Страница 24 из 27
– Ну, ребята, на страшного монстра пошли с одной зубочисткой?
– Я умею им пользоваться! – пискнул парень, а пьянчуга икнул от страха.
– А я умею выжигать души, – холодно сказал Элайджа, заставляя парней покрыться потом от ужаса. Его хриплый голос эхом разносился по лесу. В глазах – огонь. Но в словах лишь лед, который замораживал их души и кровь.
– Даю три секунды, потом – убью.
Повторять не было нужды. Ледяной тон, казалось, уже начал их убивать. Медленно. Но со вкусом. Словно от их сердец отрывали по крупице, заставляя кровоточить. Нож полетел в траву, а парень кинулся за деревья. Трава шуршала под его ногами, он спотыкался о коряги, но удерживался. Пьянчуга же взглянул на девушку, задумался, перевел взгляд на Элайджу.
– Не люблю руки пачкать, – заметил Элайджа, но начал закатывать рукава рубашки, открывая тату на правой руке. Губы изогнулись в усмешке, а зрачки в глазах окрасились в красный, они светились – даже горели! – в полумраке леса. И было в них столько холодной ярости, что начинали трястись коленки.
Пьянчуга выругался, запнулся о корень, упал, но потом пополз. Элайджа смеялся ему вслед.
– Вернешься – будешь умирать долго. В муках!
Едва парень скрылся, Элайджа подошел к девушке, присел и тяжело вздохнул. Вот и что ему с ней делать? Он ненавидел, когда обижали тех, кто этого не заслужил, особенно слабых, тех, кто не мог дать сдачу. Но и помогать никому не желал. Ему нравилась его тихая жизнь на «пенсии», и впускать в нее кого-либо он не планировал. Как не планировал и тратить дни на помощь невинным.
Элайджа аккуратно убрал прядку с лица девушки и резко выдохнул. Провел пальцем по алым шрамам, что покрывали ее веки и часть щек. Он знал эту магию. Темная, страшная, жестокая. Кто мог сотворить с ней такое?
– Надо бы помочь тебе… – пробормотал Элайджа и нашел нож в траве, задумчиво глянул на сталь. – Избавить от мучений…
Элайджа уже занес нож, но начал колебаться. Он обещал себе не вмешиваться. Но какая судьба ждет эту слепую? Долгая смерть в лесу. Парни правы – путь домой ей не найти. Да и если он ее проводит, какое будущее ей уготовано? Слепую и молодую девушку? Уж лучше скорее дать ей возможность перейти в следующую жизнь.
И едва Элайджа решился и почти опустил нож, ее ресницы задрожали, а изо рта вырвался стон. Он бесшумно отошел, наблюдая, как девушка зашевелилась, открыла белые и безжизненные глаза, а потом дотронулась до затылка, стоная от боли.
Девушка ощупала землю и траву, часто дыша. Позволила себе запаниковать, но потом сделала глубокий вздох и встала. Выставив руки, она медленно пошла вперед. Плащ цеплялся за корни и палки, ветки хлестали по щекам, но она шла. Врезалась в деревья, спотыкалась, падала, но каждый раз поднималась и шла дальше.
Элайджа бесшумно ступал следом, наблюдая за ней. Откуда в юной слепой девушке взялось столько воли к жизни? Она стянула с белых волос капюшон, и он разглядел ее уставшее и испуганное личико. Пушистые ресницы, но безжизненные глаза, красные шрамы, словно паутинки оплетали ее веки и щеки. Но она все равно была прекрасна. Губы, дрожащие от сдерживаемых слез, заостренное личико, пухлые щечки, несмотря на худобу тела.
Ну и что с ней теперь делать? Не оставлять же погибать в лесу… Он, может, и был тысячу лет королем хранителей душ, что честью никогда не обременяли себя, но сам старался быть справедливым.
Хотя, может, не так она и невинна, как кажется? Может, ее желтенькое платье, что выделялось на фоне серого и безжизненного леса, лишь отвлекало его внимание. Может, и ослепили ее за дело?
За тысячу лет Элайджа привык не верить внешности. Женщины, даже столь хрупкие и нежные создания, могут творить такое зло, что и не снилось хранителям душ.
И есть только один способ узнать – вмешаться в ее судьбу. Подойти к ней. Коснуться.
Не желая слишком пугать девушку, Элайджа наступил на ветку. Она вздрогнула, прислушиваясь. Он сделал к ней шаг, снова хрустнул, чтобы она знала, что он приближался.
«Смелая… или глупая», – подумал Элайджа, видя, как она выпрямляла спину, ожидая неизбежного.
