Царь нигилистов

— К падению цен.

— Ну, допустим.

— И крепкие хозяева смогут докупать землю и богатеть.

— Угу, а слабые продавать и идти по миру. Сколько бродяг ты готов повесить, противник смертной казни?

— Дядя Костя, вы передергиваете! Это не английские огораживания. Я никого не собираюсь насильно сгонять с земли. А эта идея о том, что можно кого-то облагодетельствовать, отняв у него свободу, — чисто рабовладельческая!

— «Ты». Скажи еще плантаторская. Герцен любит это слово. Он, кстати, за общину.

— Это характеризует его не с лучшей стороны. Для социалистов у меня вообще нет других слов, кроме тех, за которые мне выговаривает Гогель.

— Саш, ты не уходи от ответа. Так как насчет числа виселиц?

— Не будет никаких виселиц! Крестьяне, продавшие землю, получат начальный капитал для того, чтобы устроиться в городе, и станут торговцами, ремесленниками или наемными работниками. В промышленности понадобятся рабочие руки. А за строительство жилья, школ и больниц для рабочих надо давать налоговые льготы.

— Саш, ну, какой начальный капитал! Пропьют все! Ты этот народ не знаешь!

— То есть надо ограничить свободу трезвых и сознательных, чтобы защитить бездельников и пьяниц?

— То есть последних тебе не жаль?

— Жаль. Но их не на этом этапе надо защищать! Не ценой чужой свободы!

— А на каком этапе?

И дядя Костя затянулся.

— Я обдумаю, — сказал Саша. — Но кабаки надо позакрывать.

— Все позакрывать?

— Нет, тогда точно будет революция.

И Саша живо вспомнил двух энтузиастов антиалкогольных кампаний: Николая Второго и Горбачева Михаила Сергеевича. Первый ввел сухой закон, второй вырубал виноградники.

Когда русский народ трезвеет, он вдруг осознает, что обирающая его власть не так прекрасна, как кажется с большого бодуна. И сносит ее на хрен.

— Ну, хоть это ты понимаешь! — расхохотался дядя Костя.

— Папá считает, что я ничего не понимаю. Готов согласиться. Но это не значит, что я буду оставаться в неведении. Дядя Костя… ты не мог бы помочь мне с информацией? Статистика (которая есть), проекты, рескрипты, записки…

— Ты готов читать статистические справочники?

— Да.

— Ты раньше книги боялся, как огня. Любой!

— Я изменился.

— Никса! Когда какой-нибудь Наполеон Третий будет пытаться всучить тебе Новую Каледонию в обмен на этого паршивца — ты не иди на поводу, прогадаешь.

— Я его и за Париж не отдам, — сказал Никса.

— Да, ты тоже не дурак, — констатировал дядя Костя. — Хоть и меньше болтаешь.

Потушил бычок прямо о перила и бросил на дорожку возле террасы.

И закурил новую сигарету.

А Саша задумался, с какой кампании лучше начать: с антиалкогольной, или с антитабачной.

— Никса и должен быть над схваткой, — сказал он.

— Пожалуй… — проговорил дядя Костя.

— Зря Александр Павлович Сперанского Бонапарту за королевство не отдал, — заметил Саша. — Все равно ведь сослал: ни себе, ни людям.

— Да? — переспросил Константин Николаевич. — Готов поверить, что ты не вылезаешь из библиотеки.

— Именно так. Из бабушкиной, в Коттедже.

— Ты раньше говорил: «бабинька», — заметил дядя Костя.

— Теперь мне кажется, что это слишком по-детски. Хотя, мило. Может быть, вернусь.

— Давай, ей нравится.

— Как бы она меня не выгнала, когда вернется. Я там поселился и полностью оккупировал пианино.

— А ты ей «К Элизе» сыграй. Не то, что не выгонит. Не отпустит!

— Спасибо за совет.

— А ты Штрауса не играешь? А то Санни очень любит.

— Которого?

— Младшего.

— Вальс «Голубой Дунай». Но я его наизусть не помню. Ноты нужны.

