Стена

— Пьер… — спросила Марта, задыхаясь от подступавших к горлу рыданий. — Пьер, миленький, скажи мне… скажи мне, пожалуйста, ты был в госпитале?

— Был, — разом посерьезнев и убрав из голоса хоть какой-то намёк на весёлость, кивнул парень.

— Пьер… — дыхание Марты окончательно перехватило. Девушка вдруг разом поняла всё, абсолютно. Перед глазами мелькали страшные картины, чёрная дымка не давала ясно смотреть на окружавший её мир. Ей не хотелось, изо всех сил не хотелось задавать последнего, самого важного вопроса, не хотелось слышать ответ на него.

Но не задать его Марта не могла. Когда надежды уже не остаётся, удар того самого невидимого клинка, о котором шептали всё ещё далёкие, но такие близкие стены госпиталя, — это лучший выход.

— Пьер, скажи… — продолжила девушка с истеричным, трепещущим у последней черты горя, придыханием. — Ты видел его?

Маг ещё раз наклонил голову.

— Я понимаю… — с тяжёлым вздохом начал он. — Я понимаю, о ком ты говоришь. О некоем избалованном герцогском сынишке, которого тащили на носилках два дюжих санитара, а он вопил как резаный что-то типа:

И, прочистив горло, Пьер громогласно, противно и очень карикатурно спародировал вопли раненого Линда.

— «Не смете, твари! Не смейте отрезать, сволочи! Уй, дай мне только встать, говно, ты у меня землю жрать будешь!..» — на лице бывшего вора расплылась ехидная улыбка. — Ты про этого человека у меня спрашиваешь?

Коротко взвыв, то ли от обиды, то ли от радости, Марта набросилась на друга с кулаками.

— Ты идиот! — орала она, смешно колотя веселящегося Пьера маленькими кулачками по груди. — Ты полнейший кретин! Как ты вообще, как тебе только в голову такое пришло, баран.

Пьер же, заливаясь хохотом, натужно отбивался, больше заботясь о том, как не прослезиться со смеху, чем об уворотах от безболезненных девичьих ударов.

— Видела бы ты своё лицо, — едко хихикая и одновременно уворачиваясь от очередного кулачка, произнёс он. — Ну натурально на плаху идёшь, оскорблённая невинность. Мордочка кротенькая-кротенькая, лапки поджала и ногами еле перебираешь. Просто уморительно.

— Так он жив?! — возмущённо спросила Марта, сдувая с мокрого от слёз и пота лица тонкую прядь волос.

— Жив, жив, — заверил её маг. — И, судя по качеству той брани, которой он поливал медиков, вполне в сознании. С ногой у него, правда, всё скверно, тот имперец хорошо постарался. Врач, увидев её в первый раз, даже сказал, что скорее всего придётся ампутировать. Он потому и ругался. Но вроде, всё обошлось. Там сейчас Марк с ним, как выйдет, так у него и спросим.

— Как, как же так? — удивилась девушка. — Я же сама видела, что он…

— Мы все видели, — подтвердил Пьер. — Линд, героически опирающийся на рапиру, и плотное кольцо имперцев вокруг него. Вот только у кого-то из солдат хватило ума не переть на раненого, но всё ещё опасного мага в лоб, а тихонько подойти сзади и тюкнуть по затылку чем-то тяжёлым. Так что оказывается, пока мы в кровь рубились со всадниками у стен Дарммола, эта крыса преспокойно себе в плену отлёживалась.

— Крыса?!.. — возмутилась Марта, разом покраснев от натуги.

— Ну конечно, — спокойно отозвался Пьер, делая вид, что не замечает эмоций подруги. — Если бы имперский командующий не решил лично возглавить кавалерию, если бы барон не перерезал его пополам, если бы мы быстренько не сообразили нашу контратаку, он бы и сейчас там отлеживался. И наедал бы харю на имперских харчах. А мы в Дарммоле скоро начали бы жрать подошвы от ботинок. Осады они, знаешь, такие…

— Да не сильно-то он и отъелся бы, — произнёс Марк, неожиданно отодвинувший белую ткань входной шторки. Брови его, полностью сгоревшие во время недавнего боя, начинали потихоньку пробиваться из-под кожи свежей щетиной. — Его хорошо по затылку приложили. До сих пор мутит маленько. Но, вроде оклемается. Врач даже с ногой его справился.

