Нам не позволят

Первым делом я подрываюсь и бегу к Максу, выронив сумочку из рук. Мужчина отлетел к стене, и сейчас зажимает нос ладонью, сидя на полу. Между его пальцев струится кровь, но Максим не подаёт виду, что ему больно или он напуган неожиданным появлением моего отца. В его синих глазах плещется только раздражение.

— Пап, ты чего?! — кричу я, опустившись перед Максом на колени.

— Совсем охренел, Зверг?! Спишь с моей дочерью?! — словно не слыша меня, папа обращается к Максиму.

Охрана отеля, разумеется, успела заметить потасовку, и уже бежит в нашу сторону, но Макс жестом руки показывает им, что все в порядке. Те отходят, но лишь на пару метров. Наблюдать за происходящим охранники не прекращают.

— Прекрати, пап! Вообще-то я взрослая и сама могу решать, с кем мне встречаться и… все остальное тоже!

— Ей девятнадцать, постарше никого не нашлось?! — снова игнорирует меня отец.

Бесит-то как! Тоже мне моралист!

— Уж ты бы помолчал про возраст! — буркаю я, намекая на его разницу в возрасте с женой. Он в неё влюбился, когда ей было как мне сейчас. Отец Яну почти на двадцать лет старше! У нас с Максом разница намного меньше!

— Прекрати встревать в наш разговор, Амилия! С тобой я позже поговорю. Взрослая она! Только из подгузников вылезла и уже взрослой себя ощутила?! — наконец папа обращается ко мне.

Глаза его сверкают от ярости. Нет, ну я конечно ожидала, что в восторге он не будет, но почему он до такой степени злится?! Да, Максим старше меня, так это же не повод выходить из себя, бить его и рычать на весь холл отеля!

— Че ты молчишь, Зверг?! Никого другого не нашлось, кто лёг бы с тобой в постель, кроме моей дочери? Или скажешь, что не узнал её?!

— Он и правда не знал… — я считаю себя обязанной защитить мужчину, потому что действительно сорвала ему сначала, не сказав, кто я, но Максим меня останавливает, сжав мою руку.

Затем он поднимается на ноги, помогает мне тоже встать, зажимает кровточащий нос рукавом рубашки и ближе подходит к отцу. Смотрит ему в глаза абсолютно бесстрашно и спокойно, даже раздражения в его собственных глазах не осталось.

— Я знал, что она твоя дочь, Багримов. И да, никого не нашлось другого, кто бы мог лечь со мной в постель. Она особенная для меня.

Моё сердце сжимается от того, как Максим говорит с папой. Все боятся Рустама Багримова, а Макс нет. И одно дело признаться в чувствах девушке, и совсем другое сказать о них тому, кто порвёт за эту девушку в клочья. Он действительно серьёзно настроен по отношению ко мне. Я нравлюсь Максиму по-настоящему.

Улыбнувшись, я перевожу взгляд на отца, чтобы увидеть, произвели ли впечатление слова Зверга на него. Но папа только сильнее злится и хмурится, его рот искажает презрительная гримаса, после чего он достаёт какие-то бумаги из внутреннего кармана пиджака и бросает в лицо Звергу. Макс не ловит бумаги, поэтому они просто разлетаются возле его ног.

— Невесте своей об этом расскажи, — тихо произносит он.

Эти тихие слова заставляют моё сердце разорваться на части.

Что папа сказал? Кому? Невесте? У Максима есть… невеста?

Я не верю. Это невозможно… Горло сдавливает, а в груди щемит так, что я не могу сделать вдох. Словно в тумане опускаюсь на колени и дрожащими руками поднимаю бумаги.

Отец наводил на него справки. Значит, он не прямо сейчас узнал о моей связи со Звергом. Возможно, чуть раньше. И прилетел, чтобы лично убедиться…

Боже мой…

Перед глазами плывёт, когда я вижу фотографии Максима с другой девушкой. Они вместе заходят в дом. Не в ту квартиру, где была я. В большой особняк, похожий на дом папы в Америке, только больше.

В досье есть фото и имя девушки. А так же информация о дате свадьбы.

— Охеренный сюрприз вы мне устроили, ребятки, — голос папы звучит будто издалека. Я пытаюсь вслушаться, но удаётся с трудом.

Макс женится. Он женится… Он мне врал. Всё было ложью. Я была просто развлечением до свадьбы?

