Страница 10 из 11
Покупая жене подарки и обеспечивая семью, Аль говорил, что перебивается случайными заработками. На самом же деле он продолжал работать на Фрэнки Йеля, а это было сопряжено с определённой опасностью. В один не самый прекрасный день Капоне перешёл дорогу ирландским головорезам.
В начале ХХ века различные банды ирландцев из Нью-Йорка, Бруклина и портового района Ред-Хук объединились в организацию «Белая рука», чтобы противостоять нараставшему влиянию итальянских гангстеров. Даже название её было антиподом итальянской «Чёрной руки». Они боролись за сферы влияния – рыбные рынки и рыболовный бизнес, – и итальянцы понемногу брали верх, потому что ирландцы часто ссорились между собой и убивали друг друга.
Динни Мигана полиция считала «самым отчаянным главарём банды в Бруклине». В 1912 году, когда ему было 23 года, его арестовали за убийство Криса Марони, возглавлявшего «белоручников» из района бруклинской верфи. На суде его оправдали, и Динни похвалялся, что в тюрьму его никому не упечь. В отличие от итальянских мафиозных боссов, он не руководил преступными операциями издали, а сам вёл своих людей «в бой»: лично ограбил одного джентльмена на Пятой авеню, возглавил группу, угнавшую грузовик с обувью на десять тысяч долларов, участвовал в краже шёлка со склада в Ред-Хуке. Ему предъявили обвинения по всем трём пунктам, однако выпустили под залог в пять тысяч долларов. Соперником Мигана был Уильям Ловетт по прозвищу Дикий Билл, родившийся в 1894 году. В тот самый день, когда США вступили в Первую мировую войну, он записался в армию и был зачислен в 13-й пулемётный батальон 3-й роты 77-го пехотного полка. Ловетт сражался на Западном фронте и за храбрость был награждён крестом «За выдающиеся заслуги». Вернувшись в Бруклин, он снова возглавил банду с Джеймс-стрит, враждовавшую с бандой Мигана. Дикий Билл не зря получил своё прозвище: его боялись даже свои. Однажды Ловетт застрелил члена своей банды за то, что тот дёрнул кошку за хвост, – он любил животных. Он был алкоголиком, действовал непредсказуемо, но тоже выходил сухим из воды.
Как-то раз Фрэнки Йель послал Аля собрать дань с подконтрольной территории, и тот случайно встретил Артура Финнегана – мелкую сошку из «белоручников», который сделал оскорбительное замечание по поводу ирландских девушек, выскакивающих замуж за итальяшек. Капоне так избил Финнегана, что тот чуть не умер в больнице. Биллу Ловетту сообщили, что у нападавшего был шрам на левой щеке; он поклялся найти этого макаронника и прикончить. Фрэнки знал, что это не пустые угрозы, и попросил Джона Торрио до поры до времени спрятать Капоне в Чикаго – парень ещё пригодится. Аль уехал в «Город ветров» и стал там работать в «танц-холле» (вернее, борделе) «Четыре двойки» (название соответствовало адресу: Южная Уобаш-авеню, дом 2222) – сначала зазывалой, потом вышибалой. Однако в ноябре ему пришлось вернуться: скоропостижно скончался его отец.
Дела в цирюльне шли настолько успешно, что Габриэле Капоне нанял двух помощников и теперь больше не вставал спозаранку и не работал допоздна. Пока клиентов обслуживали, хозяин развлекал их разговорами, а в середине дня уходил в клуб по соседству. Там он и рухнул без сознания 14 ноября: обширный инфаркт. В свидетельстве о смерти, выданном на имя «Габриэля Капони», причиной указали «хронический миокардит»; приступы случались и раньше, но пациент, как часто бывает, не придавал им большого значения. Его похоронили на католическом кладбище «Голгофа» в Квинсе.
Тринадцатилетний Альберт (Умберто) воспользовался этим предлогом, чтобы бросить школу и искать работу; Джон (Мими) это уже сделал и зарабатывал чем придётся. Амадо и Мафальда были ещё слишком малы, Ральфи – младенец. Его беспутный отец тратил кучу денег на женщин и игру и в родном доме почти не появлялся. Фрэнк иногда приходил поесть или переночевать, но в целом вёл такой же образ жизни. Оба не могли обойтись без своих дружков-гангстеров, но работа, которая им перепадала, не приносила больших барышей. Получалось, что содержать семью должен был Аль. Вернее, две семьи. Мэй отказалась переехать к свекрови, да и та её не жаловала. Аль был вынужден возобновить работу в «Гарварде». Теперь он жил у Коглинов, но порой пропадал на целую неделю. Каждый вечер ужинать с женой, как Торрио, не получалось; хорошо, если на ночь оставался. Зато он каждый день звонил – сначала матери, потом жене, – чтобы узнать новости и подтвердить, что жив-здоров.
