Драконья кровь

– Вы друг друга интересуете, – хмыкнула я. – Скоро ревновать начну.

– Кого и к кому?

Следующий камень сдвинулся с места. А мне подумалось, что это и вправду по-детски, идти, спрятав руку за спину, чтобы тот, кто рядом, не вздумал прикоснуться к ней.

А он и не думает. У него свои заботы. И кровь из носу не идет, но Томас все равно им шмыгает.

– Спрашивал?

– А сам как думаешь?

– С тобой всегда было непросто.

– С чего бы? – вполне искренне возмутилась я. Может, я и не была примерной девочкой, которая умеет красиво приседать, взявшись за подол платьица, но чтобы сложно…

– Ты на меня внимания не обращала, – пожаловался Томас и, глянув искоса, тоже пнул камень. – Я пытался привлечь…

– Это когда книжкой по голове шандарахнул? Или когда клей на стул пролил?

– Я клей не лил!

– А кто тогда?

– Понятия не имею. – Он сорвал сухую травинку и протянул мне. – А за книжку извини. Дураком был…

Хотелось ответить, что и остался, но неожиданно для себя я эту травинку приняла. И даже присела, отведя полы куртки. Прекрасная леди.

Не выдержала и фыркнула. И Томас фыркнул. Расхохотались мы одновременно.

– А помнишь, как ты мне гремучку змеиную к куртке прицепила? Я тогда извертелся весь, все пытался понять, где гадюка.

– Помню. Я эту гремучку знаешь сколько искала?

Он все-таки взял меня за руку. Просто так. И я не стала прятаться. Тоже просто так. Ведь каждому понятно, что ничего-то у нас общего нет. Разве что немного прошлого, которое теперь не кажется таким уж горьким. Пара воспоминаний на двоих.

И к ним – нынешний вечер.

Фонари горят через один. И в окнах домов отражается этот свет. Будто луны на веревке.

– Как оно, в большом городе? – спросила я, чтобы разрушить затянувшуюся паузу. И то странное неловкое ощущение, которому вроде бы и взяться неоткуда, а оно взялось.

– По-разному… Шумно. Суетно. И постоянно спешишь. Даже когда спешить некуда, все равно спешишь, скорее по привычке. – Он шел медленно. И я подстроилась под этот шаг.

Гуляем. Я тысячу лет не гуляла, чтобы просто так.

– И драконов там нет.

– Только в музее, – согласился Томас. – Скелеты. Но это не то… я бы хотел пригласить тебя в кино.

– Так пригласи.

– А здесь оно есть?

– До Тампески, если по старому шоссе, пару часов всего. Правда, там ямы, а если бурей накроет, то будет невесело. Но бури пока отыграли. Драконы летают.

Томас кивнул.

Главная улица осталась позади. Видели ли нас? Наверняка. В этом городе всегда кто-то кого-то да видел. И завтра сплетни пойдут. Наведаться, что ли, к матушке? Поинтересоваться, что обо мне говорят? С другой стороны, с чего вдруг меня стало интересовать, что обо мне говорят? И почему вдруг мы с Томасом оказались настолько близко друг к другу, что касаемся уже не ладонями, но плечами?

– Тогда поехали?

– Поехали. – Я испытала острое желание отступить. Найти уважительную причину, чтобы не ехать, но в голову ничего не приходило. Да и в кино я не была… никогда, почитай, и не была.

– Завтра вечером?

– Завтра, – соглашаюсь, – вечером. Только платьев у меня нет.

– Ничего. – Томас улыбается. – Ты и в штанах отлично смотришься.

Врет.

Хотелось бы думать, что врет, но сердце предательски ёкнуло. Вот ведь… только очередной любовной истории мне не хватало. От прошлой еще ребра не отошли, а я снова.

– Что-то не так? – Томас сразу уловил перемену в моем настроении. И остановился. – Я тебя обидел?

– Не ты.

Врать смысла не вижу. Ложь никогда не бывает спасением. А ребра заныли, напоминая, что мужчинам верить не стоит, что они горазды говорить, но потом, когда устают от разговоров, начинается другая игра.

Угадай, в чем ты сегодня провинилась.

– Уна. – Томас коснулся моего лица, и я отпрянула. – Это я. Помнишь?

– Да.

– А он уже умер. Совсем.

– Да.

Я это понимаю, только… я наивно полагала, что избавилась от страха. А он вот здесь, никуда не делся. Сидит, нашептывает, что надо быть осторожней.

Надо любить себя. Беречь. И сторониться мужчин.

– Ему отрезали голову. – Томас просто сгреб меня в охапку и прижал к себе.

Я слышала, как бухает его сердце, и хотела вырваться. Честно, хотела.

А вместо этого уткнулась носом в черную кожу, от которой пахло сигаретным дымом, и еще туалетной водой, и песком тоже, и средством для чистки кожи. Уткнулась и всхлипнула.

– Он больше не вернется, никогда.

Это я понимала, но легче не становилось. Глаза щипало. И кажется, я вот-вот разревусь, точно разревусь. И потом будет стыдно.

Сейчас уже стыдно.

– В Тампеске есть еще театр, но, честно говоря, я смысла так и не понял. Дважды ходил на оперу. – Томас говорит тихо и гладит по волосам. Рука у него большая.

Теплая.

– Мне сказали, что культурный человек должен оперу любить. Я честно пытался. Но кажется, я недостаточно культурный. Там пели… только и делали, что пели, а я пытался слова разобрать.

– Не вышло?

Боль отступает. И страх с ней. Только теперь я точно знаю, что никуда-то он не денется, что будет со мной до конца жизни. А стало быть, нужно научиться справляться с ним.

И я научусь.

– Не-а. На балет так и не рискнул. Там вообще слов нет, одни образы. Помнишь, как мисс Уильямс все время требовала от нас отыскать образы… Я не находил. В кино все иначе. Понятней. И попкорн взять можно. В театре же только буфет, а к нему еще попробуй пробейся. – Он замолчал.

И я отступила:

– Спасибо.

– Не за что. – Томас смотрел очень внимательно, и я поспешно отвернулась. Мне бы сейчас отправить его куда-нибудь, но вместо этого стоим, пялимся в темноту. Он не выдерживает первым.

– И все-таки… я не люблю Эшби, но готов признать, что у него тебе будет спокойней. Безопасней.

– То есть вы не думаете, что это он?

– Даже если это он, тебя он не тронет.

Чудесный ответ. И стоит ли расценивать его как признание, что именно Ника и подозревают? Впрочем, какое признание еще нужно? В городе и так уверены, что дело лишь в уликах. И, черт побери, они правы. Будь кто другой на месте Ника, его бы уже задержали.

Но Ник – Эшби.

А у Эшби много денег. И адвокатов, которые не позволят задерживать клиента без веских на то оснований.

– Нет. – Я покачала головой. – Хватит. Я там не могу… ваших много. И Зои… а… тот маг… вы его…

– Пока ничего. Наши пытались искать по крови, но сказали, что здесь фон нестабильный. Драконы. Айоха… ты когда-нибудь ездила к ним?

– Нет.

– Совсем?

– Частично, – огрызнулась я и руки спрятала в карманы. Во-первых, подмораживало, а во-вторых, эти коварные руки так и норовили дотянуться до Томаса. Осталось только под руку его взять – и пойдем сладкой парочкой.

Тили-тили-тесто…

Когда-то нам с Ником кричали вслед. Он игнорировал. Я оттаскала Зои за волосы. Кажется, именно с того дня и началась наша с ней вражда. Почему? Не потому ли, что она сама хотела стать его другом?

С ней ведь все дружить хотели. А Ник выбрал меня.

– Извини.

– Это ты извини. – Я сжала кулаки. – Я… иногда злая. Точнее, почти всегда злая. Мама говорит, что мне нужно больше работать над своим характером. Женщина должна быть мягкой и милой. Но нет, я никогда туда не ездила. Дерри вот наведывался порой. Наши вообще частенько там бывают. Про всех не скажу, Оллгрим точно. И еще Гевин. Он приторговывает всякой мелочовкой. Возит в сувенирную лавку браслетики там, обереги и прочую ерунду. Обычное дело. Деккер. Он снимки делает для журналов. Хронику и еще что-то, точно не знаю. А я… чего мне там искать?

Ловцов, которые я научилась плести у Дерри? Он сказал, что плохие сны попадают в эти сети, а со снами у меня всегда были сложные отношения.

Травяные сборы? Или драконью чешую? Этого добра у меня и без айоха хватало.

Вдали показалась моя хижина. То ли дело в долгом моем отсутствии, то ли в неровном свете луны, но казалась она скособоченной, уродливой, как может быть уродливо только творение рук человеческих.