Самозванка

Лучший способ победить противника крупнее тебя – сломать ему палец.

Зажав запястье, я падаю на колени.

– Твоя очередь. – Ная бросает мне посох.

Тот со стуком ударяется о пол. Боль разливается по руке и отдается в голове. Перед глазами пляшут красные искры.

– Вставай, – говорит она. – Даже если тебя ранили, бой не прекратится.

– Но мне кажется…

– Вставай и борись, – со всей серьезностью повторяет она.

Последнее время все мои тренеры посходили с ума. Им прямо не терпится пустить мне кровь или что-то сломать. Вот только Ная впервые заставляет меня продолжать бой после такой сильной травмы.

Я с трудом поднимаюсь на ноги, сжимая посох в левой руке.

– Начинай раскручивать оружие, Фрей.

Я беру шест сломанной рукой, и на мгновение боль застилает все мысли. А потом вспоминаю: вся сила бо исходит от руки, расположенной сзади, передняя лишь направляет его.

Я начинаю медленно вращать посох.

– Быстрее.

Это практически невозможно, но я прикладываю все усилия. Если я потеряю сознание от боли, то хотя бы моим мучениям придет конец.

В эту секунду Ная бросается к столу, а потом отскакивает назад с шарфом в руках. На одном его конце она быстро завязывает узел.

Ну конечно, правильный вариант, как всегда, – самый мягкий и пушистый предмет на столе.

Она щелкает по медленно вращающемуся бо шарфом, который опутывает его и вырывает из моей хватки. Сломаную руку пронзает настолько резкая боль, что меня чуть не выворачивает.

– Лучший способ подавить силу – это спутать ее, – говорит Ная.

Видимо, такова мораль сегодняшнего урока – попытка сделать меня мудрее. Но вряд ли можно чему-то научиться, когда тебе больно настолько, что трудно дышать.

Проходит пять минут. В то время как автодок сращивает мои пястные кости, меня вызывает отец.

Ная не кажется удивленной и просто качает головой:

– Ты еще не готова.

– К чему? – Я изумленно смотрю на нее.

– Я не имею права тебе рассказывать.

– Мы куда-то отправляемся?

Она медлит, а потом кивает.

– Значит, на это есть причина. – Я обвожу здоровой рукой устроенный в комнате погром. Осколки разбитого хэндскрина, разбросанные лепестки, обмотанный шарфом бамбуковый посох.

– У всего есть причина, Фрей. Думаешь, мы занимались этим ради забавы?

Забавы? Я чуть ли не смеюсь. Автодок издает жужжание, прямо как та красивая штуковина из стали в папином офисе, которая по команде наливает тебе кофе. Я смутно ощущаю, как мои кости срастаются и обретают прежнюю форму.

Вздрагиваю.

А потом меня осеняет…

Импровизированное оружие. Целый месяц напролет.

Куда бы с Рафи нас ни отправили, туда я, похоже, свой нож не беру.

Мы с Наей поднимаемся на отдельном лифте, пользоваться которым позволено лишь тем, кто знает обо мне. Кроме этого, для меня отведены особые коридоры, отмеченные красными полосами для сотрудников с наивысшим уровнем допуска.

В детстве Рафи иногда пряталась в нашей комнате и позволяла мне бродить по дому. Одевшись как она, я могла пойти куда угодно. Но эта свобода не доставляла мне истинной радости, потому что я все время была одна.

Тогда мы придумали игру поинтереснее. Мы притворились, будто живем в подземелье, кишащем чудовищами. Пробираясь в неохраняемые коридоры и стараясь, чтобы нас никто не заметил, мы следили за персоналом, занятым работой.

К счастью, первой нас обнаружила Ная, а не кто-то другой. Она ужасно разозлилась и объяснила, что произойдет с тем, кто, не зная о моем существовании, увидит нас вместе.

После этого случая игра больше не казалась забавной.

Но я все равно скучаю по тем временам.

