Страница 59 из 60
— Может быть, — сказал Саша. — Здесь здорово, конечно. Только уединение и покой — не мое. Мне бы в город, в городе жизнь. Я бы хотел, чтобы у меня окна выходили на порт, на рынок или на площадь. Чтобы заходили и уходили корабли, чтобы ругались матросы. Чтобы сновали туда-сюда торговцы, почтальоны и разносчики. Чтобы проносились экипажи, и мальчишки выкрикивали рекламу газет.
— Окна Зимнего дворца выходят на Неву, — сказал Никса. — Летом там, может быть, и так. А зимой только лед на реке и на другом берегу Петропавловская крепость.
— Здесь же совсем рядом Царское село? — спросил Саша.
— До Китайской деревни ближе. Не пожалеешь! Там кто только не бывал! Поехали!
И бросил подоспевшему Рихтеру, уже садясь на велосипед:
— Мы в Китайскую деревню, Оттон Борисович!
Через мост с драконами не поехали. Белка же дорогу перебежала. Не заяц, конечно, но тоже лучше перестраховаться.
Так что сразу повернули налево и поехали по берегу, вокруг каменной оперы, потом миновали еще один китайский мостик, на этот раз кованый, словно кружевной, и раскрашенный в желтый, бирюзовый, алый и оранжевый тона.
Наконец впереди показалась самая настоящая трехэтажная пагода в окружении домиков с загнутыми вверх красными, зелеными и синими крышами, расписанными под рыбью чешую.
Свернули на очередную дорожку и влетели на велосипедах между домиками на площадь вокруг пагоды.
Китайская деревня оказалась местом оживленным.
Возле домиков и пагоды стояло несколько экипажей, дамы в кринолинах беседовали с офицерами.
Женщина в красном сарафане, то ли служанка, то ли кухарка, посмотрела на велогонщиков, как на чертей, вырвавшихся из ада, вскрикнула и закрыла рот рукой.
Дамы отвлеклись от беседы и уставились на велогонщиков не хуже кухарки. Офицеры напряглись, как перед атакой.
Залаяли собаки, заржали лошади. Гнедой конь, запряженный в двухместный ландолет, метнулся к правому домику и потащил за собой экипаж. Резко повернул, дама в повозке закричала. Экипаж опрокинулся на бок, пассажирка упала на мостовую, маленькая шляпка, украшенная маками и маргаритками, сорвалась с головы и покатилась по земле.
— Ой! — сказал Саша.
И затормозил.
Никса тоже остановился и сошел с велосипеда.
Скрыться с места дтп не представлялось никакой возможности.
— Ну, пошли, — вздохнул Никса.
Они прислонили велики к стене дома и бросились к экипажу.
Брат галантно подал руку даме.
Она оперлась на нее и смогла подняться на ноги.
Потерпевшей было лет тридцать. Еще стройная, но с неправильным, некрасивым лицом с невысоким лбом, маленькими глазами и вздернутым носом. Зато к ней тут же подскочил высокий офицер и нежно обнял ее на глазах у всех.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Саша даму. — Никса, может быть, нам позвать Енохина?
В медицинские таланты лейб-медика Саша верил слабо, но переломы-то лечить они должны уметь!
— Софи, ты цела? — спросил офицер.
Сколь была некрасива дама, столь же великолепен ее знакомый. Правильные черты лица, светлые усы, широкие плечи, богатырское телосложение и темно-синий мундир со шнурами и серебряными погонами с двумя продольными красными полосами, короной и вензелем папа́. Флигель-адъютант!
Не зря чины заучивал!
— Все хорошо, — сказала дама.
И надо признать, что голос, глубокий и чарующий, был гораздо лучше внешности.
Саша поднял шляпку и отдал хозяйке.
— Мы очень виноваты, граф, — сказал Никса. — Я покорнейше прошу прощения за себя и моего брата.
— Ничего страшного, Ваше Императорское Высочество, — сказал флигель-адъютант.
И Саша уже надеялся, что случай на дороге можно будет замять.
В будущем он всегда носил с собой пятерку одной бумажкой. С ее помощью можно было уладить дело при малой поцарапанности обеих машин в условиях крайнего дефицита времени, когда было совершенно не до того, чтобы три часа ждать ментов.
