Алхимики

Несмотря на серость и сырость, лес продолжал жить своей жизнью. То там, то тут слышался шорох в кустах – мелкое зверье пряталось под корягами. Изредка с ветки срывалась вверх птица, обдавая путников веером капель. Один раз прямо через тропу перемахнул олень и тут же скрылся в зарослях кустарника. Лис проследил за ним задумчивым взглядом, но ничего не сказал.

Даниэлла начинала уставать. Водоотталкивающий купол спасал только голову. Шерстяной плащ и башмаки успели отсыреть, и холод с каждым мгновением чувствовался всё сильнее. Всё, чего сейчас хотелось – забраться в кресло у камина с шерстяным пледом и чашкой горячего глинтвейна. И даже близость Керна и Лиса не смогла бы испортить радость от тепла.

Последнюю часть пути только эти мысли помогали бодро шагать вперёд по раскисшей дороге.

Деревня выросла перед путниками внезапно. Как гриб после дождя.

Тропа уткнулась в частокол с покосившейся калиткой.

Керн, не раздумывая, распахнул её и ввалился внутрь. И тут же отскочил назад под рычание и лай по меньшей мере десятка собак.

– А ведь предупреждали – стучи, милый путник, иначе голодные волкодавы скушают, – усмехнулся Лис, кивнув на табличку над калиткой.

Керн прорычал проклятья на нескольких языках, но всё же взялся за молоточек и пару раз ударил в гонг.

Собаки снова зашлись в далеко не дружелюбном лае. За забором послышалось суетливое движение и голоса.

Калитка снова распахнулась и перед троицей предстала внушительного вида матрона, завёрнутая в старый потрёпанный плащ.

– Ох, ты ж, уфф, да что же это, – от быстрой ходьбы женщина тяжело дышала. – Кто такие будете? Ох-х…

Толстая рука оперлась о столб, поддерживающий калитку. Даниэлла прикинула, выдержит ли он такой вес. Столб заскрипел, и женщина поспешно выпрямилась, всё так же тяжело дыша.

Из-под серого шерстяного платка выглядывала русая чёлка, практически скрывшая глаза. На пухлых щеках двумя алыми пятнами расползся румянец. На левом плече лежала толстая темно-русая коса, спускавшаяся ниже пояса.

Весь облик женщины говорил о том, что перед ними мать внушительного семейства.

– Именем Его магичества Августа третьего-два-первого, – Керн выставил вперёд академический медальон и раздулся, как индюк. – Наша повозка сломалась в пути. Нам нужен кров, сухая одежда и кто-нибудь, кто может вернуться на дорогу и помочь с ремонтом!

От приказного тона магистра Даниэлла скривилась, а Лис пробормотал что-то, мало похожее на почтительное обращение.

– Так это ж я вам не помогу! – пролепетала матрона, откидывая чёлку с глаз. – Это вам к старшому нужно, а он в разъезде сейчас. Как воротится, так сразу и повстречается с вами!

– И что вы нам предлагаете? – процедил Керн. – Стоять и мокнуть под дождём?

Даниэлла с трудом сдержала усмешку. Керн, окружённый полностью магическим коконом, отталкивающим воду, меньше всего походил на обездоленного промокшего путника. Видимо, у матроны были такие же соображения на этот счёт. Несколько мгновений она молчала, подбирая слова, а затем продолжила:

– Я могу предложить вам кров до приезда старшого. Но располагаться будете сами. У нас три кобылы жеребятся, все, кто не в поле, заняты там.

– Мы разберёмся, не переживайте, – опередил Керна Лис. – Вы только нас проводите мимо этих милейших существ, – он кивнул в сторону волкодавов.

Матрона присвистнула, и собаки нехотя отступили и замолчали.

– Следуйте за мной!

Керн недовольно поджал губы и шагнул вслед за матроной. За ним Даниэлла и Лис, всё так же насвистывающий какую-то дурацкую песню.

Глава 9

– Ну что, хозяйка, стол накрывать будешь? – осведомился Рейнард, скидывая мокрый плащ прямо на пол и широко потягиваясь.

Матрона раскрыла было рот, чтоб напомнить об уговоре располагаться самим, но увидев звякнувшую по столешнице золотую монету, моментально передумала. Расплывшись в благожелательной улыбке, женщина спрятала золото где-то в складках платья и поспешила к печи.