На моей руке холодный компресисонный рукав для снятия отека. Кости срослись, но сами ткани, где-то внутри, еще ноют. Как и всегда после каждой новой травмы, полученной на тренировке, мне кажется, будто там рвется что-то такое крохотное, что даже автодок не способен заметить.

Лифт останавливается на этаже, где расположен офис отца, и там нас уже ждут Рафи и ее помощница. Папа никогда не встречается со мной без присутствия моей сестры. Ведь привязываться к своей запасной дочери как-то неправильно.

Рафи окидывает взглядом мои спортивные штаны, раскрасневшееся лицо и компресс на руке.

– От тебя так и веет напряженной работой, – говорит она – в ее задачу, напротив, входит привносить во все происходящее беззаботность. А потом с сочувствием легонько пожимает плечами. – По крайней мере, он сумеет нас различить.

Ее слова вызывают у меня улыбку.

Однажды, когда нам было по десять лет, мы решили подшутить над отцом и нарядились наоборот: Рафи – в тренировочный костюм, я – в сарафан. Целый час она приводила меня в порядок, а я все это время ерзала.

Папа даже не заподозрил обмана – в отличие от Доны, которая потом месяц не разрешала нам летать на скайбордах[3]. Но наказание стоило этих мгновений власти над нашим отцом – осознания того, что не все находится под его контролем.

Теперь же он заставляет нас ждать.

Ная проверяет показатели на дисплее моего компрессионного рукава, в то время как помощница Рафи составляет список вечеринок, которые сегодня посетит моя сестра. Никаких особо людных мероприятий не планируется, поэтому я останусь здесь и буду наверстывать тренировочные часы, потерянные из-за сломанной руки.

Обычно я с радостью остаюсь дома. Но после месяца изнурительных тренировок мне просто необходимо потанцевать в клубе. Это одно из важных мест, где мне разрешается, покинув семейные апартаменты, занять место Рафи на танцполе.

По правде говоря, танцую я лучше своей сестры. Конечно, когда дело не касается балета или бальных танцев. А вот трепыхание в толпе потных незнакомцев как нельзя лучше походит на бой, которому ее не обучали.

Помощница заканчивает со списком, и Рафи смотрит на меня.

– Сестренка, ты знаешь, для чего мы здесь?

Я отрицательно качаю головой. Она выглядит разочарованной и подает мне рукой один из наших старых сигналов. Мы начали пользоваться ими, когда поняли, что за нами все время наблюдают.

Доверься мне и делай как я.

Можно подумать, обычно я поступаю иначе.

Двери в кабинет распахиваются, и на пороге возникает Дона Оливер.

– Отец сейчас вас примет.

Офис отца расположен на самом последнем этаже башни, которая построена им по устаревшему принципу – на стальном каркасе. Магнитные опоры не вызывают у него доверия – только металл и камень.

С высоты двухсот метров город выглядит ничтожным. Лес вдали превращается в зеленые размытые пятнышки. На его фоне тяжелые наползающие тучи кажутся огромными и несокрушимыми.

Сестра приседает в реверансе, я склоняю голову. Наш отец продолжает смотреть в эйрскрин[4], не обращая на нас никакого внимания.

– Девочки, вы заметили изменения в вашем распорядке дня? – подает голос Дона.

– Трудно не заметить, – ворчит Рафи. – Меня вы отправили на все вечеринки. А Фрей – только посмотрите на бедняжку, она же вся переломана!

– Уверена, это очень непросто, – говорит Дона. – Но необходимо.

Рафи оборачивается к отцу.

– Вопрос касается сделки Палафоксов, да?

Не отрывая глаз от экрана, он улыбается сам себе.

Я понятия не имею, о какой сделке идет речь. Бизнес и политика меня не касаются. Я лишь знаю, что Палафоксы – правящая семья Виктории. Небольшого слабого городка в четырехстах километрах к югу от Шрива, не представляющего военной угрозы.

– Очень хорошо, Рафия. – Дона озаряет мою сестру сдержанной улыбкой. – Соглашение практически выполнено. В следующем месяце мы объединим с Викторией наши спасательные операции.

3

Скайборд – летательная доска.

4

Эйрскрин – воздушный экран.