Огонёк пылающий

Опустив голову к протоптанной тропе, Олег снова зашагал в сторону дома по уже наизусть заученному маршруту, на котором никогда, к его счастью, почти ничего не менялось, и даже парковочные места, что он проходил всегда оставались свободными, чего сам герой, конечно же, не замечал. Низкий железный забор, выкрашенный старой дешевой черной краской был погнут так, будто по нему прошёлся слон. Этот величавый зверь своей ногой наступил и с силой вжал кусок тонкого металла в землю и испарился, не оставив после себя решительно никаких следов кроме, разве что, и так и сяк бесполезного, сломанного теперь ограждения.

Подойдя к своему каменному девятиэтажному чуду и встав на дороге напротив его дома, ведущей к детской площадке, обычно занятой типичными представителями клуба анонимных алкоголиков, парень глянул вверх. На самой высокой точке он увидел странную фигуру, будто крылатая дева восседает на троне и следит за своими владениями, выжидая когда же принесут дань.

Сидя на каменном монстре,

Смотря на людишек вокруг,

Возможно крылатая дева

Справляет угрюмый досуг.

Смотрит на мертвый город, думая

"Как же все плохо" – и вот

Наконец вставая, взлетая,

Уходит в бескрайний полёт…

Но почти сразу как парень заметил ее, "крылатая" вдруг развернулась в противоположную от Олега сторону и улетела, растворившись в холодном темном сумраке.

Он не был уверен, видел ли он ее взаправду или же эта была лишь дорисовка сознанием обычного дворника или юного сорванца. Не отводя взгляд от вышины, Сепиров достал из левого кармана куртки белую пачку сигарет Парламент и, закурив из зажигалки, лежавшей в том же кармане, отвернул свой взгляд и бегло начал осматривать весь контур крыши многоквартирного муравейника, в надежде увидеть вновь то неведомое и таинственное, а может и вовсе не реальное существо. Теплый пар и жуткий для всех, но не для него, запах заполнил нос и прочие пути, участвующие в процессе курения. Вкус сигареты дошел и до легких, от чего Олег почувствовал толику тепла в теле, обвитом вокруг плотной тканью зимней одежды, через которую все равно просачивался холодок, словно иглой пронизывающий молодое тело насквозь.

Серый пепел тлеющего окурка выпадал в воздух, а затем летел прямиком вниз, к белому пушистому полотну, скрывающий тоскливый, в некоторых местах мятый асфальт. Темный камень, несущий на себе сотни килограмм живого мяса, тонны железных бензиновых карет, доставляющих бесценный человеческий хлам от одного места к другому, который тем не менее теплит душу каждого обладателя такого хлама, если это вообще хлам…

Мимо парня прошел пожилой мужчина в черной куртке такой же неизвестной фирмы, как и куртка Олега. На немного напряженном лице его замечались, под черной натянутой на полулысую голову шапкой, часто моргающие и сжатые от снега глаза. На коричнево-серых усах его застыли пара-тройка бледных тающих хлопьев замерзшего снега. В правой, видно, что пухленькой руке он сжимал черный мешок, который обычно выдают в магазинах на углу, с золотыми символами и надписью "Пиво 24". Из пакета же торчали зеленые ветки, видимо, праздничной ёлки, которая ещё недавно стояла в квартирке и украшала ее гостиную своим присутствием и напоминала о прошедшем празднике, о том самом теплом уюте и счастье, царившем в доме в моменты боя курантов и распития шампанского и покупным оливье, на пару со ржаным хлебом и фильтрованной водой. Теперь же её, уже никому не нужную, срубленную и использованную, как пластиковую бутылку несли до ближайшей помойки, где она останется доживать свои последние деньки, пока не станет частью мусорных Эверестов или Альп.

Шаркающие шаги синих почти ковбойских Джинс, надетых поверх зимних дешевых ботинок фирмы наподобие Timberland, удалялись и удалялись, пока не растворились в фоновых шумах почти безлюдной улице. А сама фигура того проходимца, на которую Олег почему-то обернулся, перестав искать крылатое нечто на крыше, скрылась за горизонтом зимних каменных лесов спального района. А зеленый оттенок новогоднего дерева так и уходил с ним в бескрайнее далёко, чтобы позже оказаться среди таких же бывших в использовании предметов.

Сепиров повернул голову обратно и, затянувшись, поднял голову вновь, чтобы посмотреть на такие же новогодние предметы декора. На 9 этаже, во втором окне, но фоне розово-фиолетовых штор висела разноцветная типичная гирлянда, разукрасившая своим видом окна, закрытые сеткой от летних насекомых, за которой, к тому же, виднелось порванное жалюзи, которое, судя по всему, уже давно никто не хочет даже банально скотчем заклеить. Качнувшись, оно сообщило о том, что по ту сторону окна кто-то появился, и чем-то быстро занимался из-за частого покачивания порванной ткани. Вдруг, жалюзи резко прижалось к окну, да так, что даже само окно пошатнулось – видно, кто-то ударил по окну, хоть и не большой, но злостной силой, пусть и без намерения его разбить, но выместить боль.

