Страница 4 из 11
Бруклин
В 1895 году Бруклин ещё был отдельным городом, четвёртым по величине в США; его население составляло около 840 тысяч человек. Тогда уже шёл процесс его включения в Большой Нью-Йорк, которому активно противилась главная местная газета «Бруклин дейли игл»; в 1898-м Бруклин всё же станет одним из «боро» – административно-территориальной единицей наряду с Манхэттеном, Бронксом, Квинсом и Статен-Айлендом. Это был маленький Вавилон: здесь жили ирландцы, немцы, «даго» (так называли всех смуглых и черноволосых, исказив испанское имя Диего; по большей части это были итальянцы), словаки, хорваты. Ирландская беднота, которая раньше стояла на низшей ступени социальной лестницы, понемногу ассимилировалась благодаря владению английским языком и поднялась на ступеньку выше; теперь ирландцы уже не соглашались выполнять за гроши тяжёлую и грязную работу (строить подземку, прокладывать дороги, чистить канализацию), и за неё брались итальянцы. Многих уже в порту вербовали на шахты, каменные карьеры или фермы. Оставались ещё мелкая торговля, швейные мастерские, где работали женщины и девушки[3], табачные фабрики по производству сигар; но там итальянцам сильную конкуренцию составляли евреи из России, Австро-Венгрии и Румынии. Китайцев же в Америку перестали пускать после принятия соответствующего закона 1882 года.
Чтобы открыть свою лавку, требовались деньги, которых у Капоне не было. На первом этапе жизни в Америке итальянские эмигранты старались устроиться на работу к «падроне» – как правило, тоже итальянцам, которым уже удалось встать на ноги. «Падроне» были либо мелкими ремесленниками, либо посредниками между крупными подрядчиками и рабочими. Обычно «падроне» сдавали своим работникам жильё и, по их желанию, открывали для них счёт в банке или пересылали деньги семье в Италию. «Падроне, – сообщает Дельпон де Виссек, – оказывает им множество услуг, но обычно это нечестный человек. Он взимает большие комиссионные с их жалованья, точной суммы которого они порой и не знают. Контора его самая примитивная, бухгалтерия там порой ведётся мелом на стене. Несмотря на эти злоупотребления, итальянцы обращаются к нему из-за своего невежества. Они чувствуют себя неловко с американскими хозяевами и не любят иметь с ними дела. Когда падроне слишком уж зарывается, вендетта делает то, что положено, и боязнь удара ножом – единственное, что его сдерживает».
Габриэле Капоне повезло: он смог устроиться приказчиком в бакалейную лавку, потому что умел читать, писать и немного говорил по-английски. Чтобы сводить концы с концами, Тереза брала на дом сдельную работу для галантерейных фабрик. Она английским не овладела и жила в крохотном семейном мирке; выйти за пределы квартала для неё называлось «сходить в Америку». Нейви-стрит, где они поселились в съёмной квартирке, была гиблым местом: притоны, кабаки, бордели, воровство, грабежи, драки с матросами… Однако терпение, упорный труд и самоограничения принесли свои плоды: к 1899 году Габриэле смог открыть собственную цирюльню, перебравшись в куда более пристойный район – на Парк-авеню, в дом 69. Первый этаж занимала лавка, а на втором жила семья. Именно в этом доме 17 января 1899 года родился Альфонсо – первый Капоне, зачатый на американской земле. Три старших мальчика спали в одной постели, а младенец – в спальне родителей.
К тому времени социологи уже вывели непреложный закон: рост населения обратно пропорционален его плотности. Нью-Йоркские аристократы, обитавшие в просторных особняках и наслаждавшиеся жизнью, как правило, имели мало детей, а вот иммигранты в своих трущобах плодились, как кролики. В 1890 году, согласно переписи, средний показатель рождаемости среди белого англосаксонского населения составлял 2635 детей на сто тысяч человек, а среди итальянских эмигрантов – 3829. Теодор Рузвельт, ставший в 1901 году 25-м президентом США, вскоре забьёт тревогу по поводу грядущего «самоубийства расы», призывая англосаксов отказаться от контроля над рождаемостью и поддерживать воспроизводство «коренного» белого населения. В том же 1901 году у Капоне родился ещё один сын, Эрминио, а Тереза всё не сбавляла обороты: она хотела дочь. Но с этим ей не везло: после, возможно, нескольких выкидышей или неудачно закончившихся родов, в 1906 году на свет появился Умберто, названный в честь сына итальянского короля Виктора Эммануила III.
