Страница 119 из 162
Подумав, что медведь, может быть, уйдет, если не будет его видеть, Лаврушка отошел и сел посреди площадки. Но случилось как раз обратное: медведь сейчас же полез наверх.
Увидев, что когти зверя уже цепляются за край его ненадежного убежища, Лаврушка вскочил и, высоко подняв обеими руками самый тяжелый кусок глины, швырнул его изо всех швырнул его в мохнатую голову, показавшуюся вслед за когтями. Глиняный ком разлетелся вдребезги, но и мишка, с ревом боли и ярости, скатился вниз. Отдышавшись, он еще два раза повторилсвою попытку, но с прежним успехом. Теперь уже у Лаврушки крупных комьев не оставалось, и он попробовал откупиться от своего противника, бросив ему вниз убитого глухаря. Однако медведь, рассудив, очевидно, что глухарьот него не уйдет, злобно отшвырнул его лапой и снова полез наверх.
Тогда Лаврушка закричал диким голосом, надеявшисьогорошить медведя и в то же время привлечь внимание своих спутников, которые не могли быть особенно далеко. Зверь от неожиданности и в самом деле сполз с откоса. Стоя внизу и нагнув голову набок, он с удивлением уставился на Лаврушку, который продолжал испускать громкие вопли при каждом его движении. В течение некоторого времени это средство действовало. Но вскоре медведь притерпелся к крикам и, больше не обращая на них внимания, решительно пошел на приступ.
Единственным орудием самозащиты у Лаврушки теперь оставался охотничий нож. И он с силою вонзил его в лапу зверя, как только она вцепилась в край площадки. Но от острой боли медведь с такой стремительностью разжал когти и кубарем полетел вниз, что рукоятка выскользнула из Лаврушкиной руки.
Скатившись с откоса, медведь зубами выдернул из рани нож, несколько раз лизнул кровоточащую лапу и со свирепым ревом быстро полез наверх. Лаврушка, теперь совершение безоружный, стоял над разъяренным зверем, ожидал неминуемого и страшного конца. Но как раз в этот миг из-за ближайшего берегового уступа показались Василий и Никита, бегущие сломя голову, с обнаженными саблями в руках. Медведь вскарабкался уже настолько высоко, что подбежавший первым Василий не мог достать его головы и с налета рубанул по широкой, мохнатой спине. Лесной великан, которому этот удар не причинил существенного вреда, мгновенно соскользнул на землю и бросился на нового противника, но в ту же секунду сабля подоспевшего Никиты обрушилась ему на голову. Однако и человек, и зверь находилась в быстром движении, и хорошо рассчитать удар было невозможно; медведь отделался отрубленным ухом и большим куском кожи, срезанным с его крепкого, как камень, черепа.
В продолжение следующих трех или четырех минут – бывший наверху Лаврушка имел случаи созерцать совершенно исключительное зрелище: огромный, доведенный до предела ярости зверь, то вставая на дыбы, то стремительно опускаясь на четвереньки, попеременно кидался на двух с саблями людей, которые ловко увертывались от лап и в свою очередь наносили молниеносные удары. Но силы были неравны: вот отлетела в сторону отрубленная лапа, за нею вторая, и медведь, хрипя, рухнул наземь под сыпавшимися на него сабельными ударами.
– Экая здоровая тварь,– тяжело дыша, промолвил Василий, вытирая саблю о шкуру убитого зверя, – Еле умолотили его вдвоем!
– Ну, спаси вас Бог, что вызволили меня, батюшка князь, ты, Никита Гаврилыч, – сказал Лаврушка, спустившись с утеса. – He подоспей вы, не видать бы мне завтрашнего дня!
– Счастье, что мы твои крики услышали. Как же тебя угораздило с ним связаться?
Лаврушка в коротких словах поведал о своих приключениях.
– Ну что же,– выслушав его, заметил Никита.– Все от Бога: мишка собирался тобою поужинать, а вышло, что мы им поужинаем.– И, вытащив нож, он принялся отделять окорок от медвежьей туши.
– Да и не только им,– добавил Лаврушка, подбирая своего глухаря.– Косолапому этого показалось мало, ну, а нам в самую пору будет!
Ужин в этот вечер у них и в самом деле получился отменный.