Ветер с севера

Глава 3

3.

К пятому классу противостояние между Катей и родителями достигло пика. Не радовало в жизни абсолютно ничего. Домой из школы идти не хотелось.

Катя резко стала расти. Ей было в кого. Папа и мама оба высокие. Изменяющаяся день ото дня внешность, вещи, которые становились малы очень быстро. Появившаяся неуклюжесть. Это бесило.

Петер подливал масла в огонь комментариями на тему стоимости одежды, формы её носа и Катиной неловкости. Мама на просьбу сделать в ушах вторые дырки ответила отказом. Волосы подстричь тоже не разрешила.

Обиды копились одна за одной. Не радовало рисование. Работы стали получатся сумбурными. И как сказал преподаватель, "немного тревожными". Зато её взяли в сборную школы по плаванию.

Последней каплей стало предложение сменить фамилию. Петер собирался удочерить её, чтобы иметь возможность при переводе в канадский филиал их фармацевтической компании, взять с собой Катю. Как свою дочь. — Мам, а как же папа? — А что папа? — не поняла её вопрос Вера Александровна, её мама, — Папа там, в России. У него работа и больше ничего. Твой дом здесь, рядом со мной. Петер хочет стать твоим настоящим отцом. Хочет дать свою фамилию. Чтобы когда малыш родится, у нас была семья. Понимаешь? — То есть ты хочешь, чтобы я отказалась от папы для того, чтобы у вашего малыша с сестрой была общая фамилия? Да? — Кать, ну, нет, конечно, — замялась Вера, — Конечно я хочу, чтобы у меня была нормальная семья. И чтобы когда малыш родится… — А я? — Что, ты? — Где в твоей чудесной фантазии я, мам? Там есть Катерина Свенсон, приёмная дочь твоего мужа. Малыш есть, которого ещё нет. А может и не будет. А меня, твоей дочери, Кати Кузьминой, нет, — устало сказала Катя.

Вера не знала, как так вышло. Она закатила дочери звонку пощёчину. За это, если бы опека узнала, можно было бы и ребёнка лишиться.

Катя даже не вскрикнула. Охнула только. Села в кресло, ухватившись за щеку. Вера кинулась к дочери. — Катя, я… Я не знаю, как так вышло. — Давно пора было, — раздался голос Петера от двери. — Петер, как ты можешь? Ты представляешь, если опека узнает?

Катя оглядывала их из глубины кресла. — Никогда, слышишь, никогда я не буду Свенсон. И подавитесь своим мифическим малышом! Я к папе уеду! — зашипела она. — Да ты не нужна ему! Вот увидишь, он сам документы подпишет на отказ от отцовства. Поймёт, что тебе лучше будет тут, а не в этой вашей России, — холодно бросил Петер. — Не смей так о папе! Я к нему уеду! С ним буду жить! — Катерина кинулась разъярееной кошкой на отчима. Вера поймала её, прижала к себе, не дав подраться с Петером.

Катерина вырвалась. Добежала до своей комнаты и заперла дверь изнутри. Вышла только утром, собравшись в школу.

А когда вернулась, её ждал неожиданный сюрприз. Её дотошная и дисциплинированная мама оставила дома телефон.

Трясущимися руками она нашла папин контакт. Набрала номер. Александр Евгеньевич Кузьмин откликнулся сразу. — Алло, Котенок, привет! Как ты? Как мама? Катя слышала, как папа рад её слышать. Значит всё это неправда. Папа её любит и никому не отдаст. — Пап, я соскучилась. Хочу приехать в Москву. Или может быть ты приедешь. — Кать, случилось что-то? Ты чем-то расстроена? Как дела в бассейне? — Нет, пап, всё хорошо. Соревнования в конце мая. Я готовлюсь. Поплыву пятьдесят метров на спине. В эстафете. Это ответственно очень. Пап, а ты меня любишь? — без паузы, на одном дыхании. — Катюша, малышка, конечно. Не сомневайся никогда. — Только маме не говори, что я звонила. — Она сама догадается, Кать. Так что лучше давай скажем. Хочешь, я сам?

Разговор матери с отцом она подслушивала, приоткрыв дверь. Она ясно слышала каждое слово. Отец говорил так, что никакая громная связь не понадобилась. — Вер, почему Катя так расстроена? Что происходит? Что-то в школе? — грохотал его голос. — Нет, Кузьмин. Это твоё упрямство ослиное происходит. Ничего нового! — Объясни. — Петеру предложили должность в канадском филиале. Он может взять туда семью. Я его официальная семья. А Катя — нет. Ты же отказываешься подписывать документы. А Петер согласен её удочерить и дать свою фамилию. — Катя моя дочь.

