Страница 4 из 7
Древние целители часто использовали одно и то же слово, чтобы описать эффект от опиума: эйфория. Опиум делал боль от недугов и травм выносимой и в то же время помогал отдохнуть. Он был одним из средств, которыми древние врачи пользовались с осторожностью: целители знали, что превышение дозы может легко сменить сон пациента смертью.
Опиум распространился на Ближнем Востоке и на Западе, от шумеров и ассирийцев к вавилонянам и египтянам, а из Египта в Грецию, Рим и Западную Европу. В одном египетском медицинском тексте описано его применение в 700 различных видах лекарств. Армии Александра Македонского везли его с собой, знакомя с ним местное население по мере того, как захватывали земли от Греции до Египта и Индии. Цветы мака стали символом сна, временного или вечного, ассоциировались с богами дремы и метаморфоз, отмечали переход от жизни к смерти.
Ассоциация мака со смертью была довольно прямой. Уже в III столетии до н. э. греческие врачи понимали, что наряду с эйфорией опиум может нести опасность. Они спорили, стоит ли медицинский эффект рисков для пациента.
Греков беспокоила опасность передозировки, также они осознавали, что, если пациент начнет принимать опиум, остановиться будет трудно. Они дали первое описание аддикции.
Но преимущества опиума, как казалось многим, перевешивали его недостатки. Считается, что, когда в I и II веках н. э. владычествовала Римская империя, опиум использовался так же широко, как вино, и продавался на римских улицах в виде маковых пирожных (приготовленных без выпекания тягучих сладостей из мака, сахара, меда, муки и фруктового сока) для поднятия духа простого народа и облегчения болей разной степени тяжести. Говорили, что император Марк Аврелий принимал опиум, чтобы заснуть, поэт Овидий тоже имел репутацию его любителя.
После падения Римской империи опиум нашел новые рынки сбыта благодаря арабским купцам, производившим легкое, удобное в транспортировке вещество, ценившееся богатыми покупателями на вес золота, – оно было обычной частью товаров торгового каравана, распространявшего опиум по Индии, Китаю и Северной Африке. Один из величайших арабских врачей Ибн Сина (на Западе его звали Авиценна) около 1000 года н. э. писал, что опиум – один из важнейших подарков целителю от Аллаха, за который следует благодарить его каждый день. Он очень точно отметил медицинские цели его использования, а также его опасности: например, появление проблем с памятью и мышлением, запоры и легкость передозировки. Авиценна столкнулся со случаем, когда пациент погиб от введения слишком большой дозы опиума ректально. Вывод этого великого ученого, сделанный тысячу лет назад, звучит очень схоже с современными позициями по опиумному вопросу. «Врачам следует выяснить продолжительность, силу боли и ее переносимость у конкретного пациента и тогда уже взвесить все риски и выгоды от использования опиума», – писал Авиценна, советуя его применение только в крайних случаях, и рекомендовал врачам использовать его как можно меньше. Вполне возможно, сам Авиценна имел пристрастие к опиуму.
Он и другие арабские врачи добавляли вещество из этого растения в настойки, припарки, перевязки, суппозитории, мази и эликсиры. Арабские врачи были лучшими в мире создателями лекарств, они далеко продвинулись в искусстве их изготовления, развивая применение фильтрации, дистилляции, возгонки и кристаллизации – операций так называемой «алхимии» (считается, что это название произошло от слова «khem», то есть Египет, поэтому оно означает что-то вроде «египетская наука»). Основной идеей алхимии, в соответствии с представлениями на Западе, была работа с сырыми природными материалами, доведение их до совершенства, содействие их переходу от грубого, неразвитого состояния к более изысканным и чистым формам, чтобы высвободить их настоящий внутренний дух (эта идея вошла в английский язык: алхимическая дистилляция вина и пива привела к появлению мощных ликеров, которые называют «spirits», т. е. ду́хи). В те времена алхимия была методом создания важных продуктов (таких как лекарства или духи), исследования мира природы и почти религиозного поиска души всех вещей.
Древние исламские рукописи разъясняют, что, хотя опиум способен творить великие дела, он также может превращать в рабов тех, кто его употребляет. Кроме того, в манускриптах описаны пристрастившиеся к опиуму с их опасными иллюзиями, медлительностью, ленью и снижением умственных способностей. «Льва он превращает в жука, – предупреждал один из авторов, – гордеца в труса, а здорового в больного».
Употребление опиума в Европе снизилось после падения Римской империи, а потом снова возросло, потому что возвращавшиеся домой из Крестовых походов солдаты привезли его с собой из Святой Земли.
К XVI веку его использовали от Италии до Англии для лечения всего: начиная малярией, холерой и истерией и заканчивая подагрой, чесоткой и зубной болью.
К его горячим сторонникам относилась одна из самых странных и привлекательных фигур в истории Средних веков – швейцарский алхимик и революционный целитель с впечатляющим именем Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм. Сегодня он более известен как Парацельс. Он был единственным в своем роде гением медицины, отчасти бунтарем, отчасти мошенником, чуть мистиком, чуть сумасшедшим, гигантом мысли, странствовавшим по Европе из города в город с сумками лекарств и инструментов и имевшим при себе огромный меч, в эфесе которого, по слухам, содержался Эликсир Жизни. Обычно Парацельс приходил в какой-нибудь город, разговаривал с местными, предлагал свои умения, лечил больных, еретически рассказывал о новых теориях, перенимал советы от местных врачей и бранил устои медицины тех времен. «В мое время не было докторов, которые могли вылечить зубную боль, не говоря уж о серьезных заболеваниях, – писал он. – Я тщательно искал определенные и проверенные знания в искусстве [медицины]. Я обращался не только к образованным врачам: я искал их у жнецов, брадобреев, мудрых мужчин и женщин, колдунов, алхимиков, монахов, дворян и простого народа». Он слушал, спорил, учился и лучшие идеи применял в лечении своих пациентов.
Попутно он сочинил несколько книг, большинство из которых не были изданы при его жизни. Они были написаны в стиле, который один историк охарактеризовал так: «очень сложно читать и еще сложнее понять». Это была мешанина из фантастических алхимических символов и намеков на магию, отсылок к астрологии и христианскому мистицизму, медицинским рецептам, божественного вдохновения и философских размышлений. Но сердцевина всего этого – прорывные медицинские идеи.
Парацельс считал большинство врачей «тщеславными болтунами», разбогатевшими на том, что они, как попугаи, твердили замшелые идеи древних, воспроизводя избитые истины римских, греческих и арабских мудрецов и повторяя старые ошибки. Им Парацельс предлагал простую альтернативу: подлинные искатели знания должны читать книгу природы. Вместо того чтобы слепо следовать старым текстам прежних авторитетов, врачи, как он считал, должны были опираться на то, что работает в реальном мире, должны были открыться всем чудесам, которые предлагает природа, и искать новые подходы, использовать новые лекарства и по-новому, замечать, что происходит, и потом использовать это знание, чтобы совершенствовать искусство врачевания.
Парацельс экспериментировал со своими лекарствами, пробуя новые микстуры и проверяя, как они работают. Важно сказать, что это были не эксперименты в современном научном смысле. Скорее их можно охарактеризовать так: «Тут что-то интересное. Я попробую, и посмотрим, что выйдет».
Главным из его успешных изобретений была таинственная маленькая черная таблетка, которая, казалось, облегчала любую хворь. «Я владею секретным средством, которое я называю лауданумом и которое является наиважнейшим из сильнодействующих средств», – писал он около 1530 года. Один из его современников вспоминал: «У Парацельса были таблетки, которые он называл лауданумом: они выглядели как кусочки мышиного помета, но применял их он только в случае чрезвычайных болезней. Он хвастал, что мог с их помощью воскрешать мертвых и, конечно, доказал, что так оно и было: пациенты, которые казались умершими, внезапно воскресали».