Страница 3 из 13
Впрочем, не следовало списывать со счетов и везение. Будь приказчик чуть более чист перед законом и не опасайся обратиться за новым бланком в городскую канцелярию, сидеть мне в каком-нибудь подвальчике и вышивать шелком очередную сумочку, а то и целое платье. И пусть избавиться от подвала в своем будущем мне не удалось, он все же был выбран мной и не для того, чтобы убивать свое зрение, а… чтобы спать. Работать я предпочитала в другом месте, не создавая компромат на себя прямо по месту жительства.
Рабочее место, как и гримуар, перешло мне по наследству. И я даже в лучших ведьминских традициях заплатила за это кровью: случайно, не без помощи чьей-то озверевшей собаки, от которой я петляла по незнакомым улочкам столицы, не помня себя от страха и обещая спалить мозг этой твари. Увы, обещания мои были пусты: во-первых, мой особый талант позволял лишь себя убедить в чем угодно, заставляя менталистов поверить в полное отсутствие у меня ведьминского дара, во-вторых, у свихнувшейся псины, как после оказалось, мозгов уже не было. Кто-то постарался и лишил мохнатого монстра последних крох инстинкта самосохранения.
В любом случае, оступившись и падая в сточную канаву, я меньше всего рассчитывала оказаться… в очередном подвале. Увы, видимо, на роду мне было написано все в жизни получать через подвалы: поговаривали, что даже матушка мною разродилась именно в подвале, и после моя судьба шла рука об руку с их затхлыми представителями.
Как бы то ни было, за этот подвал, как и тот, что мне удалось снять с хорошей такой скидкой из-за его выдающейся непопулярности – все жильцы неминуемо оказывались в страже и отбывали на пмж куда-то далеко и надолго, я была судьбе благодарна. Не сразу, конечно. Сразу мне хотелось выть от отчаяния, но вот после…
Скрытый мощной иллюзией подвал, куда мне посчастливилось упасть, принадлежал потомственной ведьме Изабель Мерье, о чем прямо свидетельствовала оставленная на столе и покрывшаяся толстым слоем пыли записка. Госпожа Мерье, да будет ее путь легок и благословен, сообщала, что вынуждена покинуть столицу из-за причин не совместимых с долгой и счастливой жизнью. Попросту – подалась в бега.
Просидев несколько дней в публичной Биленской библиотеке, я с грустью узнала, что неприятности в лице инквизиции сумели ее настигнуть. Изабель сражалась – тут я позволила себе додумать скупые строчки – но силы были неравны. Предательский клинок пронзил ее сердце, она рухнула навзничь на холодную землю…
Далее фантазия иссякла, и, пролистав газету, где говорилось о поимке злокозненной Мерье, я так и не нашла других упоминаний. Некролог, конечно, отсутствовал. Писать об еще одной почившей ведьме в годы охоты на них никто не собирался: доходнее было разместить заметку о наборе в инквизиторский полк.
Впрочем, как бы ни кончилась жизнь бывшей хозяйки подвала, мне он служил верой и правдой. Верил в мое великое будущее, сотрясая стены всякий раз, как зелье выходило из-под контроля, и сыпал штукатуркой на раны моего пострадавшего самолюбия. Тем не менее, ведьминское укрытие продолжало упрямо стоять и цедить с меня кровь по капле за каждый вход.
Я вздохнула и отбросила сковывавший тело корсет подальше. Жизнь практически в тот же миг стала прекрасна и удивительна, правда, ровно до того момента, как не начала мерзнуть поясница, напоминая, что еще сто лет назад в мои годы начинали задумываться о завещании и подкрашивать первые седины. Как все-таки хорошо, что прогресс не стоит на месте! Если бы он еще и двигался в пользу пострадавших от предрассудков ведьм… Но чего ждать не стоит в ближайшие годы – так точно этого.
Метла, то ли сочувствуя моим мыслям, то ли давая понять, что не одни лишь ведьмы достойны сострадания, с глухим стуком упала на пол. Следом, как знамя на похоронах генерала, ее накрыла задетая ночная сорочка.