— «Голубой Дунай»? Никогда не слышал.

— Ну, может быть, я что-то путаю.

— Никогда ты ничего не путаешь! — сказал дядя Костя и затянулся. — На сон-то времени хватает?

— Революционер отдыхает только в могиле.

— Сен-Жюста цитируешь?

— Надо же поддерживать репутацию.

— Саше… твоему папá сейчас очень нужна поддержка, — сказал дядя Костя. — Так что мы все готовы замолчать, лишь бы дело делалось. И не только я. Что я? Даже Герцен. Читал в февральском номере статью: «Ты победил, Галилеянин»?

— «Колокол» вообще нет. Хотя мне все уши прожужжали и пару раз обвинили в том, что я его цитирую.

Дядя Костя хмыкнул.

— Не поделитесь? — спросил Саша.

— У меня есть, — сказал Никса, — Я тебе дам.

— Твой брат, революционер, Саша, всегда делает одну и ту же ошибку, — заметил дядя Костя. — Вы все считаете, что ваши прогрессивные устремления поддерживают буквально все. Как там пишет твой лондонский единомышленник: «и образованное меньшинство, и весь народ, и общественное мнение». А те, кто не поддерживает, — это тупые консерваторы, на чей вой можно не обращать внимания. Реальность куда печальней, Саша. И консерваторы не только выть умеют, у них еще зубы есть.

— В губернских комитетах меньшинство. Помню. А Герцен мне не единомышленник, он за общину.

— Говорить с тобой стало одно удовольствие. Как губка все впитываешь. Раньше ворон ловил. И сбежал бы после первой фразы на эту тему.

— Расту.

— Удивительно быстро… Саш, а ты можешь для меня записать твою историю про 47 самураев? В «Морском сборнике» напечатаем.

— Без проблем.

— А не хочешь ли ты поучиться морскому делу?

— Меня интересует медицина, право и естественные науки, — сказал Саша. — А морское дело… романтично, конечно. Но я не такой уж неисправимый романтик.

— Будешь под моим началом, — пообещал дядя Костя.

— Подумаю.

— Боюсь, не дадут тебе медициной заниматься, — сказал Константин Николаевич. — Остальным еще куда ни шло.

Тень от дворца дотянулась до деревьев, полностью накрыв цветник. Стало прохладнее.

В дверях на террасу появилась тетя Санни в шорохе шелков и благоухании духов, очевидно, с берегов Сены.

— Саша, а ты не нарисуешь мне круг для спиритизма? — сказала она грудным голосом и протянула ему альбом примерно книжного формата.

— Только папа не говорите, хорошо?

— Не скажу, — шепнула тетя Санни.

Пока рисовал круг с буквами и писал пояснения, вроде «нужно блюдце из тонкого фарфора, погреть на свечке, число участников от двух до пяти», он совершенно четко вспомнил, что в подобные альбомчики дамам положено писать стихи. И завис капитально.

Что тут написать, чтобы и тете Санни понравилось и с дядей Костей не поссориться?

Из Серебряного века что ли?

Ну, нет! Тете Санни, может, и понравится, а вот дяде Косте — не факт.

Это сразу вызов на дуэль. Интересно, возможны ли дуэли между великими князьями?

Саше вспомнился пошлый анекдот про то, что у женщины одна извилина (известно где), а у прапорщика — тоже одна: от фуражки.

Ладно! Будем проще.

И он написал:

Хотя, честно говоря, в прошлой жизни он на Босфоре был.

Расставил «еры» и протянул альбом Константину Николаевичу.

— Я тут написал тете Санни. Все нормально? Если где-то перешел границы — извиняюсь заранее.

Дядя Костя прочитал, улыбнулся и сказал:

— Не-ет.

И вернул альбом Александре Иосифовне.

Тетя Санни сказала:

— Ах!

Закрыла альбом и прижала к груди.

И вовремя, потому что от дверей в столовую шел папá.

Глава 21

Дойти папá не успел, потому что из столовой позади него послышался шум, смех и истошный лай Моксика.