Пока Даниэлла пыталась вытереть ноги о коврик, Рейнард попросту сбросил грязные сапоги у двери и уже взгромоздился на трёхногий табурет. Керн вовсе разуваться не стал и прошёл к столу, оставляя за собой грязные следы.

Хозяйка будто не заметила этого, молча взгромоздив перед гостями чан какого-то непонятного варева, то ли жидкая каша, то ли густой суп, да раздав всем деревянные миски.

– Чаю налей, да сухарей подай, – продолжил распоряжаться Рейнард, накладывая себе полную миску с горкой.

Посмотрев на своих спутников, которые сидели сложив руки и ждали, пока их обслужат, он вздохнул и плюхнул по черпаку и в их тарелки. Ухватив один из поданных на стол сухарей, макнул его в варево и набил рот, громко чавкая. Увидев неодобрение на лице Даниэллы, подмигнул, но лопать не прекратил.

Хозяйка тем временем наполнила водой из бочки котелок поменьше и поставила в печь. Взяв тряпку, она принялась вытирать грязные следы на полу, искоса поглядывая на гостей.

– Так вы тогось, аристохраты, что ля? – всё же не сдержала она любопытства.

– Не, – протянул Рейн, облизывая ложку и подумывая, не взять ли вторую порцию. – Только вот этот хмырь, – указал он ложкой на Керна. – А мы так, сопровождаем-с.

Помянутый хмырь явно хотел что-то сказать, но никак не мог прожевать попавшийся в вареве твёрдый кусок неизвестного происхождения, а говорить с набитым ртом счёл ниже своего достоинства. Рейнард ухмыльнулся и полез черпаком в чан за добавкой, стараясь избегать жилистых кусков мяса, вероятно сдохшей своей смертью старой клячи.

Жуя очередной сухарь, Рейн оглядывался по сторонам. Вроде изба, как изба. Однако ж окна застеклённые, шторки на них висят. Половички у двери узорные, скорее для красоты, чем для вытирания ног. Да и недовольный взгляд хозяйки, брошенный на Даниэллу, это подтверждает. Столешница светлая, свежеструганная, хотя ножки у стола тёмные, закопчённые. Чего это они столешницу менять удумали? А в целом – зажиточное хозяйство-то.

Он ухватил деревянную кружку с чаем и принялся медленно прихлёбывать, громко сёрпая. Как из-за того, что кипяток, так и ради недовольства на лицах спутников. Они-то со своей манерностью едва в мисках поковырялись. Вот и пускай сидят голодные, а Лис давно привык жрать, когда есть возможность. Причём быстро, пока золото обратно в медь не превратилось, и жулика не погнали прочь. Впрочем, уплаченный хозяйке золотой, вытащенный из багажа Керна, ни во что превращаться не должен был.

– Вы пейте чаёк-то, пейте, пока не остыл, – засуетилась хозяйка, глядя на гостей, вяло помешивающих в кружках сухарями.

Рейн снова ухмыльнулся. Вот что золото с людьми делает, разом гостеприимство и заботу пробуждает. А то заняты, кобылы жеребятся, прочие трали-вали…

Керн провёл над кружкой ладонью, изобразил на лице выражение ещё большей надменности и превосходства чем обычно, и сделал большой глоток. Тут же его глаза полезли на лоб, а рот раскрылся в попытке остудить обожжённую глотку.

Вот вам и магистр, чай охладить не сумел. Поди, использовал заклинание для хрустальной посуды.

– А что, хозяйка, чего похолоднее нету? – осведомился Лис. – И такого, знаешь, пенистого. А то, может, в кабак метнёшься быстренько?

– Нету, мил человек, – покачала головой женщина. – И кабака у нас в деревне нету. Хмельного не употребляем, как заповедовано.

Рейнард удивлённо вскинул бровь. Это кем такая дичь заповедована? Его Императорское Величество, наместник богов на земле, чтоб ему икалось вечно, такого точно не говорил. Среди всего обширного пантеона Империи богов-трезвенников тоже как-то не вспоминалось.

Он открыл рот, собираясь спросить, но вместо этого только широко зевнул. Похоже, пьянство за полночь в компании Лофта сказывалось. Керн и Даниэлла тоже зазевали. Стадный инстинкт, что ли? Или тоже ночью не спали? А чем же занимались-то? Рейн отхлебнул ещё чая, надеясь взбодриться, но в сон потянуло только сильнее.