Между тем в Америке наступала новая эра: покончив с войной в Европе, власти объявили войну внутреннему врагу – алкоголю. Одни восприняли эту новость скептически, другие – с воодушевлением, хотя и по разным причинам.
У американского движения за трезвость была богатая история: оно зародилось в 1826 году, и в основном его активистами были женщины. Священники, в особенности служители методистской церкви, связывали существование салунов, где спаивали мужчин, с продажностью политиков, и не без основания. В 1851 году закон о запрете производства и продажи спиртного уже был принят в штате Мэн, и за пять лет, пока он действовал, примеру этого штата последовали ещё двенадцать. В 1869 году на конвенте в Чикаго была учреждена общенациональная Прогибиционистская партия[10]; её усилия поддержал созданный в 1873 году Женский христианский союз трезвости, боровшийся с пьянством через воспитание молодёжи. Женщины-активистки приходили в салуны, становились на колени и начинали петь церковные гимны и молиться, призывая посетителей отказаться от выпивки, а хозяев – прекратить её продавать. Решительная Кэрри Нейшн применяла более жёсткие методы борьбы – крушила топором полки с бутылками, за что её арестовывали больше тридцати раз, штрафовали и сажали в тюрьму. В 1881 году запрет на алкоголь впервые был внесён в конституцию штата – это произошло в Канзасе. Несколько других штатов на Юге тоже стали «сухими»; иногда подобное решение принимали отдельные округа в составе штатов. «Мы не можем закрывать глаза на общеизвестный факт: здоровье нации, нравственность и общественная безопасность могут быть поставлены под угрозу повсеместным употреблением горячительных напитков, а также на факт, установленный общедоступными статистическими данными: праздность, беспорядки, нищенство и преступность, которые существуют в нашей стране, в определённой мере… объясняются этим злом», – заявил в 1887 году судья Гарлан из Канзаса.
В 1913 году была принята 16-я поправка к Конституции США, заменившая пошлины на алкоголь, финансировавшие федеральный бюджет, подоходным налогом. Таким образом из рук противников «сухого закона» выбили экономический аргумент. К марту 1917 года подавляющее число членов конгресса (и демократов, и республиканцев) были сторонниками «сухого закона», а когда США вступили в войну, протесты против него пивоваров немецкого происхождения стали выглядеть как пособничество врагу. Появился и новый довод в пользу трезвости: зерно, из которого изготавливали пиво и виски, можно использовать для поддержания военных усилий, ведь войскам США и стран-союзников необходимо продовольствие.
Сенат США предложил 18 декабря 1917 года принять 18-ю поправку к Конституции, налагавшую запрет на спиртные напитки. Пока шёл процесс ратификации, на автомобильном заводе Форда в Мичигане уже подсчитали, что после введения запрета количество прогулов всего за один месяц – с апреля по май 1918-го – сократилось на 38,5 процента. Чем не аргумент! К тому же в марте 1918 года производство и импорт спиртного были запрещены в Канаде («сухой закон» продержится там 21 месяц). 18 ноября, через неделю после заключения Компьенского перемирия, конгресс США принял «сухой закон» военного времени, запрещавший продажу спиртных напитков крепостью свыше 1,28 градуса. Закон вступил в силу 30 июня 1919 года. К тому моменту 18-я поправка была уже полгода как ратифицирована (за неё проголосовали 36 штатов из 48). 28 октября конгресс в обход вето, наложенного президентом Вудро Вильсоном, принял закон, предложенный конгрессменом из Миннесоты Эндрю Волстедом, где давалось определение горячительных напитков и устанавливалось наказание за их незаконное производство, продажу, перевозку и экспорт. Под запрет подпадали все напитки крепостью более 0,5 градуса, включая вино и пиво, что удивило даже прогибиционистов. Разрешалось производить спиртосодержащие жидкости только для использования в научных целях, в качестве топлива, в парфюмерной и фармацевтической промышленности, а также для религиозных ритуалов. Следить за исполнением закона должны были три федеральных агентства: Береговая охрана, Прогибиционное бюро, подчинявшееся налоговой службе Министерства финансов, и Прогибиционное бюро при Министерстве юстиции.
10
Программа Прогибиционистской партии (от англ. prohibition – запрет) гласила: «Так как торговля опьяняющими напитками составляет позор для христианской цивилизации, наносит ущерб важнейшим интересам общества, является политическим злом неизмеримого значения и так как все концессионные системы не в силах ослабить зло, то является безусловной необходимостью ее подавление путем законодательства каждого отдельного штата, а также законодательства всего Союза».