Книги Судей

– Так ты собираешься разрушить стену и присоединить этот участок к саду? – спросил я. – Ты это имел в виду, когда сказал, что здесь будет новая атмосфера?

– Да, – кивнул он. – Но я не буду сносить стену полностью – только проделаю в ней арочный проход. Сделаю маленький тайный садик. Представь, он полностью закрыт со всех сторон, и там может получиться чудесный солярий. Посередине сделаю маленькую лужайку, у стен разобью цветочные клумбы. Это будет идеальное место для отдыха! Я уже договорился – работы начнутся завтра.

Той ночью я взял с собой в кровать дневник матери Гарри и, лежа без сна, долго читал его. У меня сложилось очень приятное впечатление об этой леди, которая в начале семидесятых считала столь захватывающей жизнь, наполненную маленькими радостями и делами, которые придумывала для себя сама.

Ей было всего восемнадцать, когда родился Гарри, ее единственный сын, и его удивительно быстрое развитие вскоре стало почти ежедневной темой записей. Но потом я начал обращать внимание на отдельные предложения, которые, казалось, были как-то связаны друг с другом: «Чудесное утро, но в саду как-то неуютно…»; «Малыш страшно плакал в саду утром, но стал паинькой, когда няня вывезла его в коляске на улицу…»; «Я сидела на маленькой квадратной лужайке на солнце, но радости не чувствовала. Сводили с ума мухи. Они назойливо жужжали вокруг меня, хотя я их не видела…»; «Что-то заставило меня уйти из сада сегодня вечером, такое странное чувство, будто кто-то смотрел на меня с маленькой квадратной лужайки, но там никого не было. Дик говорит, что это чушь, но он неправ…»

Через некоторое время она написала о строительстве стены, а потом шел отрывок, о котором говорил Гарри: его мать считала, что это правильное решение. Ни возведенная стена, ни проблемы в саду больше в дневнике не упоминались.

Наконец я устал расшифровывать выцветшие строки, выключил свет и уснул.

Сны – всего лишь бессмысленная смесь недавно полученных впечатлений или впечатлений, которые таятся в подсознании, а потом вырываются на поверхность. Поэтому неудивительно, что, как только я заснул, мне привиделись смутные и тревожные приключения в саду. Казалось, в облачных сумерках я находился там один; стена, через которую я смотрел вечером, исчезла, и в центре небольшой лужайки, поросшей травой, стояла какая-то прямая фигура, к которой я и направился.

В смутном тусклом свете я не мог разглядеть, человек передо мной или каменный столб. Но ужас, который начал было шевелиться во мне, смешался с любопытством, и я не останавливался. Чем бы это ни было, – неясная фигура, казалось, ждала меня.

Наконец я остановился. Вокруг меня во множестве жужжали мухи, и внезапно черное облако опустилось на меня, облепило глаза, уши и нос – отвратительно пахнущее и мерзко нечистое.

Ужас все больше овладевал мною, но я не застыл, парализованный, – я в неистовстве смахивал мух, продолжая наблюдать за неподвижной фигурой. Наконец ее природа раскрылась: она не была камнем – фигура медленно подняла руку и стала манить меня.

Я почувствовал важность этого момента, но в этот момент паника ночного кошмара пробудила меня: вспотев от ужаса, я резко сел в кровати, тяжело дыша. Комната была мирной и тихой; открытое окно, выходящее в сад, впускало продолговатые лучи лунного света. У кровати лежал дневник, чтение которого, несомненно, и вызвало это беспокойство.

На следующий день, как и сказал Гарри, рабочие начали прорезать арку в стене. Как только появилась возможность, мы проскользнули в щель и внимательно осмотрели участок. На нем густо росли сорняки, но у северной и восточной стен обнаружились переродившиеся культурные растения, доказывающие, что когда-то здесь (как и было указано в дневнике) располагались цветочные клумбы. В любом случае, прежде чем участок можно будет использовать, нужно будет провести много предварительной работы.

