Страница 15 из 22
− Не знаю я ни имени, ни фамилии. Эта девушка была хромой. Ей тогда было около восемнадцати. Возможно, потом она погибла.
Старушка выпустила ручки пакета и даже пошатнулась. Стас протянул руку, но она сделал протестующее движение, и встала прямо. Лицо стало строгим.
− Молодой человек, а вам, зачем это? Вы, наверно, корреспондент? Решили написать историю о знаменитом доме.
− Нет! – Стас даже руками замахал. − Никакого отношения к прессе. Меня один человек попросил узнать про эту девушку.
− Пусть прошлое хоронит своих мертвецов, − сказала старушка и взяла пакет за ручки.
Стас уже испугался, что она уйдёт, но пакет из Пятёрочки прорвался, и его содержимое: пакет молока, лимоны и яблоки рассыпались на снег.
Старушка охнула. Стас начал помогать собирать продукты, складывая их на скамейку.
− Ну что ты будешь делать?! И другого пакета нет, − причитала старушка.
− Я могу помочь донести. Я не украду, − зачем-то прибавил Стас.
− Да я вижу, у тебя глаза честные. Ладно уж. Давай это соберём. Вот лимоны я могу в карман себе положить, тебе молоко и яблоки. Тоже клади в карманы, − она посмотрела на Стаса. – Придётся тебя в гости пригласить, да чаем напоить. Нос у тебя красный. Замёрз, наверно. А ты свои вопросы задашь, а я, может, и отвечу. Только видит Бог, как мне не хочется это всё вспоминать.
− Спасибо вам, − Стас разложил яблоки по карманам, прижал к груди бутылку молока и последовал за старушкой.
Глава 9
Гостиная, куда провела Стаса новая знакомая, оказалась просторной комнатой с высокими потолками и хрустальной люстрой с подвесками, которые переливались в свете заходящего зимнего солнца. Посередине комнаты располагался массивный деревянный стол, окружённый шестью мягкими стульями. На выцветших обоях картины маслом. В основном пейзажи и один портрет, на котором Стас увидел солидного мужчину с поседевшими усами и коротко стрижеными волосами. Взгляд карих глаз был пронзительным и умным. Муж хозяйки, подумал Стас, заметив, некую похожесть между людьми, которые долго прожили вместе.
Не решаясь занять место за столом, Стас подошёл к окну и чуть не ахнул от открывшейся панорамы. Два огромных окна выходили на набережную ещё замёрзшей Москва– реки. По набережной спешили автомобили.
− Любуешься? – спросила пожилая женщина, войдя в гостиную с подносом.
− Вид потрясающий, − обернулся Стас.
− Особенно летом, когда по реке проплывают пароходы, − заметила хозяйка, переставляя с подноса чашки, чайник, сахарницу и молочник. – В комнату доносится музыка, а я сижу у окна и вспоминаю молодость. Мы с мужем тоже когда-то любили прокатиться по реке. Вот он, мой Лёва. – Женщина указала на портрет. – Оставил меня уже как десять лет. Такая работа, как у него, здоровья не прибавляла. Что-нибудь слышал об операции «Уран»?
− Разработка ядерной бомбы? − вспомнил Стас прочитанную на улице Википедию, отмечая, что пожилая женщина была в элегантном шерстяном платье, на шее ожерелье из жемчужин и такие же серьги в ушах.
− Именно. До последнего дня был на работе. Там же и понервничал перед какой-то проверкой. Эх, ладно, тебе неинтересно. Садись за стол. – Ой, − спохватилась женщина. – Я ведь даже не спросила, как тебя зовут.
− Станислав, − представляться Стасом перед этой женщиной с жемчугами показалось неправильным.
− Екатерина Семёновна. Сейчас пирожные принесу. Купила подругу побаловать, а побалую своего помощника.
− Извините за хлопоты, Екатерина Семёновна. Пирожные вовсе необязательны. Оставьте для подруги.
− Сами съедим. Знаешь, как редко у меня теперь бывают гости? А раньше за этим столом – он ещё раскладывается – кого только с работы Лёвика не перебывало. А многие, вообще, в нашем подъезде жили.
