Страница 5 из 7
– Ну как я Вам поставлю автомат, Вы же у меня такой слабенький.
– А Вы посмотрите в журнал – ответствовал я.
– Ой! Да! Могу! Обрадовалась преподаватель, удостоверившись, что у меня лучший бал по потоку… В общем, каждый крутился, как мог. В большинстве своем все друг другу помогали, порой даже в ущерб себе. Тех, кто мог помочь, но отказался, а порой еще и демонстративно, не любили. С ними проводили беседы и объясняли, что ботаном быль плохо. Но объяснения помогали редко, а ребята эти были в большинстве своем настолько тщедушны, что дальше обещаний физического воздействия дело не заходило.
II Быт – учеба – быт
Так народ и жил. Те, кто не решился (чьи родители не решились) в первый год заезжать в общежития, потихоньку видел плюсы проживания в общаге: дешевизна, веселье, облегчение в учебе, близость к учебным корпусам – и стремился перебраться сюда, но получалось это у тех, кто начинал с низов. Т.е. сначала сам находил свободное место, заручался согласием на въезд будущих соседей, а уже потом шел к коменданту. Комендант (в меру строгая, но справедливая тетка) при заселении руководствовалась единственным принципом: «Лишь бы жили мирно». Поэтому ничто не помешало мне ко второму курсу съехать со своей первой комнаты и поселиться с двумя товарищами и одногруппником в другой – более просторной, легкомысленной и веселой.
Последние числа августа одного из первых годов третьего тысячелетия. Я заселяюсь в новую комнату. По метражу в ней могут жить пять человек, при условии наличия какой-то перегородки. Перегородки нет, потому официально пятого нам против нашей воли подселить не могут. Неофициально нас в этой комнате существует человек эдак десять-двенадцать. Дело в том, что прямо под новой комнатой находится дружественное нам жилище комнатного типа, тоже на четверых человек, и в нем тоже существует большее количество людей. Они затевают ремонт и переезжают к нам вместе со своими гостями – студентами педагогического института, временно оказавшимися на улице из-за неувязок на съемной квартире. На пол стелятся матрацы, на них валятся тела и комната засыпает. Днем в основном все в делах и заботах. В один такой прекрасный день стоит мой сокамерник Володька, смотрит на все это безобразие и, покачивая головой, твердит: «Палимся… палимся!». На мой немой вопрос объясняет (напомню, что на дворе – максимум 2003 год): «Ну ладно – четырнадцать пар обуви (пусть даже разных размеров): у человека может быть 3-4 пары сезонной обуви, но ты посмотри на стол – пять разных зарядок для мобильников!!!»… Мы не «спалились», ремонт закончился, и гости съехали.
Переезды второкурсников по другим комнатам все еще продолжались. В принципе, парни между собой уживаются довольно легко: для этого нужно просто ввести что-то вроде коммунизма, исключив из общественных вещей зубную щетку и бритву и не быть жадным. Главное – это вместе питаться. Даже если ты непьющий человек в веселой компании, но закупаешь продукты, готовишь и ешь вместе со всеми, то ты свой. Если ты ешь отдельно – с общаги ты съедешь…
Немного о еде. В общаге ее много никогда, собственно, и не бывает. Если ее объем больше суммарного объема желудков комнаты, то плюсуются объемы желудков друзей – приверженцев такой же арифметики. Готовит в мужской комнате, как правило, один человек (тот, кто первым признался, что готовить умеет, или тот, кто не любит чужую стряпню), и он чаще всего освобождается от мытья посуды и чистки картошки. Его может на время сменить девушка кого-нибудь из сокамерников, но девушки в студенческие годы – это приходящее, а сосед по комнате – вечное! К тому же, критику тот принимает гораздо более достойно, резонно заявляя: «Не нравится – не ешь!». В то время, как девушку коллективная критика и до истерики может довести.
