Любовь против (не)любви

— А я не помню, милорд, — сказала, так же сощурившись. — Вам же дела нет до того, кто из вашей родни как развлекается.

— Моя родня — это моё дело, тебя не касается, — отрезал Грегори. — Говори, о чём спрошено!

— Пока не бьют — и не касается. А вы зря думаете, что вам дела нет. Вам не вечно быть сильным и здоровым! Будете старым и больным, и кто защитит вас от вашего же сына? Для него нет ничего святого, кроме права сильного, и сейчас вы сильнее, а когда не сможете с постели подняться — тут он вас и подстережёт! Как дикий зверь, который перегрызает горло вожаку, если вожак уже не может никого убить! А у вас ещё и племянник такой, подумаешь, сейчас прогнали, а потом передумаете — и заползёт обратно!

Уж это Катерина знала хорошо. Пока была завучем — кланялись, и здоровались, и говорили вежливо. А как только оказалась в последний свой год в школе просто учителем — так и выяснилось, что очень уж многим она за годы перешла дорожку. Но тут-то родная кровь!

— Мой сын — не то дурак совсем, не то одержим, — мрачно сказал Грегори. — И не тебе его порочить — он из-за тебя всем рискнул.

— Так у вас три сына. И если два — люди, то третий, как и племянник — зверёныши.

— Закрой свой грязный рот! — завопил каким-то чудом молчавший до того Джеймс.

— А ты вообще иди вон, — рявкнул на него Роберт.

— Молчать! — Грегори пнул стоящую у стены лавку, лавка с грохотом упала.

— Что-то вы слишком раскричались сегодня, дети мои, — с этими словами на сцену вступило новое лицо.

Священника отца Мэтью Катерина уже, конечно, видела — и на воскресных службах в замковой часовне, и время от времени — в обеденной зале. Вроде бы, он постоянно проживал в замке, но фактически всё время находился в разъездах — крестил, венчал, отпевал, утешал, что-то ещё делал. Выглядел он всегда по-деловому, просто так по замку не болтался и с досужими разговорами ни к кому не приставал. Катерина и дома-то не очень знала, как разговаривать с такими людьми, потому что выросла закоренелой атеисткой и даже во взрослом возрасте уверовать не смогла, а здесь и вовсе — только память тела и выручала. Тело, завидев чёрную рясу, опускало голову и кланялось, получало благословение и шло дальше. Острый момент возник однажды, когда отец Мэтью решил не ограничиваться благословением, а побеседовать, но Катерина опасалась — что незнание правил поведения и вообще того, как общалась с ним Кэт, немедленно её выдаст, и свернулась в мысленный клубок, повторяя про себя — ничего не помню, ничего не знаю. Что ей тогда помогло — она не поняла, не то внушила что-то, не то и впрямь очень вовремя кто-то возник и позвал священника вниз, но — он улыбнулся и не стал настаивать.

А теперь пришёл и вмешался.

— Что натворил Рональд? — поинтересовался отец Мэтью у лорда Грегори — как ни в чём не бывало.

— Что надо, то и натворил, — буркнул лорд. — Мерзкий интриган, как и его мать. Гадкий щенок.

— Ты, можно подумать, этого раньше не знал, — усмехнулся священник. — А ты, Джеймс? Снова кого-то побил?

— Кого надо, того и побил, — ощетинился Джейми.

— Не смей лгать, — отец Мэтью, сухой и невысокий человечек средних лет, казалось, стал выше Джейми на голову.

Катерина подумала — и присоединилась к вопросу отца Мэтью. Невербально и с большой силой. Джеймс набычился, вздохнул… и заговорил.

— Да снова стали выяснять про неё вот, а что, она из поганой семьи, и сама такая, и я бил её, раз Роб не бьёт, потому что нечего ей по земле ходить! Надо было по кругу пустить да с башни сбросить потом, а Роб, видите ли, в дом её привёл, да не просто так, а ещё и обвенчался! Так что, много ли тебе, братец, с того прибытку? Еще того и гляди, наследничка тебе родит — такого же дрянного предателя, как весь их род! Даже за своего перебежчика не заступилась, только чтобы свою шкуру сберечь! Правильно Рон про неё говорит! А ты, Роб, уверен, что у них ничего не было? Я вот — нет, и я лучше Рону поверю, чем этой вот!

Ничего ж себе, сколько слов, и всё про неё! Катерина давненько уже такой откровенной грязи в свой адрес не слышала. Ладно, часть про неё, остальное — про беднягу Кэт, которая, как сейчас было совершенно понятно, дурного слова в этом доме никому не сказала и глаз лишний раз ни на кого не подняла. И вот, оказывается, откуда взялась по крайней мере часть синяков на упавшем со скалы теле. От кого.

— А ты, Джеймс, не иначе как свечку держал? — ласково спросил отец Мэтью. — Или наоборот, злишься, что тебе ничего не досталось? Так будешь таким злым — и никогда не достанется, на тебя ни одна девушка по доброй воле не поглядит, и так ты и не узнаешь — каково это, быть любимым.

— Да больно мне это надо!

— Всем надо. А не понимаешь пока — значит, мал ещё, значит, учить тебя надо. Зайдёшь ко мне позже, я скажу, что тебе следует сделать. Сейчас же ступай.

Джейми разинул рот, потом закрыл его… Грегори молча показал ему на дверь. Тот злобно зыркнул на Катерину и вышел.

— А теперь мы остались, я полагаю, тесным кругом разумных взрослых людей, — отец Мэтью обвёл взглядом лорда Грегори, Джона, до того молчавшего, и Роба с Катериной. — И вы расскажете мне, из-за чего сыр-бор.

— Из-за того, что я этого выродка тоже знать больше не хочу, — кивнул лорд Грегори на Роба. — Не был бы сыном — повесил бы на воротах уже сейчас. И бабу его дурную рядом. Это же он украл кольцо и отдал его ведьме Мэг! За то, что вылечила его жену распрекрасную.

— Что выросло, то выросло, — покачал головой священник. — Ты радоваться должен, что у Роберта в сердце ещё есть что-то человеческое, не как у Джеймса, или Рональда, или у тебя самого. Нам свыше заповедано любить супругов наших, а если муж не будет защищать жену свою — то какой он после того муж и вообще мужчина? Роберт поступил правильно. Отца положено чтить, но родители — это наше прошлое. А жена принесёт ему детей, это — его будущее. И будущее всего вашего рода, о нём заботился Роберт, когда спасал свою жену. И если ради будущего Телфордов было нужно, чтобы кольцо вернулось к язычнице Мэгвин — значит, так было суждено свыше.

— Что же теперь, женился — так отца можно и не слушать? — усмехнулся Грегори.

— Слушать нужно, а жить — уже своей головой. И своим домом, как Джон. Жил бы ты, Роберт, сам, не было бы всей этой грязи вокруг тебя и твоей жены.

— Так и пусть проваливает с глаз моих, — проговорил Грегори.

Неужели свершилось? Сердце Катерины забилось сильно-сильно.

— В Прайорсли? — негромко спросила она.

— Ещё чего, — ответил Грегори, как отхлестал. — Обойдёшься без Прайорсли. Оба обойдётесь. Хотите свободы? Извольте. Убирайтесь в Торнхилл! Ты, Роберт, больше не лорд Прайорсли, ты теперь — лорд Торнхилла. Я сказал.

Повернулся и вышел, хлопнув дверью.

Роберт изумлённо смотрел на Катерину, едва ли не открыв рот.

— Ты справишься, сын мой, — улыбнулся ему отец Мэтью.

Часть вторая. Порядок против хаоса. 17. В путь

Вот так и вышло, что в конце зимы Катерина с мужем и тремя десятками его людей двинулась из Телфорд-Касла в Торнхилл.

Сначала она опасалась, что лорд Грегори выставит их двоих на мороз в тот же день — в том, в чём есть, и с собой разрешит взять то, что они смогут унести в руках. Но, к счастью, лорд понимал, что с пустыми руками в том Торнхилле делать нечего — наверное. Или поостыл. Катерина его не спрашивала, и Роберт — тоже.

Военный совет собрали в тот же день в покоях Катерины — потому что Роберт мог только махать руками и издавать нечленораздельные звуки. Тогда она обхватила его за плечи и сказала — пошли, господин мой и супруг, будем думать. И ты, Джон, и вы, святой отец. И если вы знаете ещё кого-нибудь разумного — то прихватите по дороге, а если вам встретится обед — так и вовсе замечательно.

В итоге Грейс, Милли и камердинер Майк накрыли обед в гостиной Катерины, и ещё туда осторожно, боком проник Фил Чёрный Палец — капитан Робова отряда. Катерина сначала подумала, что там с пальцем — гангрена или ещё какая зараза, но оказалось, что он просто всё время носил на среднем пальце левой руки что-то вроде кастета из воронёного металла, за то и получил прозвание. Войдя, он поклонился Катерине и тихо сел в углу, хищно поглядывая на Милли и Грейс.