Катерина ликовала. Не откажется! Он не откажется от неё!

— Вот про это я и говорю. Два осла. Ты упёрся. Далось тебе это отцовство! Ты ж её не видел, ни когда она пошла, ни когда первое слово сказала. Ты где был, Кузьмин? А я тебе скажу, где. Ты был в больнице. — Это моя работа. — И дочь, что странно, тоже вся в тебя! Не хочет она с нами в Канаду. И фамилию менять тоже не хочет. И что делать? Мне разорваться? — Что ты хочешь? — Подпиши документы на отказ от отцовства. — Нет. — Тогда в сентябре Катя переезжает к тебе. Она так сказала. И крутись, Кузьмин, как хочешь! Может наконец будешь ей настоящим отцом. А не мифологическим. — Хорошо. Договорились. — Что? — Ты меня слышала, Вера. Я согласен. Не переживай, у меня теперь новая должность, большая зарплата, и за доктора наук тоже платят. А времени свободного больше. Я согласен, Вер. — Пеняй на себя, Кузьмин. Катя уже совсем не та маленькая девочка. — Я понял. И моё решение не изменится.

— Осёл, — это Вера сказала уже погасшей трубке.

Катя осторожно прикрыла дверь. Распахнула окно. И сделала несколько глубоких вдохов.

Глава 4

4.

Братья Ветровы, несмотря на четырехлетнюю разницу в возрасте, в училище держались вместе. В мальчишеском уже сложившейся коллективе прижиться было непросто. Их проверяли на прочность. И иногда приходилось вставать спина к спине. После с "Ветрами" старались лишний раз не связываться и в потасовки не вступать.

Виктор серьёзный, рассудительный, правильный. Но не такой одарённый, как младший. Учёбу он брал штурмом, "жопочасами", как подтрунивал над ним Вадим. Ему были гораздо сложнее. Его однокурсники учились в Нахимовском давно. Но он грыз гранит науки за десятерых. Высокий, крепкий, спортивный. Быстро стал старшиной курса. Правда английский за него частенько делал брат.

Вадима старший брат беззлобно звал "балбес". Ветров-младший к флотской жёсткой дисциплине адаптировался тяжело. Ускользал от офицеров-воспитателей, как уж. Давить на него шибко у взрослых рука не поднималась. Про круглое сиротство Ветровых всё училище знало. Таких на все курсы было всего четыре человека, чтоб без мамы и папы. Ещё пятеро — у кого погибли отцы.

Вадим срывал занятия скучным преподавателям, подговаривал однокуррсников на проделки. Нравился девочкам всех окрестных школ. Из него постепенно вырисовывался весьма интересный юноша. А главное — обаятельный.

Однажды они довели бесцветную историчку, заставлявшую всё занятие читать параграф, до нервного срыва. Зажав обычные швейные булавки между корпусами шариковых ручек и завинчивающимся колпачками, мальчишки издавали этими булавками кАпающий звук, задевая круглой головкой о край парты.

Историчка бегала закрывать кран к раковине раз пятнадцать. Потом до неё дошло, что звук идёт не с той стороны. Найти "орудие" хулиганства так и не смогли. Зачинщика никто не сдал. "Питоны", как себя называли восПИТанники, были друг за друга.

Виктор выпустился и уехал в Калининград в училище. Ближе к бабушке. Вадим остался в Нахимовском. Один. Даже в увольнение пойти некуда.

Он пробовал разное. Читать. Всё, что под руку попадётся. Перебрал много, от фантастики до философских трактатов. Наожиданно зацепили книги Валентина Пикуля. В них было его море. Северный флот. Казалось, он лично знал героев. Хотя, конечно, так быть не могло. Даже бывшие Соловецкие юнги сейчас уже сами деды.

Потом вдруг увлёкся музыкой. Какой мальчишка не хочет уметь играть на гитаре. Ветров шестиструнную освоил за три недели. Пока лежал в санчасти с воспалением лёгких.

Подхватил, когда они с Юркой Бодровским вытаскивали из ливневого колодца бездомного пса. Вадим полез внутрь, где ледяная вода поступала уже к голове бедной собаки. Тот даже не скулил. Юрка принимал сверху, когда Ветров на руках вытащил бедолагу на поверхность.