Страница 10 из 36
Мужчина хмыкнул. Задумчиво почесал лоб длинным, тонким пальцем.
- А как насчет зарплаты? - его голос сочился насмешкой.
- По поводу зарплаты не переживайте, плачу щедро. К тому же предлагаю крышу над головой и защиту от друзей Казимира Галибо. Они ведь вас так просто не оставят? - теперь пришла очередь моему голосу звучать насмешливо и даже задорно.
Патрик поник головой. Сгорбились плечи под белым смокингом, беспокойно забарабанили тонкие пальцы по мягкой коже сиденья.
- Вы правы миссис... Теперь я дичь, на которую открыли охоту... А, что в таком случае делает дичь? Она пытается обмануть охотников! - он коротко и нервно хихикнул, - Так, что я к вашим услугам. Едем в издательство. Правда это довольно далеко, почти за городом.
Зажужжал нежно и немного хрипловато мотор, ярко-желтый автомобиль шустрым птенцом вырулил из тесного тупика на освещенную фонарями, ночную улицу. Мы резво мчались мимо веселых ночных клубов, мимо сияющих огнями опиумных притонов, мимо лавочек с прикорнувшими на них, убаюканными выпивкой и слишком веселым вечером пьянчуг. Город жил своей ночной, неспокойной жизнью.
Я с любопытством смотрела по сторонам, было немного страшно. В зеркале заднего обзора постепенно исчезал свет фонарей.
Солнце приоткрыло один глаз и широко зевнуло. Над водной гладью враз заплясали, заискрились миллиарды розовых и желтых осколков. Океан в котором затерялась наша лодка, сейчас был похож на огромнейшую чудо-рыбину гордящуюся своей блестящей чешуей.
Филипп сосредоточенно греб веслами, солнце светило ему в спину, выражение лица было скрыто тенью, а над головой колыхался золотой контражур нимба. Я невольно усмехнулась. Сияющий нимб Филиппу действительно был очень к лицу, учитывая то, что сегодня ночью он был нашим спасителем. Я отвела глаза от широких, напряженных плеч мужчины и посмотрела вдаль. До скалы на которой вспыхивал стеклом окон темный, каменный дом моего деда, оставалось еще довольно много сверкающей, чешуйчатой глади воды.
- Мой автомобильчик! Моя желтая канареечка! - вполголоса причитал Патрик, подозрительно шмыгая носом.
Совсем недавно, Патрик немного попробовал грести веслами под насмешливым взглядом Филиппа, но был забракован. Лодка отказывалась его слушаться, скользила по кругу и смешно задирала корму.
Я молчала. После маленькой войны которая была этой ночью, сил совсем не осталось. Мне тоже было жалко автомобиль Патрика. Быструю и юркую машинку пришлось бросить уходя от погони. Я прикрыла глаза вспоминая прошедшую ночь.
Мы побывали в двух газетных издательствах и спасли от позора моего деда, а заодно и блудливую Лорес. Не знаю конечно, нужно ли ей это было... Если бы дело касалось только Лорес, то я бы и пальцем ради нее не пошевелила, но деда было жалко. Неужели родственные чувства проснулись к старому кукловоду? Шут его знает! Но допустить, что мой дед получит мощный удар по своему самолюбию и не только, я не могла.
В первом издательстве все было очень просто. Охране явно не понравилось, что золотые нити были готовы крушить все вокруг. Прибежавший на шум начальник типографии покладисто согласился с тем, что утренний выпуск газеты надо подкорректировать. Зато во второй типографии нас уже ждали. Большой отряд состоящий из злых оборотней и магов.
Я досадливо затрясла головой, стараясь прогнать воспоминания. Рев оборотней, напор боевых магов, хруст костей, смерть работников типографии, которые были виноваты лишь в том, что оказались в не том месте и не в тот час. Зловещий отблеск золотых нитей и кровь... Прикрыла глаза рукой от слепящего солнца, которое яростно золотило своими лучами облезлые бока старой лодки, а так же нимб над головой Филиппа и мокрые весла в золотистой чешуе воды. Я из последних сил сдерживалась что-бы меня не стошнило за борт от нарастающего отвращения.
Золото! Этот цвет я теперь ненавижу! Он навеки теперь будет ассоциироваться в моем сознании с кровью и болью.
