По следу Жезла

Следующие два занятия прошли более-менее спокойно, хотя и достаточно скучно. Тринадцатилетний мальчик-пианист меня чуть не усыпил, пытаясь сыграть пьесу, которую мы учили уже четыре урока, но которая и при четвёртом прослушивании выглядела так, будто мы её только что разбирать начали. Парень дома совершенно не занимался, но на занятия ходил исправно, поэтому я только вздохнула, в пятый раз начав объяснять то, о чём уже говорила четырежды. Девочка-вокалистка порадовала новой песней, которую ей захотелось разучить. Мелодия в ней была весёлая, быстрая и технически очень сложная, но я не стала отговаривать Машу. Ученица она способная, работать умеет. Поэтому, послушав принесённую Машей фонограмму, я пообещала, что со следующего занятия мы начнём разучивать это произведение: для начала мне хотелось самой разобраться во встречающихся в нём трудных пассажах.

Третьим учеником был Виталий – сорокалетний мужчина, которому очень хотелось выступать на сцене, несмотря на полное отсутствие музыкальных данных. Пел он, отчаянно фальшивя, жёстким, визгливым голосом, абсолютно не соблюдая ни движения мелодии, ни её ритма, зато очень эмоционально, полностью отдаваясь процессу пения. И этим он меня и покорил. Когда он пришёл в первый раз, то, молитвенно сложив на груди руки, заявил:

– Вы – моя последняя надежда!

Из разговора выяснилось, что с ним уже отказались заниматься два преподавателя, ведущие вокал в музыкальной школе и в колледже культуры. В один голос они ему заявили, что у него нет никаких способностей к музыке в целом и вокалу в частности, и что лучше ему найти какое-то другое хобби и не тратить зря время.

– А почему вы решили, что у меня вы сможете чему-то научиться? – удивилась я.

– Потому что мне сказали, что вы даже рыбу можете научить петь.

Я рассмеялась:

– Кто это вам сказал?

– Борис. Я с ним недавно познакомился, он узнал о моих трудностях и порекомендовал обратиться к вам.

Борис… Я улыбнулась, вспомнив этого симпатичного юношу, с которым мы пару лет весьма плотно работали. У него была схожая проблема: парень абсолютно не владел своим голосом, хотя играл в ансамбле на гитаре и очень хотел петь. Сейчас он выступает в бэк-вокале, и, как я слышала, потихоньку выбивается в солисты.

– А вы знаете, как мы с Борисом занимались? Два года по три часовых занятия в неделю! И он ещё и дома работал, все задания выполнял. Я восхищалась его трудолюбием и старанием. А вы так сможете?

– Я ещё лучше смогу! – уверенно заявил Виталий. – Я готов работать каждый день по два часа.

– Ну, это уже перебор, – улыбнулась я. – Впрочем, посмотрим…

И мы начали заниматься.

Виталий действительно оказался очень старательным учеником. Через полгода кропотливых занятий я вдруг поняла, что мои усилия даром не проходят: голос его зазвучал мягче, Виталий начал слышать движение мелодии, да и с чувством ритма стало намного лучше. Я радовалась происходящим переменам и думала, что ещё пара лет таких занятий – и Виталий точно запоёт. Лишь бы у него терпения хватило.

Но сегодня он преподнёс мне неприятный сюрприз.

Придя на урок, он подождал, пока Маша оденется и, попрощавшись, выйдет за дверь и, сумрачно глядя куда-то поверх моей головы, заявил:

– Я сегодня последний раз пришёл.

– Что?! – Я не поверила своим ушам. Вот уж от кого не ожидала подобного заявления, так это от него. – Почему? Что случилось?

– Я понял, что у меня нет никаких способностей к музыке, и решил не тратить зря деньги.

– Виталий… – я растерялась настолько, что сразу даже слов нужных подобрать не смогла. – Вы не правы. За эти полгода вы многого добились. Мы с вами ещё очень мало занимаемся, но и то уже заметны сдвиги. Нельзя бросать на полпути. Давайте позанимаемся ещё хотя бы полгода, и вы сами увидите, насколько всё изменится. Вы же так хотели петь!