Но как предложить материальную компенсацию графу в чине флигель-адъютанта Саша не понимал.
— А с экипажем все в порядке? — начал он. — Ничего не сломалось?
Граф отпустил свою Софи и наклонился к ландо. Обошел вокруг и запустил ручищи под лежащую на мостовой дверцу. Экипаж поддался и отделился от земли.
Саша метнулся к флигель-адъютанту и попытался помочь.
— Ваше высочество! — с напрягом выговорил граф. — Отойдите!
Однако успеха не умел. Более того, с другой стороны взялся помогать Никса и еще один офицер. Впрочем, помощь была, скорее символической. Граф поднапрягся, и экипаж встал на колеса. Точнее, на три колеса. Четвертое было погнуто и осталось без нескольких спиц.
А Саша, наконец, смог поднять глаза и узнал последнего помощника.
— Николай Васильевич! — удивился он.
Интересно, как тут оказался Зиновьев?
Так или иначе надежда на то, что все обойдется без светлых очей государя, рассеялась как дым.
— А во сколько может встать ремонт? — спросил Саша потерпевшего.
— Не стоит беспокойства, Ваше Высочество! — сказал граф.
Саша вопросительно посмотрел на Зиновьева.
— Потом поговорим об этом, Александр Александрович, — отрезал гувернер.
В Зубовский флигель возвращались в ландо Николая Васильевича.
Стемнело, на мосту возле дворца зажглись китайские фонарики, стало холодно и влажно.
Доро́гой Саша выдумывал защитную речь и с тоской вспоминал о двух оставленных в Китайской деревне великах — 500 рублей штука.
— Пятидесяти рублей графу хватит на то, чтобы отремонтировать колесо? — спросил он Зиновьева.
Отдавать половину сбережений очень не хотелось, но куда ж денешься!
— Думаю, да, — кивнул гувернер.
— А как ему послать? — спросил Саша. — С лакеем? Он не обидится? Или лучше его жене?
— Софья Андреевна ему не жена, — поморщился Зиновьев.
— Я столько же добавлю, — сказал Никса. — В конце концов, я туда первый влетел.
— В любом случае, с вами будет говорить государь, — пообещал Зиновьев.
Кто бы сомневался!
Кабинет папа́ был на первом этаже.
Обитые зеленым шелком стены, зеленый ковер на полу, письменный стол, заставленный фотографиями. На стене над ним — портреты в овалах. В центре мама́, справа и слева от нее — двое мальчиков в коричневых костюмчиках с белыми отложными воротничками. То ли Саша с Никсой лет шесть-семь назад, то ли Володя с Алешей — немного позже. Под портретом мама́ — младенец в таком же овале. Очевидно, кто-то из братьев или сестра.
По бокам от младенца — еще два портрета каких-то родственников.
Рядом со столом, в кресле, положив ногу на ногу, сидит папа́. Выражение его лица не предвещает ничего хорошего, а они с Никсой перед ним, понятно, стоят.
— Саша! — начал папа́. — Скажи мне, пожалуйста, кому из вас пришло в голову ехать на велосипедах в Китайскую деревню?
— Это не Саша, — вмешался Никса, — это я.
— Никса! — бросил папа́. — Я тебя спрашивал?
— Саша не скажет, — объяснил Никса. — Он увлекается Китаем, мы обсуждали меритократию и систему государственных экзаменов…
— Обсуждали что? — поинтересовался царь.
— Власть достойных, — объяснил Никса. — Это когда на государственные должности назначают по результатам особых экзаменов, независимо от происхождения и связей. Вольтер считал такую систему идеальной.
— Вольтер! — вздохнул папа́.
Саша оценил попытку брата перехватить инициативу, однако упоминание Вольтера счел несколько рискованным.
— Но ведь прапрабабушка с ним переписывалась, — сказал Саша. — Если она его ценила, почему мы должны презирать.
— Она много с кем переписывалась, — заметил папа́. — И речь не о Вольтере.
— Я просто объясняю, как мы оказались в «Китае», — сказал Никса.