Мне стало очень холодно, словно среди летнего жаркого утра, вдруг ударили злые, колючие заморозки. В ушах опять зазвучали сотни боевых барабанов и их частый, сухой стук слился со стуком бешено колотящегося сердца. В беспощадный, барабанный рокот вплелся хруст ломающихся ребер, стянутых прочным золотом гибкой нити, хриплые вскрики. Перед глазами замелькали чужие лица, старые и молодые, красивые и безобразные от воинственной злобы, искаженные предсмертной судоргой. Скрюченные пальцы готовые вцепиться в мое горло и ненависть, ненависть, ненависть... Ее было так много, что она заставляла меня убивать в ответ...
Тошнота мерзкой волной поднялась к горлу и я не смогла сдержать рвотный позыв. Перегнувшись через борт, я содрогнулась от мучительного спазма. Вязкая, густая слюна смешалась с веселой, позолоченной рябью воды.
Испуганно притих Патрик, напрочь забыв о брошенном на произвол судьбы автомобиле. Смеялись в голубой, пронзительной вышине чайки, мерно хлопали о воду весла.
- Так бывает, когда убиваешь в первый раз, - задумчивый голос Филиппа разрушил плескавшуюся тишину. - Тут стесняться не надо. В бою не приходится выбирать. Если не ты, то тебя...
Я дрожащими, мокрыми руками вытерла набежавшие слезы, с вызовом посмотрела на невозмутимого Филиппа.
- Это было не в первый раз! Я стремительно превращаюсь в убийцу! Безжалостную, азартную и бездушную убийцу! Ненавижу эти проклятые, золотые нити. Ненавижу себя, чувствую отвращение! - прокаркала я, осипшим и почти мужским голосом.
Филипп мерно греб веслами, золотой нимб над его головой, созданный солнечными лучами дрожал, словно собрался рассыпаться на тысячи золотых осколков.
- Конечно, конечно, ненавидеть себя очень даже удобно. Следуя вашей логике, то гораздо лучше лежать хладным, бездыханным трупом, там среди печатных станков и рассыпанного шрифта. А возможно вам Николь, понравилось бы остаться там пленницей? Сколько мужчин... И каждый непременно счел бы своим долгом унизить внучку старого мистера Шэнли. После такого круга тоже не всякая выживет. Или вы любите насилие над собой и жестокость, а миссис Николь? - в голосе Филиппа не было насмешки, он немного срывался от прилагаемых усилий и звучал в такт с хлюпающими по воде веслами.
От его слов, Патрика вдруг затрясло. Видимо заморозки среди жары, решили накрыть и его. Парень обхватил щуплые плечи руками, словно старался согреться. Но это мало ему помогло. Губы дрожали, зубы выбивали чечетку, а в черных глазах было столько боли и столько страха, что у меня сжалось сердце.
- Патрик?! - я тревожно окликнула его.
Он молчал и лишь раскачивался со стороны в сторону. Я протянула руку и погладила влажные, слипшиеся от пота кудри. Он дернулся как от удара.
- Нет! Нет! Нет! - пепельно-серыми губами прошептал Патрик.
Постепенно его глаза принимали осмысленное выражение, он даже нашел в себе силы, что бы беспечно улыбнуться.
- Простите! У меня очень живое воображение! - голос Патрика вновь потек медом.
Блестел чешуей-волнами огромный океан. Древний и равнодушный. Кричали голодные чайки, почти растворяясь в золотом мареве не менее равнодушного светила. Мерно плюхались о воду тяжелые весла. В старой рыбацкой лодке повисла тишина. Каждый из нас сейчас думал о своем, каждый молча сражался со своими личными призраками.
Камни блестели мокрыми, вылизанными океаном округлыми боками. Они выросли из глубины неожиданно, словно выскочили из засады. Нос лодки ткнулся в них, как в желанные, материнские ладони. В толстом слое прозрачной воды, будто в увеличительном стекле мелькнула большая тень. Я вздрогнула не смея оторвать взгляд от смутно знакомого лица.
Круглые, злобные глазки, вывернутые губы, улыбка которых обнажала мелкие словно иглы, острые зубки. Существо которое я вначале приняла за акулу, стремительно поднималось с глубин. Оно резко и сильно ударило лодку и она нервно затанцевала, покачнулась, а затем и вовсе завалилась набок под тяжестью крепкой руки, которая тянула лодку на себя.
Я выросла возле моря, плавать умела хорошо, но все равно не смогла сдержать пронзительного визга, который вырвался против моей воли.