Стас пил чай с эклерами, слушая, как Екатерина Семёновна, как и все пожилые люди, перескакивая с молодости на современность, говорила не переставая. Он успел согреться, за окном стемнело. Хозяйка зажгла хрустальную люстру, оглядела комнату и, удостоверившись, что у Стаса полная чашка горячего чая, внимательно на него посмотрела:
− Ты терпеливо ждал, пока я выболтаюсь, придётся тебе всё-таки рассказать историю, за которой ты пришёл, − старушка постучала пальцами по столу. Поджала губы. Вздохнула. − На пятнадцатом этаже, на два этаже выше, чем у меня в то же время, что и мы, заселилась семья. Муж – Виктор Ильич – работал вместе с Лёвиком. И мне пришлось с его женой подружиться. − Екатерина Семёновна улыбнулась. − Знаешь, почему пришлось?
Стас помотал головой.
− Это не была дружба, потому что люди понравились друг другу и начали общаться, а от того, что муж мой, хоть и занимал прекрасную должность, был его заместителем. Поэтому Лена посматривала на меня свысока. И я ей позволяла. Опять-таки была вынуждена позволять. У них очень долго не было детей. А потом, им уже под сорок было, вдруг родилась девочка.
Стас почувствовал как, несмотря на третью чашку, во рту пересохло от волнения. Он сделал глоток и даже закашлялся.
− Извините.
− Ничего, мне собраться надо с мыслями. Девочка была хорошая послушная талантливая. Знал бы, как на пианино играла. В общем, жить бы им да радоваться. В доме всё было, машина, дача. Алевтине тогда шестнадцать исполнилось, когда она школьную компанию на дачу повезла.
− Алевтине? – переспросил Стас, быстро ставя чашку на блюдечко, так что оно жалобно звякнуло. – Извините, − пробормотал он.
− Сервис крепкий, не разобьёшь, − махнула рукой старушка. – Мы Алевтину Аллой называли. А чаще Эллочкой. Такая она была милая. Я бы не назвала её красивой, даже совсем бы не назвала. Серая уточка. Мужчины любят на таких жениться.
Екатерина Семёновна посмотрела на портрет мужа и поправила волосы.
− Красивая жена – испытание для мужа. Красота никогда не будет только твоей. Мой Лёвик меня очень ревновал. Ему нелегко приходилось. А вот Лена, подруга моя, была из той же утиной породы. Её муж всегда был спокоен. Его жена только его. Вы понимаете, о чём я говорю?
Стас только и мог кивнуть. К этому времени он свёл воедино то, что рассказывала о себе Алла, когда увидела себя в зеркале.
− А потом случилось несчастье. Аллочка выпала из окна второго этажа их дачи, на которую они компанией поехали. Уж не знаю, как так получилось. Может, парни лишнее позволили, а она девочка строгая была. Может, знаете, села с бокалом шампанского на подоконник, и голова закружилась. Эта, кстати, была её версия. Алла говорила: хотела рассмотреть в саду какие-то цветы и… упала. Тут история умалчивает. Правда, прежде чем Алла домой вернулась, полгода в больницах провела. Сложнейший перелом был. Нога никак не срасталась. Операция за операцией. Ногу столько раз ломали, что и сказать страшно. За границу девочку возили. Ничего не помогло. Осталась хромой. Я потом, когда её встретила, не узнала. Даже дело было не в палке, на которую она опиралась. Алла вся переменилась: лицо, глаза, фигура. До этого она такая пухленькая была, а тут вытянулась и худой стала.
Екатерина Семёновна подпёрла голову рукой и опустила глаза, теребя скатерть.
Стас осмысливал информацию. Значит, это не врождённая хромота, к которой привыкаешь, поскольку ничего другого в жизни не видел, а приобретённая, причём при неизвестных обстоятельствах. Стас в версию закружившейся головы не верил. Помнил вечеринки в универе, когда парни руки распускали. Сам иногда девчонок выручал, благо драться в детдоме научили. Парни Аллу могли заманить на второй этаж, а потом начать приставать, а она, не зная, как спастись, прыгнула. Второй этаж и не так высоко. Надеялась, повезёт.
Екатерина Семёновна надолго замолчала.
− Ну вы сказали, что Алла переменилась, - напомнил Стас.
− А я в воспоминаниях уже дальше пошла. Когда не стало нашей Аллочки. Она ведь хромая пришла ко мне однажды, не помню уж зачем, за хлебом или за яйцами. У нас так принято было в доме: если что забыла купить, проще к соседям сбегать, чем снова в магазин. А я Аллу и спрашиваю: «Как жизнь молодая?» Она уже тогда без палки ходила, только припадала на левую ногу. Студентка первого курса. А она посмотрела мне в глаза и говорит: «Да какая жизнь у калеки?».