Я пыталась поймать его взгляд, но Виталий старательно отводил глаза, то теребя пуговицу на пиджаке, то внимательно разглядывая шторы на окне.

– Нет. Я всё решил. Я – полный бездарь. Мне лучше заняться каким-то более полезным делом. Извините.

– Хорошо, – расстроено согласилась я. – Но если вдруг передумаете, то приходите. Буду рада.

– Спасибо вам.

Он повернулся и пошёл к выходу.

– Виталий! – крикнула ему вслед.

Он остановился.

– Виталий, – повторила я. – То, что вы – бездарь… это вам жена сказала?

– Какая разница! – с досадой ответил он, не поворачиваясь, и вышел, хлопнув дверью.

Да уж… и кто меня за язык тянул? Мне-то что до того, кто его так «приласкал»? А жене просто денег стало жалко, которые муж «выбрасывает на ветер». Наверняка заявила что-нибудь типа «Лучше бы ты мне шубу купил». Или – «на машину копил», или ещё на что-нибудь, что в хозяйстве пригодится. А вокал – кому он нужен. Из него шубу не сошьёшь…

Почувствовала, что сейчас разревусь и, резко развернувшись, пошла к чайнику. Весь внезапно освободившийся час я пила чай, тупо жуя конфеты и мрачно размышляя о несовершенстве мира. Было очень жаль и Виталия, которому пришлось распроститься со своей мечтой, и своих усилий. Да и заниматься с ним мне нравилось намного больше, чем с умницами-разумницами, и без меня неплохо поющими, потому что он бросал мне вызов своей, как он сказал, бездарностью. Вызов моим преподавательским способностям, моим умениям, моим амбициям. И это было здорово и наполняло наши занятия каким-то особым смыслом.

А теперь этого смысла не будет…

Я снова подлила себе чаю и вдруг почувствовала, что, если сделаю ещё хоть глоток, то попросту лопну. Погрузившись в свои грустные размышления, я, незаметно для себя, выпила почти весь чайник и машинально съела всё печенье. Надо взбодриться: впереди – ещё два занятия.

Я встала и начала убирать со стола.

И тут на меня свалился очередной сюрприз.

Дверь распахнулась и на пороге выросла «мадам Брошкина» – Анжела Владиславовна, мама десятилетнего мальчика, который недавно начал ко мне ходить на эстрадный вокал. Мама мечтала сделать из него великого артиста, а мальчику, как говорится, медведь на ухо наступил: он все песни проговаривал на одном звуке ровными длительностями.

Прослушав мальчика при первом их появлении в студии, я сразу сказала маме, что на быстрый результат рассчитывать нельзя, что предстоит длительная работа по развитию музыкального слуха и чувства ритма. Что у мальчика совершенно нет координации между голосом и слухом, и за пару занятий её не разовьёшь. Что надо приготовиться к планомерной и длительной работе.

Мама кивала, соглашалась, говорила: «Да, да, я понимаю», а в конце спросила:

– У Петеньки в школе через две недели песенный фестиваль. Вы успеете к нему какую-нибудь песню разучить?

И я поняла, что зря сотрясала воздух пламенными речами.

Конечно, от подготовки выступления я сразу и наотрез отказалась. Мама, поджав губы, качнула головой:

– А мне вас как хорошего специалиста рекомендовали.

– Я – хороший специалист, – без лишней скромности согласилась я. – Но даже гениальный педагог не сможет за две недели развить ребёнку слух. Вот к концу года, может, что-то уже и получится. И то при условии, что вы занятия пропускать не будете. А пока – нет.

Мама ушла, недовольно бурча под нос что-то о современных педагогах.

Присутствовавшая при этой сцене Катя качнула головой:

– Помяни моё слово: ты с этой мадам Брошкиной ещё намучаешься.

– Да, – вздохнула я. – Мадам – та ещё штучка.

Так, с лёгкой руки Екатерины, Анжела Владиславовна и превратилась в «мадам Брошкину».

И вот эта мадам стояла передо мной, пылая негодованием. Даже не поздоровавшись, она разразилась длинной тирадой: