Страница 20 из 22
Алла, забыв про чай, смотрела на него, не мигая, словно он был фокусником, глотающим огонь.
- Очень вкусный эклер, спасибо, - сказал Стас. – Спроси у мужа, где эта кондитерская, я буду туда заходить.
- Угу! – Алла кивнула. – Ну и что мне теперь делать с этим призраком? Нельзя глаза подвести и губы накрасить?
- Давай я попробую с ней договориться.
- Почему ты говоришь она? – внезапно глаза Аллы расширились. – Я поняла. Это твоя Алиса? Так?
- Правильно мыслишь. Сама посуди, ты вернулась, а твоё тело занято, квартира занята. На машине её ты ездишь? Как она должна относиться? Ты сама бы что сделала на её месте? С твоим то характером.
- Убила бы! – мрачно заметила Алла. – Но по своей воле, я из этого тела не уберусь, сколько бы она не хулиганила.
Стас кивнул.
- Я уже это понял.
Вспомнился разговор с Екатериной Семёновной. Самое время переключить Аллу.
- Мне нужно кое-что тебе рассказать. Только не кидайся в меня посудой. Или лучше пойдём в комнату.
- Надеюсь, в спальню? Поддержишь мой постельный режим?
Стас почувствовал, как в воздухе повисло напряжение.
- Алла, тебе не стоит даже так шутить. К тому же я тебя предупреждал: наши отношения должны быть только дружескими. Особенно, если не хочешь неприятностей.
- Ладно, пошли, девственник. В гостиную, а не в спальню. Подумаешь, пошутить нельзя? Ты своими заявлениями меня только раззадориваешь. Не понимаю, что плохого, если мы немного развлечёмся? Тело то твоей любимой Алисы? Ой, - Алла потёрла плечо, с которого сполз халат, - Стас своими глазами увидел красное пятнышко. – Она меня ущипнула.
Стас рассмеялся.
- Ты поосторожнее. Эта душа не побоялась сунуться в пекло сражения.
- Ладно, я виновата. Больше не буду. Вот, даже халат поправлю. Пошли уже, я умираю от нетерпения.
Гостиная оказалась уютной, хотя и небольшой. Диван, два кресла. В стеклянном шкафчике Стас обнаружил бокалы и сервизы. Привлекли внимание тёмно-зелёные шторы с рисунком.
- Напоминает картину Моне «Пруд с кувшинками», - заметил Стас. – Расцветка в таких же тонах.
- Странно, я помню все картины Моне, но не помню собственной жизни.
- Это нам и предстоит восполнить. – Они уселись в кресла. Стас подвинул поближе к себе кружку, стоящую на столе.
- Знаешь, вчера я бы в твоём доме…. – начал он.
Во время его рассказа, Алла то смеялась, то плакала, то вскакивала, то садилась. А когда дошло до сцены в общежитии, добралась до серванта с бокалами.
- Какая же я дура! Дура! Набитая дура! - кричала Алла и, схватив бокал, швырнула его об стенку.
- Ты обещала! – Стас хотел схватить её, но что-то удержало его в кресле. Ему почудилось, что Алиса была вовсе не против разбитой посуды, только бы он не прикасался к Алле.
Методично перебив первый ряд, - Алла упала в кресло. Подняла заплаканное лицо на Стаса.
- Понимаешь, почему я отношусь к мужикам потребительски? Вас нельзя любить. Как только влюбляешься, вы получаете власть, которой пользуетесь.
Стас молчал, не зная, как приступить к финальной сцене. На всякий случай встал из кресла и подошёл к окну. Алла вытащила очередной бумажный платок, высморкалась и швырнула его на ковёр. Глаза теперь были сухими. В них бушевало пламя.
- Я помню этот день. Приехала домой. Вошла к себе в комнату. Там ещё была та атмосфера счастья. На кровати валялось платье, которое я не одела. На столе учебник по французскому. Тетрадь с недоделанным домашним заданием. Поняла: больше не смогу прийти в институт. Не смогу учиться. Я вырвала листок и написала записку. Ревела, буквы расплывались. А дальше темнота. Не помню.
Стас, слушая Аллу, второй раз представлял эту сцену, чувствовал её боль. Предательство, разбившее неокрепшую душу восемнадцатилетней девочки-калеки.
- Как я это сделала? – глухо спросила Алла, подходя к окну и глядя вниз. Стас схватил её за плечи.
- Не бойся, здесь всего четвёртый этаж, и мне вовсе не хочется опять стать хромоножкой, - Алла высвободилась и прижалась лбом к окну.
- Что произошло на даче? – быстро спросил Стас.
Алла расширила глаза, погружаясь в прошлое.