По данным Статистического бюро США, в 1895 году пекарь в штате Нью-Йорк, работая больше шестидесяти часов в неделю, получал два-три доллара в день. В 1897-м цирюльники в штате Колорадо зарабатывали в среднем 15,65 доллара в неделю, при этом домашние расходы семейных брадобреев составляли (опять же в среднем, для семьи из четырёх-пяти человек) 53,71 доллара в месяц. По Нью-Йорку данных нет, но Дейдре Мария Капоне пишет, что Габриэле зарабатывал десять долларов в неделю – меньше, чем в Италии, а за квартиру на Парк-авеню надо было платить четыре доллара в месяц, да и уголь был очень дорог. Как прокормить на такие деньги быстро растущую семью? Капоне теперь уже сам стал «падроне»: в его цирюльне работал ассистент, а с одного-двух жильцов брали арендную плату. Тереза по-прежнему подрабатывала шитьём, а старшие мальчики, которые весь день проводили на улице, не гнушались мелкими кражами с лотков зеленщиков и прочих торговцев; мать не спрашивала, где они раздобыли «приварок» к семейному обеду. Отец был более строгих правил, он хотел, чтобы его дети выросли порядочными людьми и зарабатывали на хлеб честным трудом. А для этого надо получить образование.
Начальное образование в США было обязательным; все дети старше шести лет отправлялись в школу, главной задачей которой было американизировать юную поросль иммигрантов. Намерение прекрасное: дать всем равные возможности на заре жизни. Никакой дискриминации: последние «школы для цветных» закрылись в 1900 году; девочек обучали наравне с мальчиками. Дельпон де Виссек продолжает свой рассказ:
«Нью-Йорку пришлось вооружиться надёжной системой начального образования, чтобы противостоять потоку невежества и нравственных изъянов, который изливает на него Европа, поскольку добрая часть эмигрантов, сходящих на берег в его порту, там и остаётся. В некоторых школах Ист-Сайда учатся по большей части дети иностранцев. Для них установлена строгая, почти военная дисциплина. Принципы гражданственности, дух американской Конституции преподаются им с особенным тщанием. Каждое утро, по прибытии, проводится торжественная церемония – подъём американского флага под сопровождение патриотических песен; держать звёздно-полосатый флаг – большая честь, которой стремятся удостоиться маленькие итальянцы. Дети, которых так воспитывают, впоследствии станут добрыми гражданами США; школа навсегда отделила их от страны их родителей, и к третьему поколению они даже не будут знать её язык».
Но эти великие замыслы пока ускользали от понимания многодетных матерей, относившихся к школам более утилитарно. Как писала одна нью-йоркская газета того времени, «значительное число матерей заявляют без колебаний, что детям не старше четырёх лет – более шести. Многие матери иностранного происхождения, слабо представляя себе цели государственных школ, каждый год пытаются заставить школы играть роль дневных яслей». Иными словами, школы им были нужны для того, чтобы дети находились под присмотром, не путались под ногами и не хулиганили на улице.
В 1902 году типичную нью-йоркскую школу посещали три тысячи детей, в классах было по сорок человек и более. Помимо патриотического воспитания их учили читать, писать, считать – и всё. Единственным языком обучения был английский. Учебников, тетрадей и прочих школьных принадлежностей часто не хватало, зато учеников регулярно обследовали врачи, а заболевших сразу изолировали. Дети постарше могли изучать другие предметы (естественные науки, историю), посещать кружки по интересам, заниматься рукоделием – если в школе находились учителя-энтузиасты. В целом же в государственных школах обычно преподавали молодые неопытные учителя, изнемогавшие под бременем свалившихся на них забот и отнюдь не горевшие желанием посвятить свою жизнь педагогике. Возиться с итальянцами, которые родились на дне и там же останутся, не имело смысла. Иммигранты не особо стремились перенять американский жизненный принцип: стань лучше, чтобы сделать лучше свою страну. Их целью было извлечь максимальную выгоду из системы, созданной другими, не меняясь при этом самим. Школа вовсе не отделяла их от семьи и от землячества, где по-прежнему говорили на итальянском.
3
Труд был очень тяжёлым и небезопасным. 6 декабря 1907 года на шахте в городке Мононга в Западной Вирджинии произошла крупнейшая авария, в которой погибли 956 рабочих, в том числе более пятисот итальянцев. 25 марта 1911 года в Нью-Йорке загорелась швейная мастерская, расположенная на верхних этажах жилого дома, где в нечеловеческих условиях работали около полутысячи женщин, которых запирали снаружи. Среди 146 погибших были 39 итальянок.