Отпуская сына в Таганрог, мама устроила мне настоящий кулинарный экзамен, который я выдержал вполне достойно – я был выгодным соседом. За умение сносно готовить мне прощали даже такие выходки, как подстрекательство к покупке одной бутылочки пива на брата. После опорожнения бутылки пива я ложился спать, а соседей тянуло на следующую, очередную и т.д. Заканчивались подобные мероприятия непредсказуемо, хотя, нередко их концовки вообще никто из участников не помнил, однако, все помнили начало и виновника этого начала…
Конечно же, на любом курсе приходилось приличное количество времени уделять учебе, но время это по давно сложившейся студенческой традиции распределялось не равномерно на семестр, а скучивалось в основном в окрестностях сессии. Однако и много времени порой уходило на подготовку, выполнение и защиты лабораторных работ.
В зависимости от предметов, основной упор мог делаться преподавателями на любом из этих этапов. Были лабораторки, которые требовали суровых трехэтажных априорных расчетов, на которые уходили вечера напролет (благо при выполнении лабораторных использовался бригадный принцип, и расчеты можно было раскидать на несколько человек. Как видите, не только в общежитии ценились коммунистические традиции. Попадались лабораторные работы, при допуске к которым, необходимо было пересказать пол учебника. Некоторые работы выполнялись за пять минут, а на некоторых показания приборов снимались часами. Защита проходила всегда по-разному. Некоторым везло с вопросами, некоторым везло со знаниями, некоторым везло с полом (девушек на радиофаке холили и лелеяли, но они итак были довольно старательными и прилежными студентками). Но не всегда все зависело от студента или техники: попался нам как-то раз старший преподаватель – страшный буквоед. Он мог раза три к ряду не допустить всю бригаду к выполнению работ, если находил, к примеру, в «шапке», на которую никто из преподавателей никогда и внимания-то не обращал, какую-либо ошибку или даже описку. Был он лысоват и имел бородку, я, конечно, могу быть необъективным, но если скрестить козла с Лениным…
Однажды, я наблюдал за играющим с «Цивилизацию» и видел, как тот штурмует своими юнитами французский город Тор… Этот старший преподаватель работал как раз на кафедре Теоретических основ радиотехники (ТОР)… Мне сразу приглянулась эта игра. С тех пор я всегда выбирал себе в противники Францию. Развивался и вероломно ее атаковал. Захватывал всю страну. Оставлял один город Тор и методично его разрушал. Отводил душу, как только мог.
Меж тем, на той же кафедре ТОР уже совсем по-другому относились к иностранным студентам. Сидим мы студенты кафедры радиоприемных устройств и телевиденья, защищаем выполненные лабораторные работы по дисциплине «Основы Теории Цепей» (казалось бы, предмет не сложный: знай себе закон Ома да получай пятерки, но, как всегда, не все так просто). Преподаватель суровый, но справедливый и человечный: сам студента «завалит», сам же потом и вытянет, а студент урок получит: нам он импонировал. И вот сидит он – знания из нас выжимает, уже где-то пятый час пошел подобной выжимки: и он уже мокрый и мы истощены, но зачет бригаде поставить преподаватель все ж не спешит. И защита уже не представляет собой игру в вопрос-ответ, а скорее напоминает беседу на общетехнические вопросы. На столах появляются учебники, конспекты. Одни товарищ, за не имением своего конспекта или ксерокса конспекта друга, принес конспект своего дяди, учившегося на той же специальности, но двадцать семь лет назад. Сверяем наши конспекты с его – никакой фактической разницы. Прошло двадцать семь лет, а основы ожидаемо остались основами. И вот приходят в аудиторию иностранные студенты. Тоже хотят защитить лабораторные. Вопросов преподавателя они не понимают (или хорошо делают вид, что не понимают), ответить, естественно, ни на что не могут. Но, видимо, установка преподавателю дана студентов этих не обижать, и тогда он дает иностранцам задание перепроверить их расчеты в их же допусках к лабораторной, и выясняется, что пользоваться инженерным калькулятором они не умеют. Тогда преподаватель решает одним выстрелом убить двух зайцев и прикрепляет к каждому из нас по иностранному студенту. Нам ставится задание научить их пользоваться всеми функциями калькуляторов и пройти с ними по лабораторным стендам и продиктовать, где там генератор, где вольтметр, где осциллограф и т.д. и проследить, чтобы они все правильно записали. Задание было выполнено, все остались довольны. Мы попытались завязать дружбу народов, чтобы всегда без малой крови защищать лабораторные работы, но иностранные господа снова сделали вид, что по-русски не понимают…