Пришлось уныло двигаться в угол и возвращать все по местам. Хорошо еще, что носки успела натянуть. Толстые, вязанные, они спасали меня холодными ночами, коих в подвале было… все. Промозглая сырость, не желавшая уходить без магического вмешательства, медленно отравляла мою жизнь. Конечно, будь у меня лишние деньги, я бы обязательно наняла мага, как делали мои более состоятельные коллеги, но с золотыми было туго. С серебряными, впрочем, тоже. Зато медяшек…
Я склонилась к небольшому сундучку, что занимал почетное место под стулом. После метлы – он был вторым моим ценным приобретением на новом месте. Сам не больше ладони, он мог хранить в себе любое количество вещей. Правда, только тех, что удалось туда засунуть, а учитывая небольшие размеры входной части – подходил он только для монет и украшений. Но, ввиду отсутствия последних, – только для монет. И я исправно закидывала туда медяшки, чтобы в конце месяца ссыпать их кошелек и отправиться выслушивать от арендодателя все, что он думает о работниках паперти.
Впрочем, отчасти он был прав. Именно попрошайки за десять медяшек в неделю рекламировали мои зелья прохожим и исправно разбивали мне принесенную серебрушку своими честно выпрошенными медяшками. А за дополнительные пятнадцать монет могли и передать заказ клиенту. Правда, не всегда. В праздничные дни, или когда ожидался визит жен высокопоставленных лиц в храм, все попрошайки были заняты и приходилось относить заказы лично, как сегодня. Ради этого даже с работы пришлось отпроситься. И я с ужасом думала, что скажет мне мэтр Клерье, когда я подойду к нему с просьбой о двухнедельном отпуске, потому что даже минутное опоздание по независящим от меня причинам воспринималось мэтром как личное оскорбление и каралось тирадой на полчаса, а после протяжными сетованиями каждому посетителю о неблагодарных сотрудниках. Впрочем, с сотрудников разговор плавно переходил на поставщиков, а там и на покупателей, которые отчего-то стараются обходить лавку пожилого мага десятой, а то и двадцатой дорогой. И не беспричинно.
Однажды мэтр Клерье так обиделся на отсутствие посетителей, что с горя разбросал по ближайшим улицам листовки с рекламой своей лавки. И все бы ничего, но мэтр Клерье был артефактором. И не каким-то с улицы – а дипломированным и заслуженным. О том, впрочем, за какие заслуги его попросили выйти из гильдии, мэтр не любил вспоминать и работникам своим не рассказывал. А мы были бы рады послушать, но увы… И этот самый человек, от чьего внимания сложно укрыться, поколдовал над каждым экземпляром, а после устроил настоящий дождь над районом. Листы падали прямо на головы горожанам, и те, кто с почтением складывал приглашение мэтра, благополучно шли дальше, те же, кто рискнул выбросить… Очередь в лавку стояла с самого обеда. И даже то, что среди посетителей оказались служители правопорядка, мэтра нисколько не огорчило. Он улыбался им как родным, а после долго-долго извинялся, клятвенно обещая оплатить штраф в ближайшее время, и… не хотели бы доблестные стражи что-нибудь приобрести?
Стражи отчего-то сглатывали обреченно, тоскливо переглядывались с искусанными или покрытыми несмываемыми чернилами посетителями, и, не глядя, сгребали с прилавка завиватели усов. На будущее, ибо на службе носить усы позволено было лишь старшим офицерам.
Стоит ли говорить, что мы – трое помощников мэтра – готовы были подставить плечо друг другу в любом деле, лишь бы мэтр не огорчался. Увы, мое двухнедельное отсутствие парни не смогут прикрыть, даже если очень постараются. А потому на поклон идти придется. Радует лишь, что не прямо завтра, а через два дня, когда нужно будет выходить на работу.
Я уныло вздохнула и направилась к кровати. Правда, направилась звучало куда благороднее, чем могла позволить себе небольшая комнатушка с одним единственным окном. Зато полностью моя. Я назидательно подняла палец, обнадеживая себя отсутствием двуногих соседей и покосилась на угол, где чьи-то старательные острые зубы прогрызли парадный (раз уж я его нашла) вход. Впрочем, с этим соседом я до сих пор знакома не была, да и крыс, определенно, не торопился данное обстоятельство исправлять. И его можно было понять: это обычных горожанок появление острозубого могло повергнуть в ужас, а практикующую ведьму – в праздничное возбуждение. И пусть я не любила работать с органикой, особенно, когда она еще теплая, но мало ли какие обстоятельства вынудят. Вот и крыс рисковать не собирался.