Страница 4 из 12
Уильям Хогарт. Изображенный энтузиазм, 1761 г.
Boston. Public Library
Идеологи Реформации (Лютер, Цвингли, Буцер, Буллингер, Кальвин, Нокс и др.) критиковали ритуализм, характерный для позднесредневекового благочестия. По их убеждению, Рим давно подменил внутреннее внешним, духовное – плотским, а путь к невидимому забаррикадировал бессчетными изображениями и символами. Все практики спасения, которые предлагала католическая церковь (почитание образов святых, паломничества, покупка индульгенций, чтение молитв по розарию и т. д.), на самом деле не приводят к Богу, а уводят от него или даже прямо ведут к его противнику – Сатане. А значит, предметы, которые склоняют христиан к идолопоклонству, необходимо убрать из храмов, выкорчевать из сердец и во многих случаях – уничтожить[9].
В этой истории есть очень важный момент: иконоборческое разрушение не всегда было стихийным и беспорядочным – часто оно строилось по определенным правилам и даже превращалось в ритуал. Стремясь десакрализовать «папистские» изображения, очистить пространство от этой «скверны» и деморализовать католиков, протестанты нередко совмещали физическое насилие с осмеянием, пародией и игрой. Потому в четвертой части я предлагаю разобраться в логике разрушения и символической механике религиозного бунта, в том, как в культуре Средневековья и раннего Нового времени смех был связан с насилием.
Большая часть практик и эмоций, о которых пойдет речь в этой книге, вовсе не осталась в далеком прошлом, а продолжает жить до сих пор – порой в новых, а порой и в тех же самых формах. В XX и XXI вв. уничтожение портретов и статуй остается одним из привычных методов протеста, катализатором революций и мощным символом свершившихся политических перемен. «В основе иконоборчества, – как емко формулирует историк Олег Воскобойников, – борьба с существующим визуальным порядком, за которым стоят отношения власти – как власти людей над людьми, так и власти идей над умами. Визуальный порядок и отражает отношения, и формирует их»[10].
Одни образы олицетворяют господствующий порядок, другие – волю тех, кто хочет его низвергнуть и заменить другим. Вокруг них кристаллизуются идентичности. За них и с их помощью воюют, убивают и умирают. Как и в прошлые столетия, агрессия против изображений, которые связывают с ненавистным режимом, враждебной страной, чуждой идеологией или конкурирующей группой, часто замешана на осмеянии. А в отношении к образам властителей – со стороны тех, кто их устанавливает или защищает, и тех, кто их критикует и низвергает, – слышны отзвуки религиозного и магического.
Если кто-то рвет портрет правителя или выкалывает ему глаза на фотографии, это покушение обычно воспринимается как большее «святотатство» (или более сильный поступок), чем повреждение надписи с именем первого лица. Изображения в нашем восприятии стоят ближе к изображенному, чем любой текст. Чтобы лучше понять логику тех, кто сегодня в разных концах мира атакует образы, и разобраться в эмоциях, которые мы испытываем, глядя на них или порой оказываясь в их числе, я предлагаю в этой книге обратиться к прошлому – Средневековью и эпохе Реформации, когда уничтожение изображений стало одним из главных методов религиозной борьбы.
Часть I. Образ, культ и насилие
История изображений не сводится к тому, что их вырезают из камня, отливают из металла, пишут красками на доске, собирают из цветных стекол, устанавливают в храме, дворце или посреди площади, а потом разглядывают. Мы обычно сталкиваемся с образами, созданными в прошлые столетия и тысячелетия, в музеях или в пространствах храмов, которые тоже напоминают музеи. В их стенах изображения, как правило, защищены от прикосновений металлическими ограждениями, стойками с канатами, стеклами витрин или силой запрета: «Не прикасаться». Еще чаще мы разглядываем их на альбомных репродукциях или на экране компьютера. А потому легко забываем о том, что любой образ (кроме того, что существует только в цифровой форме) – это не только визуальное послание, которое сканирует наш глаз, а потом интерпретирует мозг, но и нечто вещественное. «Образ-объект» (image-objet), как его называет французский медиевист Жером Баше[11]. Или, если выразиться на средневековый манер: не только образ (imago), но и вещь (res)[12]. Даже картина, написанная на холсте, или гравюра с фигурой святого, напечатанная на листке бумаги, трехмерны, и с ними порой взаимодействовали не только глазами, но и пальцами или губами. Что уж говорить о створчатых алтарях и тем более о рельефах и круглой скульптуре: от крошечных амулетов до огромных культовых статуй.
