Страница 8 из 15
Вот я и чувствовала. Кожей. Гусиной кожей. В частых пупырышках.
– Эй, – позвала я, – ты кто?
В ответ тишина и вздох – вполне себе человеческий.
Появился высокий лоб, широкие прямые брови, тонкая переносица. Далее показались раскосые глаза зелёного оттенка, высокие скулы, поджатые губы, узкий подбородок.
Пацан. Он смотрел на меня немым укором, словно я виновата во всех смертных грехах. Когда появилась шея и плечи, то ощущение, будто неизвестный меня в чём-то обвиняет усилилось.
Руки его, на вид несильные, скорее даже женственные, были переплетены на груди. На нём такой же комбинезон, как и на мне. Застёжка чуть-чуть расстёгнута, и в ней виднелась узкая грудь. На вид парню лет двадцать, впрочем, могла ошибаться по причине его сухопарости.
Незнакомец переступил через края поддона, встал напротив меня и одарил злобным, насмешливым взором. Я подобралась, вздёрнула нос, и постаралась отплатить максимально наглым и доброжелательным взором. Растянула губы в улыбке и сжала кулаки.
На его губах ухмылка? Наверное, ему смешно до мурашек. Надеюсь. Может быть…
Парень неожиданно уселся на пол у стены напротив и вперился в меня долгим, пронзительным взглядом. Невольно тяжело вздохнула и подвинулась на кровати глубже, откинувшись на стену.
Время тянулось, вешая завесу тайны и заряжая пространство между мной и незнакомцем отрицательными частицами.
Первой не выдержала я:
– Что вылупился?
– Ничего.
М-да, меня с детства бесили ответы подобного плана.
«Ничего» – это вещь мощная и не гнётся при двухсот семидесяти трёх градусах по шкале Аргументации.
Ответ и сейчас, точно щелбан по лбу прозвучал, раскрутив мою мстительную натуру, будто коленчатый вал, на двадцать оборотов в минуту.
– Что вылупился? – меня заело, потому повторила вопрос, впрочем, как и всегда в подобных случаях. – Чё-ты вылупился, тебя спрашиваю?
Перед глазами стояла красная пелена, впереди был страх, за спиной – комплексы, а внутри – комок нервов и жира.
– Прости. Не с того начал, – парень явно прочёл правильно мою эмоцию, потому напрягся.
Голос у него мягкий, вкрадчивый, тёплый. Даже если придираться, то трудно обнаружить угрозу.
– Начни правильно, – посоветовала я.
Парень жалобно улыбнулся, обнажив ровные белые зубы.
Я нахмурилась, исподлобья посмотрела на собеседника:
– Как зовут тебя?
– Иванушка.
Я прыснула:
– В смысле? Иван?
– Иванушка. Полное имя – Иванушка Дамочкин.
– Алёна Стар, – пряча улыбку, представилась я, а парень явно был ошарашен кардинальной перемене в моём настроении.
Брови парня полезли на лоб, и удивление показалось неподдельным, но что-то в его физиономии мешало мне поверить в его же искренность.
Впрочем, я всем симпатичным пацанам не доверяла – а этот был из таких. Не то чтобы они смотрели на меня похотливо, потом приглашали куда-то и вероломно обманывали. Просто я обожала любовные романы, и выработался рефлекс на таинственных красавчиков.
Бренд «Таинственный красавчик»: Легко потерять и трудно вернуть: измени свою жизнь нафиг!
– Ну, а теперь к нашим баранам, – вздохнула я. – За что посадили?
– Ты думаешь, что ты в тюрьме? – ласково, будто он в клетке с тиграми, спросил Дамочкин.
– Валяй! – хлопнула себя по колену. – Ты что думаешь?
Лицо Иванушки вытянулось, в глазах читалась растерянность и потому в беседе появилась пауза. Но вскоре она прервалась вопросом Дамочкина:
– Тебе транслировали сообщения?
– Ага, – меня стала забавлять. – Давича помнится, было в первый день и сегодня. Сказали о правилах и заткнулись, так и не объяснив их пять дней назад. Предложили еду сегоя, но так её и не доставили. Короче: общение у меня было только самой с собой все пять дней.
Лицо парня скукожилось, точно начинающее высыхать яблочко, появились морщины там, где на них даже намёка не было: между бровей и носогубные. Вообще, парень мой ровесник на вид, а выглядел так, словно пользовался ежедневным дорогущим кремом для лица: оно у него было гладкое, как у младенчика.