- Мальчик, который мне нравится, заманил меня на второй этаж. Мы начали целоваться. А потом пришли его друзья. Это было пари. Он похвастался, что я пойду с ним. Они набросились на меня, начали трогать. Их скользкие руки шарили по моему телу. Задрали юбку, - Алла тяжело дышала. - А тот, которому я посвящала стихи, стоял и смотрел, не пытаясь меня защитить. Как-то я сумела их оттолкнуть. Окно было открыто. Пахло сиренью. Я упала на кусты сирени. Ненавижу этот запах.
- Сядь, - Стас подвёл Аллу к креслу.
- Это был первый раз, когда меня предали. Второй раз наложился на первый. Я больше могла верить мужчинам. Там был высокий этаж.
В её глазах было такое горе, что Стас подумал, лучше бы она ещё что-нибудь разбила. Но Алла уже не плакала. А потом встала, сжала кулаки и повернулась к Стасу.
- Слабачка. Я должна была выдержать. Этот говнюк не стоил моей жизни. Поставь чайник, Стас. В горле пересохло.
Стас нерешительно посмотрел на окно. На Аллу. Снова на окно. На Аллу. Но девушка смотрела на пол. Из-под дивана выкатилось что-то продолговатое и кругленькое. Остановилось у ног Аллы.
- Моя помада! – воскликнула девушка. – Любимая помада, которой она не дала мне накрасить губы перед твоим приходом.
Девушка схватила тюбик и открыла его. - Да, та самая от Кристиан Диор. - Алла нахмурилась.
- Она что, простила меня?
- У неё добрая душа, - сказал Стас, чувствуя, как подступают слёзы. – Алиса хотела тебя утешить.
- Ну спасибо тебе, Лиса.
- Почему Лиса? – удивился Стас. – Алиса.
- Муженёк её так называет. То есть меня, думая, что она это я. Как думаешь, может, хватит морочить ему голову?
- Тебе решать, - пожал плечами Стас. – У тебя в любом случае у тебя есть дом и там тебя ждут. И твой учебник французского лежит на той же самой странице.
- Ну, конечно. Отец. Мой бедный отец. Сколько всего ему пришлось пережить из-за меня. Не знаю, как выпросить у него прощение, - Алла закашлялась.
- Я всё же поставлю чай, - сказал Стас. – Думаю, тебя можно оставить одну.
- Конечно. У меня есть ещё дело. Доделать то задание по французскому языку.
- Это важно, - Стас развёл руками. – Самое важное, что ты должна сделать.
- А что? – Алла поправила волосы и провела помадой по губам. – Я ещё должна закончить МГИМО. Ох, я покажу всем парням, которые там учатся.
Алла на удивление быстро пришла в себя. Стряхнула прошлое, словно оно осталось в разбитых бокалах на полу гостиной.
Алла так и не стала пить чай. Строила безумные планы. Вероятно с телом Алисы, она заразилась её уверенностью. Стас взял эклер и тут вдруг блюдце, чуть задрожав, подъехало к Алле.
Девушка открыла рот. Посмотрела на потолок.
- Это обалдеть! Значит, теперь можно?
Она нерешительно смотрела на блюдце, где осталось два эклера. Протянула руку. Блюдце стояло на месте. Взяла эклер, поднесла ко рту. Откусила кусочек.
- Странно, почему мне раньше не нравились эклеры? – спросила она у Стаса. – Спасибо, Лиса. Надеюсь, ты не против, если я буду тебя так называть?! Я оставлю тебе последний эклер. И обещаю больше не приставать к твоему парню, хоть он и красавчик.
Обычно Стас сны не запоминал, но этот сон, такой яркий волнующий, запомнился с декорациями и главными героями. Наконец, он увидел лицо Алисы, ту девушку в расстёгнутой шубке, на парковке занесённых снегом автомобилей. Растерянность в голубых глазах, прикушенная нижняя губка от досады. Вспомнил своё удивительное чувство: это моя девушка. Чувство усилилось, когда Алиса села в его автомобиль. Хотелось держать за руку, не отпускать никогда. И ведь отпустил дурак. А потом разыскивал её в конторе по переселению душ. До того голову потерял, что прыгнул за ней в девятнадцатый век. И снова встреча: только Алиса уже другая. Красавица Мари Репнина. Цвет глаз фиалок, что цветёт на подоконнике, к которому так подходит светло-русый цвет волос. Но и ему тоже тело досталось под стать. Хоть и обедневший род, но всё же князь Ковалёв. Стас зажмурился, вспоминая своё отражение в зеркале. Блондин с лицом киноактёра в форме гренадёрского полка с золотыми пуговицами и эполетами. Видел свою комнату, куда приходила Алиса, то есть княгиня Репнина. Вспомнил, как они любовью занимались, и тут же в теле откликнулось желание. Уф, а он уже боялся за свою мужскую несостоятельность из-за того, что тело не реагировало на Настю. А дело в другом.