– Я не наврежу тебе, – сказал он, опуская руки на ее хрупкие плечи.
Элайджа нахмурился – она готова к смерти, ведь слишком разочаровалась в жизни. Печально…
Аврора. Ее зовут Аврора, понял он.
Нежно, не желая пугать Аврору, он коснулся ее груди, чтобы считать душу и улыбнулся краешком губ. Провидица. Теперь-то ясно, за что ее ослепили столь темной магией.
– Как грубо, – прошептал Элайджа ей на ухо, ощущая, как напряглось ее тело, как быстро забилось сердце. – Бросить слепую невинную девушку в лесу…
– Может, я заслужила.
Элайджа лишь улыбнулся. Не заслужила. Он коснулся щеки, ощущая ее страх. Боится его. Надо бы отпустить ее, но он не мог. Ему нравилось чувствовать ее, трогать нежную кожу, играть эмоциями, ощущать смятение, переплетенное со страхом, наблюдать, как краснели щеки под его пальцами.
– Идем, дитя. Я защищу тебя.
– Я знаю, кто ты!
Аврора вырвалась, а Элайджа лишь сильнее заулыбался. Если до этого он хотел вывести ее из леса и оставить на волю судьбы, то теперь всерьез задумался, а не привести ли ее домой, чтобы получше узнать? Он давно не видел провидиц, так еще и душа девушки немало интересовала. Смелая, упертая, добрая, но сейчас хотела лишь мести. Хоть и не решится. Она не приторно чистая, она не из тех, кто подставит вторую щеку, едва ее ударят по первой. Нет, она даст сдачи. Найдет обидчика и не пожалеет ладошку, чтобы дать пощечину.
Но едва чуть позже она спросила, убьет ли он ее, Элайджа понял, что не сможет. Ее душа еще не готова перейти в Подземное царство, а он не готов отпустить ее, пока не получит ответы на вопросы, что появились, едва он коснулся ее. Она провидица, но есть в ней что-то еще. И это незнание будоражило аппетит. Так долго он прятался от мира, общался лишь со смертными, в мире, где не мог читать души, что не мог ее отпустить. Ее желтенькое платье напоминало о детстве, когда он еще мог выходить на поверхность и подолгу грелся на солнце. Аврора словно возвращала его в те времена, когда на душе было так тихо и спокойно.
– Ш-ш, идем со мной, – сказал Элайджа и взял ее на руки, коснулся вены на шее, чтобы Аврора уснула.
– Я тоже люблю корицу, – прошептала Аврора, крепко цепляясь за него, но потом ослабла и заснула, повинуясь магии.
А Элайджа покрепче прижал Аврору к себе, обещая, что не даст ее теперь в обиду. И обязательно поймет, на что она способна и почему вызывает в нем столь теплые чувства. Казалось бы, его сердце давно огрубело, разучилось привязываться к людям, но вот он несет Аврору к себе, а в душе просыпается надежда. Может, его пенсия будет не такой плохой, как он ожидал…
– Но я отпущу тебя, если захочешь, – пробормотал Элайджа, разглядывая шрамы на ее лице.
И вот, десять дней спустя, он снова шел по лесу, оставив Аврору одну в доме. Переживал, что она поранится, удумает бежать и потеряется в лесу или еще хуже – что кто-нибудь отыщет его убежище. Но Элайджа знал, что та, кто и правда могла навредить, сейчас шла на встречу с ним.
– Кора! – воскликнул Элайджа, наблюдая, как от одного из деревьев отделялась девушка с темно-зелеными волосами почти до земли и коричневой, как кора, кожей.
– Элайджа, мой король. – Кора склонила голову, но на ее губах виднелась усмешка, а в глазах пылали смешинки. – Не ожидала, что ты явишься на нашу встречу. Думала, ты слишком занят своей новой игрушкой.
Кора подошла к Элайдже, игриво закусила губу. Ее тату – символы солнца и луны, ветра и воды, завитушки и линии, что покрывали лицо и уходили по шее вниз под зеленое платье, которое обтягивало ее худенькое тельце и выделяло упругую грудь, – замерцали пуще прежнего, считывая ее возбуждение. Элайджа лишь нахмурился, холодно глядя на нее в ответ. Казалось, Кору не смущала его прохлада.
– Это не твое дело, Кора. Ты знаешь, зачем я здесь.
– Неужто наш король влюбился? – елейно пробормотала Кора, взмахнув зелеными волосами. Личико исказилось от злости, но она протянула ему льняную сумку, наполненную вещами. – Зачем тебе слепая?