"А что по ту сторону?" – думал про себя Олег – "Злой мужик, срывающий злость сначала на окне, затем на жене, или плачущая девушка, разочарованная от того, как неприятно завершился и без того паршивый день, а может ребенок, играющий во что-нибудь на этих жалюзи?"

Как бы то ни было, свет в комнате быстро выключили, как и в остальных, и неизвестная герою квартира погрузилась в ночную, непроглядную тьму. Теперь скрыты были все предметы обычного рутинного быта, и без того плохо видные в окне. Во мрак погрузились жители квартиры, оставшись наедине с собой и своими мыслями, бросив кресла, столы, диваны, электронику в жестокий и черный мир ночи. Все питомцы, возможно живущие там, теперь существовали в неуютной темноте вместе со своими животными инстинктами, или со своими снами.

Докурив табачный дурно-пахнущий сверток, Сепиров бросил его в большой, коричневый от снега с дороги сугроб и пошел к парадной. Красная дверь подъезда снова встречала его вместе с висящий справа яркой выделяющейся из общей картины рекламой одного из миллиона Интернет-провайдеров. Эта блестящая бумажка так и резала серые глаза героя, как обязательный предмет в игре, подсвечивающийся никому не понятным кроме главного героя свечением. Рядом же с этой рекламой красовался гордый замок, закрывающий пару лет назад подожжённый кем-то мусоропровод, из-за чего всем жителям этого дома приходилось таскать свой мусор по улице минут пять, а затем налегке возвращаться в свои норы.

Олег потянулся за ключами в карман и нечаянно обронил те на грязный, истоптанный асфальт. На фоне коричневой мерзко-бледной слякоти красная ручка ключа и зеленая магнитка выглядели как маленький цветок, проросший сквозь огрубевшую в столь холодное время года землю. Та грязь на которой лежали ключи перестала быть грязью – на секунду когда Сепиров просто глядел на ключи, слякоть превратилась в сырую, благородную, неровную почву, которая только что смогла выносить ещё одного своего ребенка – прекрасный цветок с маленьким красным бутоном и огромным зеленым стеблем и не менее огромным листом. Каменный панельный город вокруг исчез, а дом, у которого это все происходило, превратился в огромное дерево, похожее на Иггдрасиль. Немногочисленные желтые ещё не погрузившиеся окна его превратились в золотые наливные яблоки, в которых можно было увидеть отблеск ближайшего к подъезду фонаря, который превратился в яркое, желтое, сияющее и палящее Солнце, которое увело весь мрак от героя и его цветка. Серые глаза героя всего на миг вспыхнули искрой давно потухшего огня. Горячее пламя, казалось, вот-вот вылетит из глаз и готово будет воплотить всю эту волшебную картину в реальность. Олегу даже показалось, что он чувствует то самое солнечное, давно позабытое тепло, легко проходящее через толстый слой зимней одежды и обнимающее все замерзлое тело и дающее какую-то… Надежду?

Сепиров присел на корточки. Расстроенное сознание вернуло парня в наш мир, такой знакомый, с тёмно-желтым оттенком фонаря, с неряшливыми и порой странными людьми; вернуло до скрипа в душе мир близкий, теплый и родной, который всегда готов принять в свои холодные, но такие нежные и нужные каждому объятия, которые сквозь пелену холодного смеха, или через мокрые капли дождя дать тебе чувство той самой приятной грусти, которая, как паразит, заманит тебя в свои сети, а затем, пригрев, уже не отпустит, жадно съедая все огоньки надежды и солнечного счастья и, более того, превращая их в несбывшиеся надежды и недостигнутое счастье. И лишь изредка эта грусть дает тебе возможность почувствовать себя по-настоящему живым человеком, вновь почувствовать уже забытые эмоции, дернуть за изрядно расстроенные струны души и вновь излить из них прекрасную, пускай даже тихую, но музыку, радующую слух каждого, кто ее слышит. Но моменты эти, бывает, настолько затеряны в закрученных по одному сценарию днях, что и не замечаешь, как мимо тебя проходит яркий комочек счастья, попытавшийся обрадовать кого-то хоть на толику секунды, но оставшийся незамеченным, непонятым, который был вынужден дальше продолжать свой вечный путь в поисках одного человечка, который сможет почувствовать легкое колыхание внутри души, которая в миг станет легкой и пушистой как кот, сидящий у зимнего подоконника над батареей. И маленький комочек счастья останется с этим человеком на всю жизнь, постоянно поддерживая свет в человеческом сердце.