Рис. 11. Эта изуродованная статуя была найдена под кафедральным собором Берна в 1986 г. Кто-то (видимо, протестант-иконоборец) отбил голову Деве Марии и превратил тело ее мертвого Сына в обрубок без ног, рук и головы. Культ образов был упразднен в Берне в 1528 г. Сначала их вычистили из храмов. В 1533 г. меры были ужесточены: горожанам запретили держать статуи из дерева или камня даже дома. Исключение было сделано только для картин. Но им тоже нельзя было поклоняться. Год спустя власти распорядились их конфисковать, чтобы пресечь саму возможность идолопоклонства.
Пьета. Чехия, ок. 1400 г.
Bern. Historisches Museum
Рис. 12. Перед нами протестантская гравюра, созданная во время антииспанского восстания, вспыхнувшего в Нидерландах в 1566 г. Вдали кальвинисты сбрасывают с фасада церкви статуи и разбивают их на куски. На переднем плане они выметают идолопоклоннический сор: статуи святых, распятия, чаши для евхаристии и другие атрибуты католического культа. Слева клирики-«паписты» поклоняются папе, который, словно вавилонская блудница, восседает на семиглавом звере, символизирующем дьявола. Над ним парит демон. Он пытается спасти те же статуэтки, кресты, реликварии для мощей, монстранцы для гостий и т. д. В его левой руке – распятие, которое, вероятно, уже подверглось атаке иконоборцев. У Христа нет головы, левой руки и части торса. В подписи, сопровождающей гравюру, князь тьмы признает, что его власти пришел конец.
Протестантская сатирическая гравюра. Нидерланды, 1566 г.
Amsterdam. Rijksmuseum. № RP-P-OB-76.780
С тех пор как существует цивилизация, люди вступали с изображениями – духов, богов или святых – во множество разных отношений. C ними разговаривали, перед ними падали на колени, возжигали лампады и свечи, их окуривали благовониями, освещали, освящали и «оживляли», кормили и поили, приносили в дар и завешивали дарами, заворачивали в драгоценные ткани, облачали в роскошные одеяния, открывали и закрывали занавесями, носили в процессиях, ложились рядом с ними спать, брали их с собой на поле боя, обнимали и целовали, омывали водой, вином и маслами, сажали на троны, укладывали в кровати, пришивали их к одежде, чтобы никогда с ними не расставаться, соскабливали с них краску или откалывали фрагменты, которые потом уносили с собой. Образы воровали, избивали, бичевали и вешали, в них вбивали гвозди, их покрывали надписями, вымазывали нечистотами, сбрасывали с алтарей и пьедесталов, закапывали в землю, бросали в воду или кидали в огонь. И мотивы, которые побуждали людей почитать, отвергать или ниспровергать изображения, были чрезвычайно разнообразны и менялись от культуры к культуре и от эпохи к эпохе[13]. Изображения – один из многих предметов, которые повсюду окружают человека. Через вещи люди взаимодействуют с другими людьми, живыми или уже умершими, богами и всеми невидимыми существами, которыми они населяют мир, а также с идеями, которые утверждают или, наоборот, отвергают.
9
Eire 1989. Как писал Андреас Карлштадт, соратник, а потом оппонент Лютера, изображения распятого Христа заставляют верующих размышлять о том, как его истязали, а не о том, что единственно важно, – почему это произошло (Mikuž 2013. P. 192).
10
Воскобойников 2022. С. 355. Ср.: Фюрекс 2022. С. 25–26.
11
Baschet 2008. P. 25–64. См. также: Bynum 2012; Bynum 2020.
12
Pinkus 2021. P. 97.
13
Безансон 1999.