— Я-то думал, моя дочь не станет мне врать. Когда мои люди сообщили, что заметили тебя в компании Зверга, я не поверил, Ами. Даже фотографиям. А оказалось, это правда. Или, может, это твоя подружка Лин настолько изменилась, а, Амилия? Ты же именно так мне сказала, что у неё живёшь, дочь? Что молчишь? Про невесту Зверг тебе забыл сообщить? Будешь в следующий раз знать, с кем общаться, а с кем не стоит! — не успокаивается папа.

— Ами… — это уже Максим.

Голос мужчины звучит надреснуто, но его я точно не хочу слушать. Никого из них. Мне кажется, меня сейчас стошнит. Я сминаю листки в руках и плотно зажмуриваю веки. По щекам текут слезы, а мне плевать. Мне даже не стыдно. Не стыдно.

Вокруг меня воцаряется абсолютная тишина.

— Не обязательно быть таким жестоким, — шепчу отцу, открыв глаза.

Затем отбрасываю листки от себя, словно они пропитаны ядом, и убегаю. Направляюсь в номер, где мечтаю лишь об одном — запереться от всего мира и смыть с себя грязь, вылившуюся сегодня мне в лицо.

Они оба меня зовут, но я не останавливаюсь.

Пусть катятся и тот, и другой! Максим со своим враньем к невесте, отец со своей правильностью к Яне! Мне лучше быть одной. Без всех. Всегда.

Я не знаю, сколько точно сижу в душевой под струями воды. Мне так обидно и больно, что даже сил на рыдания быстро не остаётся. В голове рой мыслей, от которых меня начинает тошнить.

Значит, у Максима уже была невеста, когда он приглашал меня на свидание, когда соглашался на месяц, и самое паршивое — когда признавался в чувствах.

Почему я сталкиваюсь с подобными ситуациями? Измены Антона. Ложь Максима. Лин от меня отвернулась…

Я не знаю, как теперь строить близкие отношения с кем-либо, как научиться доверять?

Ещё и папа подлил масла в огонь моих чувств своей грубостью и резкостью. Неужели он не мог быть мягче? Неужели было обязательно вот так бросать мне в лицо всю эту мерзость?

Обхватив плечи руками, я раскачиваюсь из стороны в сторону, пытаясь понять, что мне делать дальше? Я в полной растерянности, и боль мешает принять верное решение. По факту и решать-то особо нечего. "Собирайся и лети домой, Амилия" — вот что шепчет мне внутренний голос. Но почему-то так хочется его заткнуть.

— Ами, детка? — неожиданно раздаётся за дверью ванной.

Это папа. Разумеется, он смог войти ко мне в номер. Наверняка весь персонал довёл до белого каления, чтобы ему дали ключ. Судя по звукам, он один. Максима с ним нет. Да я и не представляю, что отец ему позволит теперь близко ко мне подойти.

Иисусе, Ами, о чем ты? Зачем ему подходить? У него же свадьба скоро. Сейчас, когда все вскрылось, уже нет необходимости врать о чувствах…

Как же гадко. Мерзко…

— Уходи, пап!

— Детка, открой. Давай поговорим.

— Я не хочу разговаривать! Не сейчас. Поэтому просто уйди!

Какое-то время папа молчит, и я уже думаю, что он послушал меня и ушёл, но тут его голос снова раздаётся за дверью.

Да. Это больше похоже на него.

— Детка, прости меня за жестокость. Я был груб. Обидел тебя.

Папа извиняется редко. Почти никогда. Да он особо ничего и не делает, чтобы просить прощения. Но сейчас мне душу наизнанку выворачивает от того, что он извиняется за грубость, а тот, кто причинил мне реальную боль, наверное никогда за неё не попросит прощения.

— Всё нормально, пап. Я переживу, — к сожалению, мой голос дрожит и надламывается, а к глазам подступает новая порция слез, что наверняка слышит папа.

Я же защищала его, я же с подругой поссорилась из-за него, а он оказался таким подонком.

— Послушай меня, Ами, — не сдаётся отец, — я не думал, что у тебя к нему все серьёзно. Я считал, что это просто… Черт… Трудно говорить об этом с дочерью… Ты должна знать, что в любом случае, он не стоит твоих слез. Не зацикливайся на нем, прошу тебя.

Опускаю ладонь на мокрый кафель и ногтем начинаю выводить на нем невидимые узоры.