мне хватило всего пары дней. А еще он повторял:
– Вырастешь, окрепнешь – возьму тебя с собой в дозор!
Дозор? Это еще что? Впрочем, с таким, как он, я пойду куда угодно. Мне нравилось быть его компаньоном.
Сегодня братишка Хуан повел меня знакомиться со старшими. В душе я боялся, но все-таки резво потрусил к ним «на поклон». Рано или поздно все равно познакомимся, так чего же откладывать?
Братишка Хуан закричал:
– Ламу, Сэнгэ, Найя, ко мне!
Три собаки лежали у ворот и грелись на солнышке. Повиновались они безупречно: тут же вскочили и подбежали к нему.
Братишка Хуан присел на корточки, подтолкнул меня к собакам и объявил им:
– Это Дава! Ваш новый приятель. Теперь он тоже будет жить здесь, на заставе. Так что дружите с ним и не обижайте друг друга!
Собаки не очень приветливо зарычали в ответ.
– Эй! – нахмурился братишка Хуан. – Так нельзя, он свой! Давайте жить дружно. Лежать!
Он указал на черно-белую собаку:
– Знакомься, Дава. Это Ламу, что значит «фея». Она единственная дама на нашей заставе, так что обходись с ней галантно.
Я завилял хвостом:
– Привет, сестрица Ламу!
Ламу была красавицей: от носа до хвоста ее покрывала черно-белая шерсть, а по бокам головы до самой шеи, точно девичьи локоны до плеч, свисали мягкие длинные уши. Она смотрела на меня сверху вниз, а мне, чтобы видеть ее, приходилось задирать голову. Ее большие глаза цвета крепкого чая глядели ласково, и я успокоился.
Затем братишка Хуан указал на черно-рыжего пса:
– А это Найя. Это значит «горный баран». Молниеносный, как стрела. Будет тебе старшим братом!
И я опять завилял хвостом:
– Привет, братец Найя!
Найя смерил меня надменным взглядом. Сам он, конечно, смотрелся очень мужественно: все его тело – и шея, и грудь, от лап до стоячих ушей – было рыжим, и только спина – черная, как если бы он набросил на себя плащ. Еще у него были длиннющие задние лапы: мощные, мускулистые, и правда, как у баранов, скачущих по горам. Я замер от восхищения.
Наконец братишка Хуан указал мне на темно-коричневого:
– Ну а теперь разреши представить: перед тобой – сам почтенный Сэнгэ! «Сэнгэ» означает «лев». Он ваш вожак, понятно? Этот господин служит здесь куда дольше меня, так что я и сам при встрече с ним отдаю честь!
О вожаке братишка Хуан говорил с особым уважением. Перед Сэнгэ я завилял хвостом еще энергичнее, давая понять, что готов выполнять его указания.
– О, почтенный Сэнгэ! Я буду послушен тебе!
Из всей троицы Сэнгэ был самым большим и крепким. И как по мне, был похож скорее на бычка. Глаза круглые, как у теленка; широченный нос с гигантскими ноздрями похож на гору, пронизанную двумя тоннелями. Спина такая широкая, что хоть спи на ней, как на кровати. Но уж темпераментом Сэнгэ и правда походил на грозного льва. Клыки торчали в разные стороны, и стало особенно жутко, когда он клацнул ими, демонстрируя свою свирепость. Да, у нас, собак, зубы действительно растут как попало. Не зря же китайцы говорят: «У бурной речки берега петляют, точно собачьи клыки».