Здесь было очень жарко – и правда как в раскаленной печи. За стеной, в ухоженной части сада, было приятно сидеть в ярком солнечном свете, поскольку северо-восточный ветер разгонял духоту, но сюда ни один порыв ветра не проникал. Было что-то гнетущее и неживое в жарком оцепенении, воздух – стоячий, как в сердце джунглей, и в нем чувствовался легкий запах разложения. Мне показалось, что я слышу жужжание больших мух, но это, возможно, была фантазия, рожденная страницами дневника, прочитанными накануне, и последовавшим ночным кошмаром.

Я не стал рассказывать Гарри о своем сновидении, а просто вернул ему дневник; промолчал и о любопытных отрывках, на которые обратил внимание. На то у меня были свои причины. Его мать чувствовала: есть нечто странное в том месте, где мы сейчас стояли, и я не хотел тревожить сознание Гарри.

Было очевидно, что сам он ни о чем таком не думает, – наоборот, он казался очарованным заброшенным участком.

– Гляди-ка, как чудесно защищено это место, – сказал мой друг. – Восточный ветер сюда не проникает, и здесь можно вырастить что угодно. И какое уединение – одна зелень! Мне нравятся такие потайные местечки! Я попрошу поставить в арке дверь на засове, чтобы никто меня не потревожил. Что до остального, у меня в голове все уже готово. Большие цветущие кусты по периметру, выкошенная лужайка и круглая клумба в центре. Я так вижу – все будет так, как я хочу.

Гарри нанял еще несколько человек в помощь своему садовнику, и на следующее утро, пока каменщики заканчивали свою работу, они выпалывали на участке сорняки и тачками свозили на костер. Было намечено расположение клумбы, завезли кусты для посадки. Копать приходилось глубоко, чтобы избавиться от длинных корней, проросших в землю.

Днем, пока я нежился на солнце, меня позвал Гарри, разгоряченный всей этой возней.

– Иди сюда! Мы наткнулись на что-то странное, и я не знаю, что это. Понадобятся твои археологические познания.

То, что я увидел, действительно было странным: квадратная колонна из черного гранита примерно четыре фута высотой[2], и довольно широкая. Что-то вроде алтаря, которые часто находят в римских развалинах. Но работа была намного более грубой, чем у римлян, и больше напоминала какой-то друидический артефакт. В какой-то момент я внезапно вспомнил, что в каком-то музее раннего британского искусства видел точно такой же камень: жертвенный алтарь из древнего храма. Можно было не сомневаться, что этот камень имел то же назначение.

Гарри пришел в восторг от находки.

– То, что нужно для центра клумбы! – воскликнул он. – Нужно перенести его туда. Будет прекрасная основа для солнечных часов.

Вечером я гулял по саду, ожидая, когда Гарри освободится. Солнце только что зашло за край красных грозовых туч, и когда я оказался у арки, в которой еще не было двери, мне показалось, что пространство внутри озарено каким-то особым светом. Высокий черный алтарь, перенесенный на новое место, сиял как раскаленное железо, и я, стоя в проходе, невольно залюбовался.

Внезапно я почувствовал, как что-то прошмыгнуло мимо меня, едва коснувшись моего плеча и левого бока. Я испугался, но ничего не увидел, зато услышал – и в этот раз совершенно отчетливо – звонкое гудение множества мух. Оно доносилось со стороны огороженного участка. И все же мух там не было.

Одновременно я ощутил, как пространство вокруг меня сжалось и вновь расширилось, словно рядом появилась злая нездешняя сила… Галлюцинация тут же исчезла, а с ней – и гудение мух.

Потом из дома вышел Гарри и позвал меня играть в пикет: мы оба обожали эту карточную игру.

Утром работы на участке продолжились. Землю выложили дерном, привезенным с холма, обильно полили его водой. Гарри помогал с георгинами и астрами, а вокруг камня на клумбе он распорядился высадить цветущий синим шалфей.

В хлопотах прошло еще несколько дней. Однажды вечером мы с другом пришли на участок в сумерках и удивились, как хорошо прижился дерн, как окрепли растения.

Той ночью прошел сильный ливень, вспышки молний озаряли мою комнату, отдаленный гром не давал уснуть, и мне пришлось встать, чтобы закрыть окна: дождь капал на ковер. Несколько секунд я постоял, глядя в густую темноту и слушая шипение ливня, бившего о листву. А потом я заметил нечто странное, что обеспокоило меня.

2

Примерно 1,22 метра.