Наконец, новый знакомый решился прервать свою тягомотную паузу и разрядил обстановку слабой, но уверенной улыбкой:
– Это всё объясняет.
Приобретая сейчас два крема для мозгов «Это всё объясняет» вы получите в подарок книгу «Это всё объясняет: по ту сторону извилин»!
– Да ну! – ухмыльнулась я. – А теперь растолкуй и мне, Дамочкин.
– Прости, Алёна. Я вынужден отклониться от намеченного разговора – слишком мало информации ты получила. Форс-мажорная ситуация. Транслятор, похоже, сломался. Я прибыл за тобой. Компьютер должен был выдавать тебе инструкции и готовить к отправке, разъясняя тонкости нашего мира. Но в силу того, что пять дней ты провела без подготовки и вводного инструктажа, и не прослушала общий информативный курс, ты не в состоянии оценить ситуацию, а я не уполномочен нарушать инструкцию.
– Бред собачий! – выругалась я. – Вроде на русском изъясняешься, а точно моющий пылесос лижешь – убиваешь смысл, но по-прежнему безопасно для мозговых тараканов. Бомбани уже ядерными словосочетаниями, чтоб понятно стало простому человеку!
Дамочкин поморщился, но продолжил держать беседу тем же малопонятным курсом.
У меня начало складываться ощущение, будто я попала внутрь дешёвой по затратам киноленты, и на любой вопрос герой дует реплики точно по тексту сценария не обращая внимания на сюжет. Вот и у меня сейчас так!
А Дамочкин тем временем надрывался:
– Пункт четыре тысячи один, подпункт пятьдесят три Стандартного протокола Зертеца говорит о том, что в карантинной зоне с одиночным нахождением больше пяти дней, пребывание не оправдано и нарушает конвенцию пятьсот пять.
– Ага! Промывка мозгов: гарантируем качество! – взбесилась я и хрустнула пальцами, сжав их в кулак.
Похоже, это произвело впечатление.
Дамочкин невольно вжался в стену и затараторил:
– Я не получил разрешение на введение тебя в курс дела на текущий момент. Обязан сопроводить на другую базу, где сможешь получить все подробные разъяснения.
Я задумалась, подперев рукой щёку и тяжело вздохнув. Совершенно не улыбалось куда-то переться. Ненавидела уединение в комнате, но теперь она казалась родной и такой ускользающей, что хоть волком вой.
Обвела тоскливым взором пять на шесть метров, и глаза наполнились слезами.
– Беда! – выдохнула я и смахнула первую жирную каплю, скатившуюся по щеке.
Мне не нравились слова, произносимые собеседником, не нравился он сам, не нравилось быть одной и бояться. Ещё мне резануло слух слово: «База», как и слово: «Перевезти», а также: «Обязан». Они были из далёкого и непонятного мне обихода – такого пугающего и ненастоящего. Но разве у меня был выход? Нет – его не было.
Через полчаса, мы с Дамочкиным шли по широкому коридору без окон и дверей и моё сердце трепетало. Нет, это не было предвкушение чего-то нового, предчувствие сбывающей мечты или ощущение встречи с чем-то необъяснимым или кем-то важным. Это были переживания от того, что я так и не смогла разбить лоб о стену, или раздвинуть створки поддона и оказаться на свободе.
Где-то там, на задворках сознания, вспыхивали мысли о родителях и таяли, не успев разгореться в серьёзное переживание по серьёзной причине. Мне было страшно. Очень страшно. Немыслимо страшно. И все мои раздумья были заняты лишь одним вопросом: Иванушку попробовать прибить сейчас или попытаться взять в заложники?
А что, девушка я крупная: не на спарже и листиках салата воспитанная. Вполне могла и пусть не умением, так весом задавить противника. Это кисейным барышням трудно было бы справиться, а я и дружинником в училище была, когда фестиваль цветов в нашем городке проходил, да и вообще, не из робкого десятка. Постоять за себя умею!
– Мы почти на месте, – сообщил Дамочкин, а я уже хлюпала носом, и глаза щипало настолько, что невольно вытерла их и почувствовала на ладошке влагу.
Слёзы. Ну, вот так всегда! Слёзное рыдание облегчает осознание.