— Ты видел его? — заполошно метнулась к нему Марта, хватая бывшего однокашника за грудки. — Ты говорил с ним? Как он?

— Я же говорю, — мягко отстраняя девушку, произнёс Марк. — Нормально всё с Линдом твоим. Лежит, материт барона на все лады за то, что отправил нас сжигать требушеты. Очень грустит, что пропустил нашу триумфальную атаку и возмущается, что ты до сих пор к нему не зашла.

На Марту было совсем жалко смотреть. Глаза её широко раскрылись и округлились до такой степени, что даже самому чёрствому сухарю было бы понятно: девушка готовится снова зареветь.

— Да ладно, — успокаивающе хлопнул её по плечу Марк. — Про возмущение я только что придумал. Но вообще да, тебе лучше зайти к нему. А ещё лучше — если мы это сделаем вместе.

Марта согласно кивнула, безуспешно пытаясь справиться с дрожащим подбородком. Пьер весело пожал плечами, как бы выражая неуверенность, но сделал это так искусно, что в его согласии никто не мог усомниться.

— Ну, тогда пошли?.. — неуверенно спросил Марк.

Тканевые стены госпиталя продолжали так же бешено колыхаться на неожиданно холодном летнем ветру.

***

Барон с радостной искрой во взгляде наблюдал за сумбурным диалогом своих подопечных.

Командующий, радуясь тому, что сумел хоть на короткое время улизнуть от бесконечных донесений и докладов, стоял, облокотившись боком на какую-то непонятную балку, и наблюдал за разворачивающейся драмой, а затем и за её счастливым исходом. Из его рта медленно вытекали облачка табачного дыма, который он с редким наслаждением высасывал из тлеющей деревянной трубки. Он было хотел сперва сам обрадовать Марту хорошими новостями, однако её товарищи сделали это куда талантливее прямолинейного вояки. Пусть и не без доли иронии.

В любом случае, барон был чертовски рад тому, что Линд остался жив.

Он с нежностью погладил свою чёрную ленточку.

— Я знаю, ты бы мной гордилась, — тихо прошептал барон, словно опасаясь, что кто-нибудь в этом непрекращающемся гомоне сумеет его расслышать.

А лишние уши в таком деликатном деле, как правильные поступки, ему были не нужны. Как, наверное, и никому из живущих.

У ребят был повод для веселья, пусть и достаточно жестокого. Им казалось, что свой главный долг они исполнили. Враг разбит, опозорен и смят, он бежит и отступает. Потери минимальны и даже мёртвые вдруг, словно в детской сказке, оказываются лишь тяжело ранены, а не убиты. Чудо, не иначе.

Чудом их победу считал и барон.

Чудо, что де Рюттенхойф, как и говорил о нём виконт, оказался настолько несдержанным, что самолично шёл впереди всего строя. Чудо, что барону удалось справиться с ним одним-единственным ударом. Чудо, что парочка неизвестно как уцелевших после бойни у городских ворот всадников сумела доскакать до своего лагеря, посеяв панику в войсках известием о гибели командира. Чудо, что барон сумел так быстро организовать атаку, и вся многотысячная имперская армия бросилась на утёк после первого же серьёзного натиска.

Чудо, чудо и ещё раз чудо. Но чудес ведь не бывает? По крайне мере барон в них не верил.

Зато он очень хорошо верил в мужество, расчёт и силу.

Имперская армия отступила, это верно. Но вряд ли она отойдёт дальше Вороньего перевала. Первый раунд битвы за Дарммол остался за королевством, однако кто может сказать, сколько их вообще будет, этих раундов? До сих пор нет новостей из других областей королевства. Как там король? Что с остальной армией, что со столицей? Какова вообще обстановка?

Разочарованно вздохнув, барон лёгким усилием оттолкнулся от балки. Пусть ребятки радуются, благо, есть повод. Ему же предстоит ещё огромная куча работы.

Как, впрочем, и им. Но не сегодня. Сегодня их стена, скреплённая нерушимым цементом из общей любви и ненависти, радости и горя, выстояла. И, барон надеялся, не падёт уже никогда.

Настоящая война ещё только начиналась…

[1] — Прекрасно! Значит, ты будешь первым… (имп.)

[2] — Что же… так даже лучше. (имп.)

[3] — Что? Это всё, на что ты способен? (имп.)

[4] — И всё? Я ожидал большего. (имп.)